Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Не первый десяток лет ходят слухи, что в Сиэтле есть свой клан тигров-оборотней, — сказал он.

Я смотрела на него с самым что ни на есть коповским лицом — вежливым, доброжелательным, заинтересованным, но совершенно непроницаемым. Каждая группа оборотней, каждый поцелуй вампиров свои дела ведет чуть-чуть по-своему. Вампиры и клан белых тигров Лас-Вегаса широко оглашают, кто они такие и чем занимаются. Красные тигры Сиэтла не столь сильно жаждут публичности. На самом деле Сиэтл даже не подозревает, что в нем существует клан тигров, — королеве клана такое положение нравилось больше. Оборотни являются гражданами в глазах закона, и потому никогда не было легальным убивать их на месте, как было с вампирами до того, как приняли законы о гражданских правах вампиров, но когда кто-нибудь из них перекидывается в животную форму, окружающие впадают в панику, и не одного оборотня при этом застрелили. Мне случалось пережить нападение оборотня, и я людям сочувствую, но среди моих лучших друзей есть такие, что раз в месяц покрываются шерстью. Так что некоторый конфликт интересов у меня здесь имеется. И маршал Рейборн, похоже, с этим согласен.

Кажется, он ждал каких-то моих слов, и я сказала:

— Я, к сожалению, здесь очень недавно, и слухи еще не успели до меня дойти.

— Тигры здесь есть, Блейк, я это знаю.

Он посмотрел на меня стальным пронизывающим взглядом серых глаз с оттенком оружейного металла. Хорошо выполненный жесткий взгляд. Наверняка злодеи под этим взглядом складываются, как дешевые столики. Но я-то не злодей.

— Очевидно, — сказала я, — что здесь жертва — известное лицо, выжившее после нападения тигра-оборотня.

— Блейк, не надо мне мозги парить, — предложил он голосом столь же твердым, как и его взгляд.

— Извините, это моя природная особенность.

— Что именно? — нахмурился он.

— Кружить головы. Вы же это имели в виду.

— Вы решили со мной позаигрывать?

— Да ничего такого!..

— А тогда зачем эта игра словами?

— А зачем тогда я тут даю сольный концерт в вашем кабинете, Рейборн?

— Потому что вы про этих киллеров знаете больше, чем говорите.

Только годы практики позволили мне не измениться в лице, и только едва заметное движение одного глаза, почти непроизвольный тик, проявил это желание. Наиболее близкое, что было у меня к «говорящему признаку», как называют это игроки в покер. Я скрыла его улыбкой, отличной улыбкой. Как правило, мужчин она отвлекает, а мне дает выиграть время, пока я думаю, что сказать.

Все еще улыбаясь, я покачала головой, будто он сказал что-то чертовски забавное. А истинная мысль у меня была такая: «Знает он что-нибудь, или пытается выудить наудачу?»

— Вам весело, Блейк?

— Чуть-чуть, — ответила я.

Он открыл лежащую перед ним папку и стал вынимать оттуда фотографии фрагментов тела, как будто карты сдавал. Когда он закончил покрывать стол ужасающими изображениями, я уже не улыбалась, а смотрела на него сердитыми глазами.

— Вы бы лучше лично посмотрели, Рейборн. Куда сильнее действует.

— Я видел последнее место преступления.

— Рада за вас. Так чего вы хотите?

— Правды хочу.

У меня было почти неодолимое желание ответить: «Тебе ее не выдержать», но эта мысль помогла несколько сбросить гнев. Я посмотрела на него несколько успокоенными глазами:

— Правду — о чем конкретно?

— Есть в Сиэтле тигры-оборотни?

— За то время, что я здесь провела, чашку кофе не успеешь толком выпить. Так что, я думаю, не меня надо спрашивать. У вас тут есть местное противоестественное отделение, там про местных оборотней должны больше моего знать.

— Должны. Но почему-то, куда бы вы ни приезжали, у вас больше знакомых монстров, чем у нас, всех прочих.

Я пожала плечами, не стараясь скрыть, что разговор мне надоедает.

— Может, потому, что я их не считаю монстрами.

Он махнул рукой на фотографии на столе:

— Тот, кто это сотворил, это не человек. Такого человек просто не может сделать.

