Бросив в сердцах папиросу, попросил вызвать начальника цеха.

Минут через пятнадцать, старательно обходя бугры, ямы, завалы кирпича и камня, начальник явился:

— Что вы хотите? — независимо, с гонорком спросил он.

— Хотел узнать, кто отвечает за порядок…

— Какой порядок? Ах, да, вы, наверное, насчет чистоты. Цех, конечно, но у нас, понимаете, не хватает… А вы собственно кто такой?

— Носов, главный инженер.

— Извините, не знал. — Мы, конечно, примем меры, хотя должен вам сказать, все это мартышкин труд — опять загадят. Вы человек новый и, наверное, не знаете специфики. Мартен — это не парк культуры и отдыха. Так что…

Слушая его, главный не мог не заметить — начальник и сам выглядел невзрачно: небритый, на пиджаке не хватает пуговицы. Вот уж, каков поп, таков и приход.

— Значит, примете меры? И сколько же вам понадобится на это времени?

У начальника на лице недоумение: как сказать, мы, дескать, не цех благоустройства, для нас главное — варить сталь. Однако, подумав, заключил:

— Месяц, а то и более.

— Даю три дня! — бросил главный.

Взволнованный, мрачный, вернулся он в заводоуправление, и первое, что оказал директору, было сухое, категорическое:

— Так работать нельзя! Захламлен не только мартеновский цех, но и другие. На заводе, видать, смирились с таким ненормальным явлением, мало того, утверждают, что они тут вовсе ни при чем. Этот Семуха так и сказал: мы, сталеплавильщики, выполняем важное государственное задание, и нам наводить чистоту некогда.

— И что же вы?.. — обернулся директор, норовя как бы прощупать новичка: а как он, что из себя представляет?

— Пришлось осадить. Кроме того, на беседу вызвал. После работы… Где же это видано: в своем доме гадить — и за собой не убирать!

Директор поднял глаза: все это, мол, так, но мы ежемесячно недовыполняем план, так что, прошу вас, более серьезно: чистота — это одно, а план — совсем другое. Конечно, с захламлением надо бороться, но где взять рабочую силу?

Главный понял его по-своему. Кончился рабочий день, а он не уходил, ждал начальника цеха Семуху. Скоро семь часов, а его все нет. «Неужели не явится? А что, дисциплина, видать, не совсем…» В эту минуту и зазвонил телефон. Главный инженер взял трубку. Докладывал Семуха:

— Мы тут, Григорий Иванович, организовали субботник. По вашему совету, значит, взялись за площадку. Извините, собрался к вам, да как, думаю, коллектив оставить? На кого? Лучше сам…

— Вот мы и поняли друг друга, — сказал главный. — Желаю успеха!

На площадке цеха оказалось столько всякого хлама, что справиться с ним в этот день было не под силу. Пришлось провести еще один субботник, на этот раз с участием служащих заводоуправления.

Наконец-то были выворочены торчавшие из земли ржавые балки, обрубки рельсов, вагонные колеса, не говоря уже о мелком металлическом ломе, которого набралось несколько автомашин. Немало пришлось попотеть и над тем, чтобы сравнять бугры, засыпать ямы и канавы, разбить дорожки и посадить деревья.

После этого Семухе казалось, что большое начальство появится в цехе не ранее, чем через год. Но не прошло и суток, как главный инженер снова пожаловал к сталеплавильщикам, и не в контору, а прямо на первую — самую отстающую печь. Его и заметили не сразу: пристроился в сторонке, стоит, посматривает.

Видели его на первой печи и на второй и на третий день. Все вокруг исходил, облазил — и опять никому ни слова, молча.

— Одним словом — наблюдатель! — небрежно буркнул Семуха. Да и откуда Семухе знать, что это был не только главный инженер, но и бывший сталевар, бывший начальник лучшего в стране мартеновского цеха.

Главному инженеру не нравилось отклонение от технологических норм, возмущала работа на глазок, которую он издавна не мог терпеть.

