В момент первого взрыва, последовавшего от метательного снаряда, брошенного Рысаковым, Емельянов приблизился к месту совершения преступления, а затем, когда последовал второй взрыв и Емельянов увидел, что цель их достигнута, приблизился к Государю Императору и, по его словам, из человеколюбия — первый помог Его Величеству приподняться.

Затем, соединившись вместе с Тимофеем Михайловым, отправились в конспиративную квартиру, в Тележную улицу, и оставили там оба метательные снаряды, которые в действительности и были отобраны по обыску в этой квартире».

28 апреля был арестован Н. Е. Суханов. О первых его показаниях находим любопытные подробности в донесении генерала Комарова в департамент полиции от 29 апреля:

«Спрошенный, задержанный полицией минный офицер, лейтенант флота Николай Евгеньевич Суханов, сознался в том, что принадлежит к революционной партии, работал в подкопе из магазина Кобозева, снаряжал снаряд, оказавшийся в мине, и снаряжал, вместе с другими, метательные снаряды 28 февраля, но в какой квартире, сказать не пожелал. Бывал у Желябова, знал Перовскую, Кибальчича, Колодкевича, Фроленко, Исаева и Саблина, что же касается до Ланганса и Юрия Богдановича, карточки коих ему были показаны, то по поводу их отказался дать ответ. Из его, однако же, разговора видно, что он хорошо знает Ланганса, но отказывается сказать о нем потому, что о задержании его еще ничего не знает; из рассказов его также видно, что именно Богданович был Кобозев.

Активного участия собственно в день 1 марта не принимал и в квартире по Тележной улице и по Троицкому переулку не бывал».

Печатается по: 1 марта 1881 года. Пг., 1918, с. 12–69.

[1 марта]. Зовут меня — Николай Иванов Рысаков. От роду имею — 19 л., вероисповедания — православного. Происхождение и народность — из мещан г. Тихвина, Новгородской губернии; русский. Звание — жил по паспорту вятского мещанина Макара Егорова Глазова. Место рождения и место постоянного жительства — родился в Белозерском уезде Новгородской губернии Арбозерской волости, на лесопильном заводе Курдюк; с января сего года живу в Петербурге и последнюю квартиру имел на углу 9-й ул. Песков и Мытнинской, д. № не помню, кв. 17. Занятий — никаких. Средств к жизни — жил в последнее время на средства рабочей организации. Семейное положение — холост, имею брата Федора и трёх сестер: Александру, Любовь и Екатерину; все они живут на заводе Громова, в Олонецкой губернии. Экономическое положение родителей — отец Иван Сергеев и мать Матрена Николаева живут на лесопильном заводе Громова в Олонецкой губ. Вытегорского уезда, где отец мой служит управляющим заводом. Живет на получаемое жалованье. Место воспитания и на чей счет воспитывался — прежде в Вытегорском уездном училище, а затем в Череповецком реальном училище, на собственные средства, а с сентября 1879 года был в Горном институте по декабрь 1880 года. Причина неокончания курса, в случае выхода из заведения, с указанием самого заведения — окончил курс в Череповецком реальном училище по механико-техническому отделению в 1878 году. Был ли за границей, где и когда именно — не был. Привлекался ли ранее к дознаниям, каким и чем они окончены — не привлекался. На предложенные мне вопросы отвечаю:

