Пауло и Вера на развалинах Мачу-Пикчу в Перу

Жизнь в Боливии была очень дешевой, и они взяли напрокат машину, останавливались в дорогих отелях, обедали и ужинали в роскошных ресторанах. Чуть ли не через день Вера, весьма заботившаяся о своей внешности, ходила к парикмахеру, а Пауло тем временем бродил по крутым улочкам Ла-Паса. Именно здесь они испробовали новый для себя наркотик, практически неведомый в Бразилии. Мескалин в разных странах именовали по-разному — пейот, пейотль или мескаль, — но все эти названия обозначали все тот же галлюциногенный чай, получаемый в результате перегонки порубленного и высушенного кактуса. Восхищенные спокойным и тонким действием напитка, Пауло и Вера погружались в мир нескончаемых зрительных галлюцинаций и переживали удивительные моменты смешения восприятий — синестезии, когда цвета воспринимаются обонянием, а вкус — слухом.

Они провели в Ла-Пасе пять дней, наслаждаясь этим чаем, — ходили на «пеньяс», где в дружеских компаниях исполнялась народная музыка, посещали «диабладас» — театрализованные представления, где актер исполнял роль Супайи, существа, которое в мифологии инков аналогично Сатане у христиан. Затем путешественники отправились на поезде к озеру Титикака и на кораблике пересекли это самое высокогорное в мире судоходное озеро. После этого поездом двинулись в Куско и Мачу-Пикчу, а оттуда вылетели на самолете в Лиму.

В столице Перу они взяли напрокат машину и через Арекипу, Антофагасту и Арику поехали в Сантьяго-де-Чили. Предварительный план заключался в том, чтобы на этом отрезке пути никуда не торопиться, но гостиницы были скромны до полного убожества, так что Пауло и Вера решили побыстрее двигаться дальше. Столица Чили не приглянулась ни ей, ни ему — «город, похожий на любой другой», записал Пауло, — но именно здесь им довелось посмотреть «Z», запрещенный в Бразилии фильм греко-французского режиссера Коста-Гавраса, разоблачающий хунту «черных полковников» в Греции. Почти всегда под кайфом от мескалина, они к исходу третьей недели путешествия по пути в Буэнос-Айрес очутились в аргентинском городе Мендоса. Пауло сгорал от ревности, когда мужчины оказывали знаки внимания Вере, — особенно если она принималась говорить с ними на английском, которым он пока еще не овладел. Если в Ла-Пасе его буквально заворожил снег, то в Буэнос-Айресе столь же ошеломительный эффект произвело первое в жизни посещение метро. Привыкнув в дороге к дешевизне жизни, в аргентинской столице они решили поужинать в «Микеланжело» — ресторане, известном как «храм танго», где им удалось послушать классика жанра — певца Роберто «Поляка» Гойенече. Когда же принесли счет на двадцать долларов (по курсу 2008 года — около ста двадцати), Пауло чуть не упал со стула, сообразив наконец, что они попали в один из самых дорогих ресторанов города.

Астма, не тревожившая Пауло на высокогорье Анд, настигла его в Буэнос-Айресе, на уровне моря. С температурой тридцать девять градусов, с большим трудом одолевая приступы удушья, он три дня пролежал пластом и восстановил силы только первого июня в Монтевидео — накануне возвращения в Бразилию. По его настоянию, они не полетели самолетом авиакомпании «Ллойд Аэрео Боливиано». Такую перемену вызвало вовсе не суеверие и даже не то обстоятельство, что им пришлось бы опять лететь домой через Ла-Пас. Все решил бронзовый памятник пилоту гражданской авиации, который Пауло увидел в аэропорту Ла-Паса. Его воздвигли в честь «героических летчиков авиакомпании „Ллойд Аэрео Боливиано“, погибших при исполнении служебного долга»:

— Только полоумный может летать авиакомпанией, которая почитает героями летчиков, разбившихся вместе со своими самолетами! А вдруг наш пилот тоже мечтает, чтобы его память увековечили?

В конце концов в Рио-де-Жанейро они улетели самолетом «Эр Франс». Домой они прибыли 3 июня, как раз к началу телетрансляции первой игры бразильских футболистов на чемпионате мира 1970 года. Бразильская сборная разгромила тогда команду Чехословакии со счетом 4:1.

