Забыв о студентах, преподавателях и приличиях, я зигзагами бросилась через весь коридор, Миша усмехнулся и покорно ждал, пока мой марафон окончится у него на шее. Так и получилось, я оплела его руками, подпрыгивая на месте и что-то вереща. Он осторожно приобнял меня и попытался отцепить, но куда уж там. Студенты оборачивались, бросали на эту картину совершенно ошалевшие взгляды. Уже не нужно было ничего скрывать, все итак знают о существовании «Золотой девочки». Только они подразумевают под этим свое, а мы — свое.
— Я так рада, что ты вернулся!
— Группа в комнате? — Я кивнула. — Не представляешь, как я рад. Скучно в больнице, а здесь такое веселье, особенно сегодня.
Он глянул на часы, время подходило к паре. Он отправил меня в комнату, сказав, что зайдет в кабинет за журналом. Я попыталась вернуть на себя унылый вид, закрылась учебником и сидела, с трудом сдерживая улыбку. Наши Мишу еще не видели и обсуждали предстоящую сдачу Кравчук.
— Здравствуйте! — Миша как всегда вошел в кабинет очень тихо, его никогда не было слышно, как кот, самый настоящий, мартовский. Даже голос у него такой же. — Садитесь.
Я с диким кайфом наблюдала удивление на их лицах, они белели, студенты начали листать учебники, судорожно пытаясь дополнить уже имеющийся уровень информации.
— Мы рады вас видеть, Михаил Иванович! — Сказал Фима вполне искренне, здесь я могла поверить в истину его слов, он всегда хорошо относился к Мише.
Белла тихо материлась под боком, она как обычно не планировала ничего сдавать. Я толкала ее локтем под ребра, если Золотко сейчас наслушается ее комментариев, ей будет тяжело сдать.
— Очень приятно слышать. — Улыбнулся он. — Что ж, посмотрим, чему вас в мое отсутствие научила Елена Игоревна. Надеюсь, ее вы так, как меня, не пугали?
Я хихикнула. Были инциденты, когда лобную долю перепутали с затылочной. Поняв мой смешок, Миша только пожал плечами, мол, он знал, что мы любого до седины доведем. Как он еще не поседел, проверив наш первый коллоквиум, я имею в виду письменную часть. У меня оценки были хорошие, если учесть, что за седалищно-прямокишечную ямку стояло «5», хотя это была полнейшая импровизация, я сделала вывод, что Миша, либо поленился читать, либо я написала очень неразборчиво, и опять же он не стал утруждаться расшифровкой, либо я действительно гениально фантазирую.
— Что ж, я так понимаю, вы сегодня как чистые листы бумаги. К слову, достаем по листку бумаги. Или не успели еще свои умы, как это называется, отформатировать? Семен Сергеевич, что скажете?
Он лишь невесело усмехнулся.
— О том и речь. Что ж, тогда сегодня пишем, рисуем, а на следующем занятии я вас по препаратам поспрашиваю. Растянем удовольствие, весной ведь так хочется побольше радости. Ясно?
Миша взял журнал, и стал диктовать, кому что писать. Там было все, серое и белое вещество различных отделов мозга, пути, которые нужно было разрисовать и расписать, кора, ядра, строения анализаторов. Всего пять вопросов, но они объемные и сложные. Голову пришлось напрячь.
Я написала минут на десять раньше и вышла из кабинета отдохнуть. Подошла к окну. Как все-таки хорошо. Он сидит в паре метров от меня, такой классный и улыбчивый. Стоило мне зажмуриться и представить его, как мне на плечо легла рука. Он опять подошел беззвучно.
— Они же спишут!
— Пусть хоть что-нибудь спишут. — Улыбнулся он. — Ты все списала?
— Конечно. У меня есть шикарная шпаргалка, мозг, называется.
Мы похихикали над его триумфальным появлением. Никто не ждал и не надеялся, Кравчук тоже не стала портить первой группе сюрприз.
— Это я попросил. — Признался Миша. — Мне это показалось забавным.
Он глянул на часы и вернулся в учебную комнату, я даже из коридора услышала шуршание страниц. Вскоре он собрал листочки, и выгнал студентов из кабинета. Мы с улыбками распрощались. Пора было идти на биологию.