Я снова пожала плечами:

— Тут не мне судить. Я не судебный медик, и у меня есть друзья среди копов, которые еще не такие жуткие истории рассказывали про людей, накачанных фенциклидином.

— Фенциклидин дает им силы на такое, но еще и приводит в бешенство. Они могут совершать зверские убийства, бывает, но не такое. — Он показал на фотографию. — Точная работа. А фенциклидин точности не дает, он превращает человека в зверя.

Так как это наблюдение мы с Эдуардом включили в свои доклады, я не удивилась, что оно ко мне вернулось.

— Превращает—как превращается оборотень?— спросила я.

— Вы меня поняли.

Я выпрямилась, поскольку пистолет на пояснице слегка врезался в кожу — значит, я слишком ссутулилась. Мне последнее время удавалось спать только часа по три в сутки, а тут еще и смена часовых поясов сказывалась.

— Не уверена, что поняла. Но если вы меня сюда позвали вытряхивать, что я знаю про местных оборотней, так я здесь всего четыре часа. Я умею собирать у жителей информацию насчет места противоестественного преступления, но не настолько быстро. А настолько не умеет никто.

— Кто или что убивает тигров-оборотней?

— Не знаю точно.

— Почему их убивают?

— А как выбирает жертвы любой серийный убийца? Кого он намечает себе?

— Значит, вы знаете, что это «он».

Я вздохнула:

— Если обратиться к статистике, то больше девяноста процентов серийных убийц — мужчины. Так что местоимение «он» вероятностно оправдано, но вы правы — я не знаю, «он» это или нет. Хотя серийные убийцы женщины более склонны действовать ядом, чем пистолетом, и клинок — тоже орудие убийц мужского пола. Кто бы ни убивал жертв, он уверен в своем умении работать клинком, и у него хватает сил закончить работу до того, как оборотень сможет сопротивляться. Такая уверенность в своих физических силах скорее свойственна мужчинам, чем женщинам.

Он посмотрел на меня, и враждебность на его лице едва заметно уменьшилась.

— Это верно.

— Вас, кажется, удивило, что я это знаю.

Рейборн откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня снова, на этот раз оценивающе.

— Мне говорили: единственная причина, по которой у вас на счету больше ликвидаций, чем у прочих сотрудников вашего направления, — это что вы с монстрами трахаетесь, и они с вами разговаривают. Может быть, дело не только в этом.

Я посмотрела на него недружелюбно, а потом мне показалось, что дело не стоит хлопот. Подавшись вперед, я сказала ему:

— Вот что, Рейборн, живи я с группой мужчин, с каждым из которых у меня секс, и будь все они людьми, копам бы все равно это не нравилось, и называли бы они меня шлюхой. Но вышло так, что все мои мальчики — вампиры и оборотни, так что прочим копам еще и не нравится мой выбор бойфрендов. Не нравится так не нравится, их дело, я тут ничем помочь не могу. А вот этих убийц я хочу остановить. Больше таких тел видеть не хочу. Хочу домой к своим мальчикам, и чтобы разрезанные тела больше не снились.

Он потер глаза пальцами.

— Это да. Как начнут они во сне являться, жизни не зарадуешься.

— Так что можете мне поверить, Рейборн, у меня очень серьезные мотивы раскрыть эти преступления.

Тут он посмотрел на меня, не скрывая, что тоже устал.

— Что вы хотите домой, я верю, но как доверять маршалу, который трахается с вампиром — мастером своего города?

— Дискриминировать меня за мой выбор любовников — незаконно.

— Да-да, дискриминация на основе расы, религиозных убеждений или непринадлежности к роду человеческому — что-то такое.

— Я знаю, что говорят другие копы: дескать, я соответствующим органом добываю информацию, предоставляя его монстрам. Не могу это отрицать, но утверждение, что секс — мое единственное умение, это чистая зависть.

— Этот как?

— Почти все в противоестественном подразделении — мужчины. Процент женщин ниже, чем в обычном отделе. Мужчины не любят признавать, что их в работе обставляет какая-то пигалица. Им нужно, чтобы я не превосходила их в умении, а единственный способ, которым они могут объяснить мой личный счет ликвидаций, — это сказать себе, что будь они женщинами да прокладывай себе дорогу наверх тем же способом, тогда бы и речи не было об отставании.

4
{"b":"212225","o":1}