Впрочем, сама она так на это не смотрела.

— Какая ж ты миниатюрная! Я же эту девичью талию одной рукой могу обхватить, а у тебя еще и сиськи есть, и задница. Подруга, так нечестно.

Она выбрала подход вроде «вот вывернусь наизнанку и скажу тебе комплимент прежде, чем ты мне успеешь». Я делала вид, что этого не замечаю, и либо отвечала какими-то комплиментами, либо соглашалась: да, я хорошо выгляжу, и встречного комплимента не выставляла. Это последнее усиливало ее неприязнь ко мне. Она уже сообщила мне, что так как я меньше на несколько размеров, я ей не нравлюсь. Вот что хорошо в работе с мужиками — такого там и близко не бывает.

Я пыталась, но в этих играх у меня плохо получается.

— Я знаю мужчин, которые твое тело предпочли бы моему.

— Чушь собачья! — ответила она, готовая разозлиться.

— Я общаюсь с кучей древних вампиров — они не любят по-настоящему худых девушек. Им надо, чтобы женщина выглядела женщиной, а не мальчишкой-подростком, которому в последний момент решили налепить буфера.

— Ты так не выглядишь, — ответила она с чуть меньшей злостью, но все еще не дружелюбно.

— И ты тоже. Мы обе миловидные и округлые, какими Господь Бог и предназначил быть взрослым женщинам.

Она подумала, потом усмехнулась, осветившись всем лицом, и я поняла, что мы поладим.

— Что правда, то правда. Но эта задница — не задница белой женщины.

— Мне говорили, что я похожа на мать, только бледнее. Она была испанской крови.

—Тогда понятно. Я так и подумала, что ты слишком круглая, где надо, чтобы быть из белой породы. — Аккуратно разложив одежду на покрывале, она спросила: —А что значит, что тебе «говорили», что ты похожа на мать?

— Ее не стало, когда мне было восемь.

— Извини тогда. — Судя по голосу, она искренне мне сочувствовала.

Наступила неловкая пауза. Каждая из нас разбирала вещи на своей стороне комнаты. Моя койка оказалась ближе к ванной и дальше от двери. Мы этого не обсуждали — просто я вошла первой.

— Да ничего, — ответила я. — Это уже давно было.

— А отец?

— Его родители из Германии, он родился здесь.

— А как ему, что ты маршал и охотник на вампиров? — спросила она, вывалив одежду кучей на кровать и начав ее разбирать.

— Нормально. Вот моя мачеха Джудит от этого не в восторге.

Наверное, я улыбнулась, потому что Лайла засмеялась глубоким горловым смехом. Темным и чувственным, как «Гинесс» в бокале. Хорошим смехом.

— Понимаю, как же. Я для мамы стала наказанием, как только пошла. Отец у меня футбольный тренер, и я всегда хотела быть как папа и братья.

— А сестер нет?

— Одна есть, и она вот — Настоящая Девушка.

—Ага, у меня сводная сестра есть, и она тоже такая. А я на охоту ходила с отцом.

— Братьев нет?

— Есть один, по отцу, но он слишком для охоты нежный. Я у отца единственный мальчишка.

Пальцами я показала в воздухе кавычки над последними словами. Она снова засмеялась.

— А я вечно соревнуюсь с братьями и всегда в проигрыше. Они по шесть с лишним футов, как папа. А я в маму, коротышка.

— Я всегда была в классе самой маленькой.

— Я не самой, но все равно хотелось повыше.

— Так как твой отец к твоей работе относится?

— Он

— Мой тоже, — ответила я. — Но еще и волнуется.

— Ну, это и мой тоже. — Она слегка отвела глаза в сторону.—Нам на учебе о тебе говорили. Анита Блейк, первая женщина — истребитель вампиров. У тебя все еще самый большой список из всех маршалов.

— Я дольше этим занимаюсь.

— В прежние дни вас было только восемь.

— На самом деле больше. — ответила я.

— Они либо рано отходили от дел, как твой друг Мэнни Родригес, или... — Вдруг у нее возник пристальный интерес к укладке вещей в ящик. — Нормально, если я верхний ящик займу?

— Нормально, ты выше.

Она улыбнулась, несколько нервно.