* * *
Знаете, первый семестр стал для меня сущим адом. Вчерашняя школьница, привыкшая рассчитывать на свой устоявшийся авторитет, я и представить не могла, что академия будет жестокой. Казалось, я быстро заработаю себе имидж хорошей девочки и стану учиться. Ничего подобного. Задавали нам горы, предметы новые, сложные, моя психика не выдерживала. Я вымоталась к середине октября, когда начала реветь по пустякам, вспоминая школу самыми ласковыми словами.
Зачетная же неделя стала сущим кошмаром, слезы через день, крики отца по поводу и без. Я чудом сдала зачеты. Особенно анатомию. Наш Наумыч не особенно трудился в плане выставления зачетов. Он просто расписался, сказал, все остальной — сама допишешь.
Я была выпита до капли, я мечтала влюбиться. Просто потому, что я знала, стоит моему сердцу кем-то увлечься, и появятся силы, если это будет взаимная любовь. Все оказалось не так радужно, зато очень мощно. Словно во мне взорвали атомную бомбу. Я часто вспоминала, как увидела Мишу в первый раз и удивилась, услышав его необычный голос, которого он немного стесняется. Как не хотела, боялась признаваться себе в своих чувствах. А потом совсем съехала с катушек, веселая вышла история. Смешная. Теперь я хохотала над ней. Миша стал моим другом, моим отцом. Он помогал мне, любил меня по-своему, по-золотухински. Конечно, в голове все еще проскакивали шальные «а если…». Я прокручивала в голове яркие сцены с нашим участием, девочки продолжали надо мной хихикать. Особенно старалась Белла. Она даже переусердствовала однажды, когда просила поднять Мише настроение перед занятием, а Миша услышал.
— Вы бы, Белла Викторовна, выучили хоть раз, это бы мне на весь месяц настроение подняло.
Она не выдержала и расхохоталась. Миша с удивлением на меня посмотрел.
— Она другое немного под этой фразой подразумевала. — Тихонько уточнила я и объяснила, что в голове подруги весна задержалась и пронзила ее до мозга костей. Она по жизни склонна к мыслям подобного типа.
— Теперь понятно, почему она не учится. Надо еще разобраться, чем она там занимается.
— Точно не анатомией.
Беллка была немного воздушная, она кружилась и радовалась. Правда, иногда уничтожала свою воздушность пошлостями, хотя меня они скорее веселили. Тот мальчик, которого я чуть не сбила, оказался вполне милым пареньком по имени Паша. И у него действительно были уши по типу БХ. Темноволосый, светлоглазый, он как-то очаровал мою подругу, и теперь она думала о нем и о БХ. Но о последнем периодически. Так, только в качестве беглой фантазии на незаданную тему.
Когда я по секрету рассказала Разумову, что Белла нашла себе кавалера, он чуть не подпрыгнул от радости. Она его немного напрягала, вызывала чувство вины. Вроде и отвечать нельзя — студентка, да ведь красивая, да и жалко ее.
— Ну и логика! А потом вы говорите, что у женщин нет логики!
— Нет. — Подтвердил он, и мы опять пустились в затяжной спор о смысле жизни и обучения в меде.
Здесь все было как всегда. Биохимик стебался, издевался над студентами и, кстати, после ареста отца не забыл дорогу к нам домой. Он с присущим ему обаянием подружился с мамой и отвлекал ее от проблем. Кажется, он даже познакомил ее со своей женой. И теперь мама на выходных могла пропадать у них дома, обсуждая, как выражался сам биохимик «всякую бяку». Она отвлекалась от истории с отцом, о ней трещали по телевизору. Вот дело! Беллка даже давала интервью жертвы. Я ворчала и скрывалась от репортеров. Ох, это они еще не знают, с чего все началось!
Пока журналисты искали пятна крови на рубашке моего отца, Полинка радовалась жизни. Как-то раз ее парень приехал за ней на крутом мотоцикле. Она с восторгом надела шлем и запрыгнула сзади. Отсалютовав нам, парочка уехала. Мы стояли на крыльце втроем: я, Белла и Миша. Парень Беллки с курса постарше сегодня был в другом корпусе.
— О, на жужжалке-то на какой приехал! Лишь бы не в столб!
— Сплюнь! — Посоветовала я.
Мимо прошли несколько студентов, окинув нас вопросительно-удивленными взглядами.