Между тем мечта стать писателем не уходила. Ни один его текст пока не занял призового места на тех конкурсах, куда он их посылал. «Со стесненным сердцем услышал я новость в „Репортере Эссо“, — плачется он в дневнике — Я проиграл еще один литературный конкурс. Не был даже отмечен жюри». Чтобы не отчаяться вконец, он продолжает набрасывать темы будущих произведении: «летающие тарелки», «Иисус», «снежный человек», «духи, воплощенные в трупах» и «телепатия». Только с каждым днем срок получения заветной премии отодвигался все дальше, о чем говорится, к примеру, в таких строках:

Мой добрый Иосиф, святой мой покровитель. Ты свидетель всего, что я попробовал предпринять в этом году. Я проиграл все конкурсы. Вчера, узнав омоем поражении на конкурсе детских пьес, Вера сказала: когда удача улыбнется мне, я получу все и сразу. Неужели? Тогда и расскажу.

24 августа Пауло исполнилось 23 года, и Вера подарила ему микроскоп последней модели и была счастлива, когда спустя несколько часов после вручения подарка увидела, что Пауло все так же сидит над окуляром, внимательно изучая предметные стекла и записывая что-то в тетрадку. С любопытством она принялась читать, что же он там написал:

23 года назад, в этот, самый день я родился. Я уже прошел ту стадию развития, которую можно увидеть под микроскопом. Вот он я — бешено стремящийся к жизни, величина бесконечно малая, однако наделенная всеми наследственными признаками тех, кто остался позади. Уже запрограммированы мои руки, ноги, мозг. Из сперматозоида я эволюционирую, клетки пройдут стадии деления, И вот я — здесь. Двадцатитрехлетний.

Она поняла, что Пауло капнул на предметное стекло своего семени и рассматривает под микроскопом собственные сперматозоиды. Отчет продолжался:

Там движется, возможно, будущий инженер. Умирает тот, что должен был стать врачом. Ученый, способный спасти Землю, тоже гибнет, а я взираю на это бесстрастно сквозь линзы своего микроскопа. В поле зрения мои сперматозоиды перемещаются, бешено стремясь обнаружить яйцеклетку: ими движет неистовый порыв, страстное желание вопреки всему существовать вечно.

Вера, с которой так приятно было делить досуг и развлечения, становилась непреклонной, когда Пауло следовало возвращаться в реальность. Поняв, что, отпущенный на волю, он так никогда не закончит колледж PI не получит аттестат, она буквально силой заставила его подготовиться к вступительным экзаменам в университет. Ее старания дали потрясающие результаты. В конце года возлюбленный смог поступить на три факультета сразу: юридический — в институте «Кандиду Мендес»; режиссерский — в Национальной школе театра, и связи — в Папском католическом университете (ПКУ) в Рио. Конечно, такой прорыв не стоит приписывать усилиям одной только Веры. И то, что Пауло закончил школу, не имевшую традиций качественного отбора и оценки, и то, что он успешно сдал вступительные экзамены сразу в три высших учебных заведения, — все это отвечало и его собственным литературным амбициям. Четырьмя годами раньше Пауло начал систематически читать и одолел более трехсот книг, по семьдесят пять в год — число поистине астрономическое, особенно если учесть, что каждый бразилец в то время прочитывал в среднем по одной книге ежегодно. Пауло же читал запоем и все подряд: от Сервантеса до Кафки, от Жоржи Амаду до Скотта Фицджеральда, от Эсхила до Олдоса Хаксли. Он читал советских диссидентов — таких, как Александр Солженицын, — и откровенно легковесных бразильских юмористов вроде Станислава Понте Преты. Он читал, писал небольшой комментарий к каждому произведению и, подражая литературным критикам, столь жестоко его мучившим, расставлял всех на свой вкус по ранжиру дарования. Получить четыре звездочки — самую высокую оценку — было под силу немногим: Генри Миллеру, например, Борхесу или Хемингуэю. С необычайной легкостью Пауло мог сложить в один мешок столь разные книги, как «Американская мечта» Нормана Мейлера, «Революция в революции» Режи Дебре и два бразильских классических произведения — «Сертаны» Эуклидеса да Кунья и «Экономическую историю Бразилии» Кайо Прадо Жуниора.