Из нескольких тысяч грудей одновременно вырвался крик ужаса. Толпа заволновалась, послышались возгласы:

— Надобно его помиловать!

— Простить его нужно. Нет такого закона, чтобы вешать сорвавшегося!..

— Тут перст Божий!

— Царь таких завсегда милует! Пришлет своего флигель-адъютанта!..

И за минуту враждебно настроенная, готовая собственными руками растерзать всякого, кто посмел бы проявить свои симпатии к цареубийцам, изменчивая, как женщина, толпа преисполнилась горячими симпатиями к одному из самых ужасных преступников только за то, что под его тяжестью оборвалась веревка вследствие преступного недосмотра или злоупотребления палача или других приставленных к этому делу лиц!

Тем временем, ошеломленные вначале неожиданностью, палачи, придя в себя, принесли откуда-то новую веревку, не без труда наскоро перекинули ее через освободившийся крючок, сделали новую петлю, а затем, подойдя к беспомощно лежавшему на помосте Михайлову, подхватили его под руки и потащили снова к лестнице.

И, о ужас! Михайлов оказался еще живым и даже в сознании, так как сам начал переставлять ноги и по помосту, и даже по ступенькам лестницы!..

Вновь ему накинули на шею петлю, несмотря на ропот волновавшейся толпы, и снова из-под его ног была вырвана лестница…

Но тут случилось нечто необычайное, никогда еще не бывшее в летописях смертных казней, нечто такое, что заставило раз навсегда отказаться от «публичных» казней…

Не успел еще один из палачей отдернуть в сторону из-под ног Михайлова лестницу, как… вторично оборвалась веревка, на которой повисло на одну секунду его большое тело, и оно опять с глухим ударом рухнуло на помост, дрогнувший от этого падения…

Невозможно описать того взрыва негодования, криков протеста и возмущения, брани и проклятий, которыми разразилась заливавшая площадь толпа. Не будь помост с виселицей окружен внушительным сравнительно нарядом войск, вооруженных заряженными винтовками, то, вероятно, и от виселицы с помостом, и от палачей и других исполнителей приговора суда в один миг не осталось бы ничего…

Но возбуждение толпы достигло своего апогея, когда с площади заметили, что Михайлова собираются вздернуть на виселицу в третий раз…

Тут положительно поднялось целое море возбужденных голосов, требовавших помилования Михайлова. Многие поворачивали головы в сторону Загородного проспекта, как бы ожидая появления царского гонца с вестью о помиловании. Многие грозили кулаками в сторону виселицы, кричали что-то угрожающее, и по поднявшемуся в толпе движению можно было думать, что с минуты на минуту она бросится на нас и разнесет всех и все…

Однако ничего подобного не случилось.

Энергичными мерами казаков и полиции несколько десятков бросившихся вперед горлодеров были моментально оттеснены назад, а толпа, видя решительные действия начальства и суровые, сосредоточенные лица солдат, взявшихся за оружие, больше не решалась наступать, а ограничилась лишь пассивным выражением своего недовольства.

А, действительно, это двукратное падение Михайлова произвело на всех самое тяжелое, удручающее впечатление, которого не избегли и мы, активные зрители этого происшествия…

Прошло с того момента более тридцати лет, а я до сих пор слышу грохот падения грузного тела Михайлова и вижу мертвую массу его, бесформенною кучей лежащую на высоком помосте!..

Однако откуда-то была принесена новая, третья по счету, веревка совершенно растерявшимися палачами (ведь они тоже люди!..).

На этот раз она оказалась более прочной, так как, когда безжизненное тело Михайлова было с большими усилиями внесено несколькими арестантами на лестницу и после долгой возни голова его всунута в новую петлю, то на этот раз веревка не оборвалась, и тело повисло над помостом на натянувшейся как струна веревке при общем гуле стихавшего, как бушующее море, народа.

Тем временем Желябов и Кибальчич продолжали безмолвно стоять в ожидании своей участи, каждый под предназначенной ему петлей. Что они переиспытали в эти мгновения, показавшиеся им, вероятно, вечностью, не берусь сказать, но, очевидно, их самочувствие было ужасно!..

