Но передо мной на дороге была только одна фигура. Она горела, ослепительное пламя разгоняло тени от пожара, и она припала к дороге, собравшись для нападения.

— Господи Иисусе! — сказал у меня за спиной Ньюмэн.

Я обернулась посмотреть на завал, которого уже не было. Дорога была свободна.

— Садись, Блейк! — крикнул Тилфорд.

Я вскочила на ноги, не отводя ствола от фигуры на дороге. Я поняла теперь, что оборотень не припал к земле: он пытался перекинуться. Я встала на подножку, одна рука на рукояти на крыше, другая наводит винтовку на горящую массу на дороге. Он думал, что смена формы поможет ему залечить повреждения или сбить пламя? Или просто ничего другого не мог придумать.

И тут он завопил. Это было низкое рычание и вопль сразу, будто в унисон орали человеческое горло и огромный рычащий зверь. Такой звук способен наполнять кошмары — или порождать их. Я видала, как «заживо» горят вампиры, но не оборотни. Вампиры сгорают быстрее и полнее, а оборотни — это просто люди, которые излечиваются от любых ран, или почти любых. Кроме нанесенных огнем.

Машина рванула вперед. Я схватилась изнутри за край крыши, одна нога на подножке, другая упирается в край дверного проема. Свободной рукой я целилась из «МП-5» в проносящиеся мимо деревья. Открытая дверца хлестнула по веткам, ее отбросило на меня. Я уперлась коленом, чтобы меня не пристукнуло. Эдуард еще торчал в люке, где был Ньюмэн — внутри или снаружи — я не очень понимала. Тилфорд вел машину — это я знала.

Машина набрала скорость, резко запрыгала, я почти взлетала в воздух. Так оставаться было нельзя. Я ввалилась внутрь, захлопнула дверцу и нажала кнопку подъема стекла. Краем глаза заметила, что Ньюмэн тоже уже внутри машины, Эдуард вылез из люка и нажал кнопку закрытия. И вдруг заорал:

— Анита!

Я прицелилась в окно, еще не видя, во что стрелять. Сверкнуло серебро, но не в моем закрывающемся окне, а в открытом окне Тилфорда. Я выстрелила мимо его головы во что-то темное на том конце этой сияющей шпаги — потому что это именно шпага, черт бы ее побрал, и была.

Выстрел в машине прозвучал оглушительно — слишком тесно, чтобы стрелять без защиты для ушей, я оглохла на миг, но темная фигура отвалилась назад и больше не возникла. Клинок восклицательным знаком остался торчать в плече у Тилфорда и в сиденье машины. Тилфорда пригвоздили.

Эдуард переполз на переднее сиденье и взял руль.

— Продолжай давить на газ, Тилфорд.

Тот воспринял как приказ, потому что машина прыгнула вперед — Тилфорд утопил педаль в пол. Эдуард одной рукой рулил, другой держал оружие, хотя ему надо было следить за дорогой — а потому нам с Ньюмэном за всем остальным. Блин.

С крыши раздался тихий звук. Я даже не была уверена, что услышала его — шумел мотор, еще звенело в ушах. Как будто я прислушивалась к этому намеку на шелест.

— Они на крыше, — сказала я.

Ньюмэн не среагировал, и я сказала ему:

— Ньюмэн, на крыше один из них.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми встревоженными глазами. Трудно было в темноте сказать точно, но мне показалось, что он бледен. Пульс у него на горле неистово колотился. Он был перепуган, и я его понимаю. Будь у меня время, я бы тоже успела испугаться.

Я стала вглядываться в полупрозрачную крышу — и вдруг оттуда на меня кто-то посмотрел. Без маски — темные глаза на бледном лице. Вампир. Не успев еще ничего разглядеть, я уже палила вверх. Лицо исчезло, но вряд ли я попала.

Ньюмэн выстрелил сразу после меня, но продолжал держать палец на спуске, и машина гремела резонатором для выстрелов, и меня обдавало потоком горячих гильз. Почти все попали на куртку, но одна обожгла руку, а стрелять уже было не во что.

Я схватила Ньюмэна за руку и заорала — оглохла и не знала, насколько нужно громко говорить, чтобы меня услышали.

— Стоп! Не трать патроны! — Он посмотрел на меня, глаза широко раскрыты, белки видны — как у лошади, готовой понести. Я пригнула ствол его винтовки, опустила чуть пониже. В пробитую крышу задувал ветер. — Успокойся, береги патроны.

