В июне 1980-го Кристина иллюстрирует стих из псалма, превращая его в приглашение на свадьбу
Эклектичные вкусы Кристины, похоже, помогли ей и Пауло лучше понимать друг друга, легче ладить между собой. К моменту знакомства она уже могла счесть себя специалисткой по картам Таро и — хоть без той одержимости, что была присуща Пауло — часто заглядывала в «И Цзин», чьи пророчества умела толковать. Когда Пауло прочел «Книгу медиумов» Аллана Кардека, чета решила проверить собственные дарования в этой области. Подобно тому, как когда-то Пауло ставил опыты с ЛСД на Жизе, теперь он пытался через посредство Крис расшифровывать потусторонние послания. Исследование привело к новым открытиям, а те повлекли за собой и новые страхи.
Мы поставили несколько опытов. Начали на прошлой неделе, едва я кутил книгу. Крис выступала в роли медиума, и мы сумели получить кое-какие элементарные сообщения. Пребываю в глубоком смятении. Мое понимание суши вещей претерпело радикальные изменения после того, как я с помощью научных методов пришел к убеждению: духи существуют. Существуют и окружают нас.
Спустя много лет Кристина будет уверять, что все эти эксперименты прошли удачно. «Я убеждена, что стол и в самом деле двигался, — вспомнит она. — И я сумела даже „психографировать“ какие-то тексты». Подозрение в том, что она — медиум, укрепилось с той минуты, как ее стали навязчиво одолевать необъяснимые чувства, стоило лишь зайти в ванную в квартире на Сенадор-Эузебио. Это были непонятные, совсем ни на что не похожие ощущения, в которых ей самой трудно было разобраться и о которых она тогда никому не рассказывала. Дело было в том, что ей не раз приходила в голову мысль открыть газ, заткнуть все щели и покончить с собой. Однажды во второй половине дня, в понедельник, 13 октября, она оставила свой планшет и зашла в ванную. В тот момент тяга к самоубийству казалась неодолимой. И Кристина, сдавшись, решила положить конец своей жизни. Но опасаясь, что смерть от удушья окажется слишком мучительной и долгой, предпочла прибегнуть к таблеткам. Неторопливо и спокойно вышла из дома, взяла такси и отправилась на Жардин-Ботанико, в родительский дом, где, как она знала, хранился запас транквилизатора, который принимала мать — то ли сомалиума, как запомнилось Кристине, то ли валиума, как утверждает Пауло. Впрочем, как бы ни называлось лекарство, она высыпала в рот содержимое флакона, написала мужу прощальную записочку и рухнула на кровать.
Вернувшись домой и не застав жену, Пауло отправился к ее родителям, где они обыкновенно ужинали, и обнаружил Кристину без чувств, а рядом — записку и пустой пузырек. С помощью появившейся тещи он поволок ее к лифту, но предварительно заставил сунуть два пальца в рот и вызвать рвоту. На улице они остановили первое же такси и помчались в клинику Сан-Бернардо, где Крис сделали промывание желудка, а через несколько часов когда она окончательно оправилась, отпустили домой. Кристина вскоре заснула, а Пауло все ломал себе голову какие таинственные эманации могли вселять в его жену столь гибельные мысли, стоило той войти в ванную? Этот вопрос не давал ему покоя, и спустившись, он рассказал о том, что случилось с женой, консьержу и спросил, что все это может означать. Тот как будто ждал этого вопроса, потому что, едва дав Пауло договорить, ответил:
— Перед вами в этой квартире жил один летчик, командир воздушного судна из авиакомпании «Панэир». Он покончил с собой, отравился газом.
Когда Пауло вернулся домой и рассказал об этом жене та с решимостью, казавшейся невероятной для человека еще несколько часов назад распростертого на больничной койке, поднялась, собрала кое-какую одежду, захватила гребни, зубные щетки, умывальные принадлежности и прочие мелочи, сунула все это в чемодан и провозгласила:
— Едем к родителям. Ноги моей здесь больше не будет!
И не только ее. Пауло тоже ни разу с тех пор не переступил порог этой квартиры. Чуть более месяца они пользовались гостеприимством своих тезок родителей Кристины, Паулы и Кристиано — и этого времени хватило, чтобы завершить и оформить сделку: был куплен седьмой «объект недвижимости», куда они и переехали. Эта большая и красивая квартира, выходившая в сад, обладала одним поистине бесценным достоинством: находилась на первом этаже того же дома, где жили дона Лижия и дон Педро Кейма Коэльо. Большую эмоциональную стабильность Пауло получил бы, только если бы оказался с ними в одних стенах.