Правда, что все описанное произошло быстро, в течение нескольких минут, но не приведи Бог кому-либо пережить этакие минуты в положении Желябова и Кибальчича!..

С ними, впрочем, справились живо.

Да и толпа значительно потеряла уже интерес к этому зрелищу после того подъема нервов, который ей дало двукратное падение Михайлова.

Когда наконец под ужасной перекладиной виселицы тихо закачалось пять тел казненных цареубийц, толпа медленно стала уходить с площади, продолжая взволнованно обсуждать все случившееся. Тем временем на помост взошел врач, констатировал смерть каждого из казненных, после чего их по очереди сняли с петель и положили в приготовленные гробы, которые были быстро закрыты, поставлены на ожидавшие платформы ломовых и отвезены на какое-то кладбище…

А палачи, пользуясь людского глупостью, бойко торговали снятыми с виселицы веревками, которых, на их счастье, на этот раз оказалось так много!..

Печатается по: Исторический вестник, 1913, т. 2, с. 525–534.

Абаза Александр Агеевич (1821–1895), крупный государственный деятель, в 1881 г. министр финансов.

Аверкиев Дмитрий Васильевич (1836–1905), драматург и публицист.

Адлерберг Александр Владимирович (1818–1888), с 1872 по 1881 г. министр двора и уделов.

Адлерберг Николай Александрович (1844–1904), полковник лейб-гвардии Преображенского полка.

Аксаков Иван Сергеевич (1823–1886), публицист, в 1881 г. редактор-издатель националистической газеты «Русь».

Александр Александрович (1843–1894), сын Александра II, великий князь, будущий Александр III.

Александров Петр Акимович (1836–1893), присяжный поверенный, выступал в качестве адвоката на ряде процессов над революционерами.

Алексеев Василий Иванович (1848–1919), участник революционного движения 70-х гг. В 1875 г. эмигрировал в США. В 1877 г. вернулся и стал домашним учителем в семье Л. Н. Толстого.

Алексей Александрович (1850–1908), великий князь, с марта 1881 г, главный начальник флота и морского ведомства.

Анненский Николай Федорович (1843–1912), видный общественный деятель, публицист и литератор народнического направления.

Антонов П. А. (Свириденко Владимир Антонович) (1850–1879), участвовал в подготовке покушения на Александра II в г. Николаеве. При аресте в феврале 1879 г. оказал вооруженное сопротивление. Казнен 14 мая 1879 г.

Аргунов Павел Александрович (1862–1944), студент Московского университета, один из руководителей «Общестуденческого союза». В 1884 г. арестован и сослан в Сибирь. После 1917 г. на научной и преподавательской работе в Саратове.

Арончик Айзик Борисович (1859–1888), член «Народной воли» с 1879 г., участвовал в работе Липецкого съезда, готовил покушение на Александра II. По «процессу 20-ти» осужден на пожизненную каторгу. Умер в Шлиссельбургской крепости.

Багратион-Мухранский А. П., племянник министра внутренних дел М. Т. Лорис-Меликова.

Бажанов Василий Борисович (1800–1883), доктор богословия, с 1848 г. духовник царской семьи, член Синода.

Баранников Александр Иванович (1858–1883), в 1878 г. вместе с С. М. Степняком-Кравчинским участвовал в убийстве генерала Мезенцова. Участвовал в создании «Народной воли», член ее Исполкома. Был одним из организаторов покушений на Александра II в 1879–1880 гг. Арестован в январе 1881 г., приговорен к пожизненному заключению. Умер в Петропавловской крепости.

Баранов Николай Михайлович (1836–1901), генерал-лейтенант, с 9 марта 1881 г. петербургский градоначальник. «Бараний парламент»— так иронически называли в 1881 г. созданный им временный совет при градоначальстве «для ограждения общественной безопасности». При его избрании правом голоса пользовались только владельцы недвижимой собственности.