Наверное, я продолжала орать, но он смотрел так, будто либо не слышал ничего от звона в ушах, либо ничего не мог понять от страха. Иногда, когда как следует напугаешься, то не слышишь ничего, кроме шума крови в ушах. Сама помню.

Я дождалась, пока он кивнет, а потом отвернулась и посмотрела на переднее сиденье. Эдуард и Тилфорд вели машину как бригада. Мы так быстро пролетели через дымящиеся остатки завала, что я лишь едва успела заметить обугленные останки.

Впереди на дороге замелькали огни мигалок, и тогда до меня дошло, что уже некоторое время слышно было завывание сирен. У меня слух не очень еще восстановился после стрельбы в машине. Интересно, остальные все тоже так оглохли?

Наверное, я заорала, потому что никак не могла соразмерить голос:

— Кто вызвал подкрепление?

— Я вызвал! — заорал в ответ Ньюмэн.

Ни мне, ни Эдуарду в голову не пришло бы вызывать подмогу — слишком долго, черт побери, были мы волками-одиночками. Впервые я была рада, что наш чайник поступил, как чайнику положено: последовал правилам и вызвал подкрепление. «Арлекин» предпринимает усилия, чтобы о нем никто ничего не знал, и сейчас мы в безопасности.

Машина стала замедлять ход. Очень издалека доносился голос Эдуарда, кричащего:

— Тилфорд! Тилфорд!

Черт!

Я сбросила ремень безопасности. Машина постепенно останавливалась, а я потянулась к плечу Тилфорда, откуда торчала шпага. Что ее не надо пытаться вынуть, я понимала: это работа для врача, но с кровотечением что-то сделать можно. Только снимая с себя ветровку и вытаскивая руку из рукава, я вспомнила, что тоже ранена — зацепила эту царапину, и боль напомнила. Тот факт, что боль стала ощущаться, означал, что адреналин и эндорфины стрессовой ситуации начинают выветриваться.

Эдуарду удалось остановить машину, он поставил рычаг в парковочное положение. На нас летели машины с сиренами, все еще не столь громкими, какими они должны были быть.

А я заметила, что моя кровь размазана по всей куртке. Повернувшись к Ньюмэну, жестами попросила его отдать мне свою куртку. Посмотрела на руки — они тоже в крови.

Я — носитель ликантропии. Я не перекидываюсь, но это не значит, что Тилфорд не будет, если моя кровь попадет в его жилы. Нельзя рисковать, если есть другие руки, чистые от крови.

Я поменялась местами с Ньюмэном и сумела показать ему, как обхватить шпагу курткой и руками. Он случайно шевельнул лезвие, и Тилфорд потерял сознание.

Ньюмэн забормотал-заорал извинения, я отмахнулась. Первые автомобили остановились, из них вывалились маршалы, патрульные, детективы, все вообще, кому положено реагировать на чрезвычайную ситуацию. Где-то здесь и «скорая» тоже должна быть. 

Санитары стали вынимать Тилфорда из машины на носилки, и он пришел в себя. Схватив за руку Эдуарда, он сказал:

— Ордер! Мой ордер, Форрестер, он теперь твой.

Эдуард кивнул и похлопал его по руке.

— Я за тебя этих гадов прищучу, Тилфорд.

— Уверен, что прищучишь.

Он держался за Эдуарда, пока его укладывали на носилки, и Эдуард не пытался освободиться — так и шел с ним до самой машины «скорой». Ньюмэн встал рядом со мной возле нашей машины, я все моргала на водоворот мигалок и полицейских. Вдруг перед нами оказался Рейборн.

— Блейк, черт побери, что стряслось?

Я заморгала на него, и тут протолкнулась вперед женщина со «скорой».

— Не мешайте, отойдите! Вы что, не видите, что они оба ранены?

Я посмотрела в ее светлые глаза. Белокурые волосы убраны назад в хвост. Она стала светить фонариком в глаза Ньюмэну, его худощавое лицо было кровавой маской. Очевидно, когда падал на гравий, рассадил себе лоб, и все лицо залило.

Рейборн навис надо мной, будто запугивая, заговорил прямо мне в лицо. Казалось бы, мог бы уже понять.

— Блейк, отвечайте!

— Серийные убийцы, за которыми мы гоняемся по всей стране, пытались поймать нас в засаду. Мы оказались вооружены лучше, чем они рассчитывали, поэтому нам удалось уйти.