И хотя Крис наложила строгий запрет на все, что так или иначе относилось к сексуальным экстравагантностям мужа, жизнь этой супружеской пары все же сильно отличалась от всех прочих. К примеру, однажды Пауло предложил подвергнуться средневековому испытанию, которому дал витиеватое название «обоюдный тест на определение болевого порога». Кристина согласилась, хоть и знала, что ее ждет: супруги разделись догола и принялись стегать друг друга по спине тонкой бамбуковой палкой метровой длины. Поочередно они наносили удары, наращивая их силу, чтобы определить, до какого предела способны переносить физическое страдание — и остановились лишь после того, как из-под рассеченной до «живого мяса» кожи обильно хлынула кровь.
Тем не менее супружество, хоть и отмеченное такими, мягко говоря, своеобразными чертами, мало-помалу входило в колею. Первые два года ничто не омрачало гармонию. Кристина, всячески побуждаемая к этому Пауло, вновь стала заниматься живописью, заброшенной четыре года назад, а он начал сотрудничать с телеканалом «Реде-Глобо». И вовсе не потому, что нуждался в деньгах. Помимо 41 песни, сочиненной для Рауля Сейшаса, Пауло написал еще более ста других — это были оригинальные или вольные версии заграничных «хитов» — для десятков композиторов, в большинстве своем неизвестных широкой публике. Это означало, что поток отчислений, лившихся на его банковский счет, не иссякал и не скудел. Так что Пауло работал не столько ради денег, сколько потому, что боялся, как бы праздность не привела к мучительным депрессиям, и старался «не простаивать». Помимо сценариев для телевидения, он был занят тем, что участвовал в «круглых столах», посвященных музыке и — время от времени — вампиризму. Однако это средство уже не действовало: он начинал испытывать душевные страдания, даже если был загружен с головой. Когда это случалось, как например в конце 1981 года, свои печали он поверял дневнику:
За эти два дня, отговорившись тем, что мне удаляли зуб, я не сдал в срок две работы. Совершенно сбит с толку и не знаю, что делать. Не могу написать даже крошечный пресс-релиз за смешные деньги. Я и эти-то страницы пишу с неимоверным трудом. Год, на который я возлагал, такие надежды, уповая, что он будет лучше прошлого, этих, надежд не оправдал[37]. Ах да, уже несколько дней не мылся.
Очередной кризис ударил по нему так сильно, что сумел переменить отношение Пауло к тому, что всегда ценилось им весьма высоко. Речь о деньгах.
Меня сейчас ничего не тешит и не интересует, включая вещи, которые я очень люблю — деньги. Трудно себе это представить, но я не знаю, сколько лежит у меня на счету, а раньше помнил во всех подробностях. Потерял интерес к сексу, творчеству, кино, книгам. Даже к растениям, за которыми столько времени так нежно и тщательно ухаживал… А теперь забываю поливать, и они вянут, сохнут, гниют…
Отсутствие интереса к деньгам и к сексу означало, что положение серьезно и требует чрезвычайных мер — то есть вмешательства доктора Бенжамина Гомеса, к которому Пауло начнет ходить еженедельно на более продолжительные, чем прежде, сеансы. В такие примерно моменты он беспрестанно задавал Кристине один и тот же вопрос: «Не сбился ли я с пути?» И вот в конце 1981 года она предложила ему нечто такое, что затронуло самую чувствительную струну в его душе, всегда расположенной к кочевью и скитанью: «Почему бы не бросить все и не отправиться странствовать без цели и даты возвращения?» Инстинкт подсказывал ей, что это и будет выбором верного пути. «Что-то твердило мне: именно так и следует поступить, — вспоминала она спустя много лет. — И Пауло доверился моему наитию и в самом деле все бросил». Решившись искать «смысл жизни, где бы он ни находился», он взял отпуск за свой счет в «ТВ-Глобо», купил два самых дешевых билета на самолет до Мадрида и вместе с Кристиной поклялся, что вернется в Бразилию не раньше, чем истратит последний цент из тех 17 тысяч долларов, что были у него с собой.