— Карлтон, не переживай, — сказала я. — Я знаю, что моральный дух резко возрос, когда истребители вампиров стали выполнять ордера.

Она уложила вещи в ящик, задвинула его, снова посмотрела на меня как-то искоса.

— А почему так? Во всех учебниках пишут, но не объясняют почему.

Я присела, она отодвинулась, давая мне уложить вещи в нижний ящик. Я подумала, что ей ответить.

— До ордеров охотники на вампиров не очень выбирали способы убийства. Нам не надо было защищаться в суде, так что несколько легче спускали курок. Когда только ввели ордера, некоторые охотники стали сомневаться, удастся ли оправдаться в суде, не повесят ли на тебя криминальное убийство. Вспомни, тогда у нас значков не было. Некоторые попали за решетку, хотя убитый вампир оказывался подтвержденным серийным убийцей. Это вызывало у нас колебания при ликвидации, а колебание ведет к гибели.

— Теперь у нас значки.

— Да, официально мы копы, но не забывай, Карлтон, что на самом деле мы — ликвидаторы. У полисмена основная работа — чтобы никто не пострадал. Большинству из них за двадцать лет службы не приходится ни разу пистолета вытащить, что бы там по телевизору ни показывали. — Я уложила кофточки поверх лифчиков и трусов. — А наша основная работа — убивать. Копы этого не делают.

— Мы же убиваем не людей, а монстров.

Я улыбнулась, но сама знала, что невесело.

— Приятно так думать.

— На что ты намекаешь?

— Тебе сколько лет?

— Двадцать четыре, а что?

Я снова улыбнулась, все еще нерадостно.

— В твои годы я тоже думала, что они все монстры.

— А сколько тебе?

— Тридцать.

— Ты же только на шесть лет меня старше.

— У копов, как у собак, Карлтон. Умножай годы на семь.

— В смысле?

— Я тебя на шесть лет старше хронологически, но в собачьих годах считая — на сорок два.

Она уставилась на меня, недоуменно хмурясь:

— И что это вообще должно значить?

— Вот что: сколько за тобой казненных вампиров?

— Четыре, — ответила она несколько задиристым тоном.

— Ты их настигла на охоте и убила, или это была казнь в морге, когда они лежат на каталке в цепях и без сознания?

— В морге. А что?

— Поговорим, когда убьешь кого-нибудь из них не спящего, кто будет умолять не убивать его.

— Они умоляют? Я думала, они просто нападают.

— Не всегда. Иногда они боятся и молят, как и любой другой.

— Но они же вампиры, они же монстры!

— Согласно закону, которого мы придерживаемся, они не монстры, а граждане нашей страны.

Она всмотрелась мне в лицо. Не знаю, что она там увидела или хотела увидеть, но в конце концов она помрачнела.

— Так ты действительно веришь, что они люди?

Я кивнула.

— Веришь, но все равно их убиваешь.

Я кивнула еще раз.

— Но если ты правда так считаешь, то для меня это было бы как убить прохожего на улице. Как всадить осиновый кол в сердце обычного человека.

— Ага.

Она отвернулась, стала распаковываться дальше.

— Не знаю, могла бы я делать эту работу, если бы считала их людьми.

— Да, конфликт интересов просматривается.

Я стала думать, как разложить оружие, к которому мне нужен быстрый доступ — на всякий случай. Зная, что «Арлекин» может задумать мое похищение или ликвидацию, я очень хотела быть хорошо вооруженной.

— Можно мне задать один вопрос? Только не пойми меня неправильно... — спросила она, садясь на край кровати.

Я остановилась, выложив на свою кровать пистолет и два ножа.

— Наверное, нет, но ты все же задай.

Она снова нахмурилась, между бровями появилась складка. Ей бы надо отучаться от этой привычки, а то морщины появятся слишком рано.

— Мне не хочется никак тебя задевать, — сказала она.

Я вздохнула:

— Понимаешь, Карлтон, всякий раз, как кто-нибудь спросит; «Можно мне задать вопрос, только не пойми меня неправильно», — так наверняка прозвучит что-то оскорбительное. Так что спрашивай, но гарантировать я тебе ничего не могу.

Она подумала — серьезная, как первоклассник в первый школьный день.