А еще через день Семуха сидел у него в кабинете и на многие вопросы, связанные с производством стали, не знал, как ответить. Попытался юлить, выгораживать себя, но, увидя, что главный с ходу отсекает его путаные доводы, заговорил о том, что ему не удалось закончить институт. Главный это знал и сегодня не без умысла указал ему на слабую специальную подготовку, на некомпетентность в некоторых проблемах огненной профессии. Семуха понимал — занимает не свое место, и все же не без гордости бросил в лицо главному инженеру:

— Столько лет работал, а теперь хотите уволить?!

— Нет, не хочу.

— Тогда в чем же дело?

— В учебе. Работайте и, пока не поздно, учитесь. Кончайте вечерний институт, который вы бросили. Да, да, я знаю, бросили! А для практики — попробуйте хотя бы на месяц одеть робу сталевара. Это очень важно.

Кончалось душное уральское лето, того и гляди подуют ветры, начнутся дожди, завоет, засвистит осень, а там — и зима близко. Это первое для Григория Ивановича лето на редкость было нелегким. Приходилось много работать, не хватало дня, прихватывал ночь. Порой недосыпал. Наводил порядок в одном, в другом цехе, а на очереди стоял третий. Прекрасное заводское оборудование пока не давало того, что могло дать. Надо было искать причины, безошибочно принимать меры. В повседневных трудах и заботах не заметил даже, как из главного инженера сделался директором. Все случилось как-то обыденно, просто. О повышении не думал — и так высоко взлетел, куда еще? А тут — на тебе! Вызвали в Москву и сразу решили…

Возвращаясь домой, лежал на полке и думал: «На заводе около сорока тысяч рабочих. Вон как раскинулись цехи — за день не обойдешь. Более ста труб дымят в небо. «Ну и закурил ты, Гришка Носов! — упрекнул он себя. — А не слишком ли много дыма?» Так возникла еще одна, невероятно трудная и сложная проблема — газоулавливания.

Директор взял себе за правило — чаще бывать в цехах: лучше раз увидеть, чем пять раз услышать.

Как-то проснулся он, глянул на часы — пора! Умылся. Завтракать не стал. Взял палку и, любуясь рассветом, побрел вверх по тропке на гору Магнитную. Под ногами тощий, пересохший ковыль, приторно пахнущий чабрец, а чаще — камень. Идти без привычки нелегко. Остановился, поднял увесистый кусок железняка. Долго рассматривал, держа на ладони: отменный экземпляр — хоть в музей клади! Медленно — шаг за шагом — подошел наконец к карьеру, где денно и нощно добывается руда. Вот она — неисчерпаемая кладовая! Впрочем, так ли? Всему, известно, приходит конец. Но это вовсе не повод для беспокойства. Добыча руды идет полным ходом. Снова и снова поднимаются столбы взрывов. Немного спустя подойдет состав и начнется погрузка. Запасов сырья предостаточно! В одном из справочников прямо сказано: руды в горе Магнитной столько, что ее хватит для завода на триста лет! О чем же думать — впереди три века. Не мог знать Григорий Иванович, что скоро придет война, что через какой-то десяток лет он первым забьет тревогу о необходимости ускорить поиски рудных залежей. И это будет не так просто. Залежи окажутся не близко, даже очень далеко… Но все это потом.

А сейчас, взойдя на вершину горы, директор остановился: хорошо, на десятки километров вокруг видно! Но вот он посмотрел на город, на завод — много пыли, дыма и очень мало зелени! Поднимаются новые капитальные дома, вытягиваются ленты улиц, озеленением по-прежнему не занимаются. Неважно обстоят дела даже в центре, а что же там — на окраине? Ни деревца, ни кустика, далеко, насколько хватает глаз, — голая степь. Как можно жить без леса? Вспомнилось родное село Колышкино, что рядом с городком Катав-Ивановском, дубы, сосны, лиственницы. Сколько грибов, ягод, а птиц!..

Чуть ниже на склоне показался человек. Кто бы это? — И когда тот подошел ближе, безошибочно узнал Василия Никитича. Да, поистине комендант горы! Не успел ступить в его владения, а он тут как тут!

Запыхавшись, Василий Никитич остановился:

— Доброе утро, Григорий Иванович! Километра два за вами иду — не могу догнать. Даже сомнение взяло: не альпинист ли какой? Нет, думаю, все равно настигну!