К революционной партии я примкнул в начале января 1881 г., т. е. начал действовать среди рабочих на разных петербургских фабриках при поддержке партии, а до того с сентября 1879 г. пропагандой не занимался — сталкивался с рабочими, обучая их грамоте. Сочувствовал же я русскому революционному движению в духе программы «Народной воли» еще до поступления моего в Горный институт. Агитируя между рабочими, я побуждал их к открытому восстанию с целью политического и экономического переворота. Примкнувши к партии, я сделался нелегальным и стал жить по паспорту на имя Макара Егорова Глазова, который получил, пока не помню, от кого и при каких обстоятельствах. Обстоятельства же, заставившие меня сделаться нелегальным, следующие: я заметил слежение полиции за мной по поводу обыска, бывшего у меня, почему я предполагал, что меня могут выслать; обыск же был произведен у моего квартирного хозяина, с которым я не имел никаких столкновений и фамилии которого не помню. Это было по Среднему проспекту, на Васильевском острове, нумера дома и квартиры не помню. Будучи уже нелегальным, я познакомился с человеком, которого мне назвали Захаром [А. И. Желябов. — Сост.]. Мы имели продолжительный разговор о рабочем деле, который окончился тем, что для успешного рабочего движения необходима, по крайней мере, охрана его от шпионов, т. е. кроме агитации нужно посредством террористических действий защищать наше дело от покушений его расстроить. Я был, как и в то время, так и теперь, вполне согласен с этой мыслью, так как терроризм признаю за одно из средств, способствующих делу — открытому восстанию. В то же время, т. е. свидание, у нас зашел разговор о покушении на жизнь Государя Императора. Я высказал свои мысли, стараясь доказать, что открытое восстание невозможно по инициативе самого народа, что он настолько обессилен и разъединен, что не встанет вследствие недовольства существующим порядком до тех пор, пока не явится смелый и решительный предводитель, каким в прошлое время были самозванцы. Этот предводитель есть социально-революционная партия «Народная воля». Когда же он сказал, что не откажусь ли я от каких-либо террористических действий, то я ответил, что нет. Он прибавил, что на крупные террористические действия нужно кроме желания еще некоторое революционное прошлое. В ту минуту я такового не имел, а потому не мог рассчитывать, чтобы партия предложила мне что-либо. Я не считал свое прошлое, полное только отчасти агитацией, за такое, которое служило бы достаточной гарантией за мою революционную надежность. Поэтому я и не решался спрашивать про задуманное партией, считал это нескромным, да притом и не думал, чтобы партия доверилась мне настолько, чтобы могла безбоязненно открывать свои планы. Поэтому я спокойно по-прежнему занимался организацией рабочих кружков.

Дело по организации велось довольно успешно, что, кажется, и было причиной нового свидания с Захаром. Таких свиданий было несколько, однако не больше четырех. В одно из последних свиданий он упомянул о частых арестах и сказал, что нужно торопиться. Кажется, в это же свидание зашел разговор уже решительный о покушении на жизнь Государя. Я свое согласие дал. О способах к покушению, о плане разговоров не было определенных; приблизительно я узнал, что покушение произведется посредством взрыва, но как? — я себе не мог представить. Дня за три или за два до факта покушения я виделся с ним, и он мне в общих чертах указал, что должно произойти, так что мне нужно было знать только место действия, чтобы играть роль в покушении. Захар имеет средний рост, плотное телосложение, французскую русую бородку, русые волосы и больше ничего не припомню, носит теплое пальто и фуражку. В последнее время я познакомился через моего товарища по делу, прозвище его Инвалид, с человеком высокого роста, названного мне Михаилом [И. П. Емельянов. — Сост. ], причем было прибавлено: «Впрочем, это все равно». Его отрекомендовали мне как товарища по делу. Он был в пальто, бороды и усов не было; очков не носил. Мне хотелось хорошенько столковаться по такому важному делу, но говорили, что нет на это времени. Поэтому пришлось ограничиться указанием места, где должен был проехать Государь. Это правая набережная Екатерининского канала. Мне тут же, или как-нибудь иначе, хорошенько опять-таки не помню, сказали, чтобы в воскресенье, т. е. сегодня, 1 марта, утром в 9-10 ч. я прохаживался по Невскому проспекту от угла Новой улицы до вокзала для получения снаряда, а в 12 ч. встретился бы с Михаилом: назначена была кондитерская Андреева. Снаряд я получил от незнакомой мне брюнетки в темном пальто и черном платке, которой меня, наверное, указали, так как я встретил человек 3–4, с которыми встречался раньше по рабочему делу. С Михаилом, вследствие ожидания, я ни о чем почти не сговаривался, только он подтвердил мне, что известие о проезде по Екатерининскому каналу верно. Я ушел и начал прохаживаться в ожидании проезда около условного места, вовсе не ожидая поддержки. Встретившись с Государем, я, после минутного колебания, бросил снаряд, не зная вовсе его действия, но промахнулся и был отброшен к решетке. Когда я был поднят взявшими меня 3 солдатами и 1 полицейским, то увидел, что Государь подошел и что-то сказал, затем отошел к карете; я после этого отдал свой револьвер и ножик набросившемуся на меня военному.