Я вздохнула.

— После всех наших трудов я не могу сказать, что сюжет пускать не следует, но…

— Но что? — заорал Магуайр. — Что ты мне тут скачешь, как заяц, пускаем сюжет или нет?

Я опустила глаза.

— Я не знаю.

Магуайр решительно покачал головой.

— Ты не знаешь. Не знаешь, значит. Это твой окончательный ответ?

— Наверное.

— Чарльз? — крикнул он в трубку.

— Это не мой сюжет. Я все сказал. У меня есть предчувствие, но я не могу его доказать.

— Ну и хватит. В последний момент мы сюжет снимать не станем. Не из-за ощущений, во всяком случае. Мы четко заявили, что не можем подтвердить их отношения. Мы просто рассказываем ее версию истории.

Гудмэн сложил губы трубочкой, потом сказал:

— Вы двое из другого поколения, вы не пережили тех политических бурь, что достались на нашу с Эриком и Магуайром долю. Мои собственные ощущения говорят мне, что эта женщина не врет. Еще у меня есть ощущение, что, когда женщину бросает любовник и ей сообщает об этом полиция штата, ей хочется как следует отомстить. И к счастью для нас, людей, занимающихся новостями, — он обвел жестом сотрудников в комнате, — отвергнутые и мстительные люди обожают выкладывать все свои горести в телеэфире па всю страну.

Билл Магуайр, президент отдела новостей, встал и выкатил грудь колесом, словно собирался спеть национальный гимн.

— Верно, Гудмэн. Особенно когда я десять раз посылаю в Джексон умного и опытного продюсера, чтобы убедить их заговорить. Они просто не могут не рассказать все, что знают. — Он смотрел на меня сверху вниз и в то же время пытался меня умаслить. — И вот тогда-то они и выкладывают все свои чертовы тайны. Черт… ее хотели все телеканалы, и кабельные, и обычные, так почему бы ей не выбрать лучших? — Он огляделся с выражением чрезвычайной праведности на лице и пару раз похлопал себя по сердцу. — А мы — лучший канал в этой области. Тереза сама это поняла, поговорив с разными продюсерами. И наверняка Леон Розенберг сказал ей то же самое. Поэтому она пришла к нам, получила свою прическу и маникюр и рассказала нам все про конгрессмена и его экзотические вкусы.

Магуайр подошел ко мне и сказал, тыча в меня пальцем и щурясь:

— Люди не лгут программам новостей. Они рассказывают нам о себе, чтобы облегчить свою боль и унять свой гнев. Никто — и уж тем более, ни одна девица с пышной прической, строящая из себя красавицу Юга, — не пойдет просто так рассказывать по национальном телевидению о том, как занималась анальным сексом. На это должна быть важная причина. — Он опустил руку и пошел к двери, но потом обернулся. — Сюжет пойдет в эфир через тридцать семь минут, так что я сейчас, как обычно, устроюсь в кожаном кресле у себя в кабинете, налью виски и порадуюсь очередной отличной сенсационной передаче «Вечера новостей с Джо Гудмэном». Всем спасибо, дамы и господа. — С этими словами он вышел из комнаты.

Би-ип.

«Сообщение один.

Привет, дорогая. Это Кристина Паттен,

У меня две новости, одна маленькая, другая — просто преогромная. Сначала маленькая: перед балом Фаберже первого февраля у меня дома будет коктейль-вечеринка для патронов благотворительного комитета, для всех вас, щедрых людей, купивших билеты. Тебе нужно там присутствовать, хотя сама я буду среди встречающих. Тебе в группу встречающих не нужно; ну, то есть это твой первый год, и все будут немного удивлены, увидев новое лицо. А теперь гигантская новость; мы попали на обложку журнала „Мэдисон-авеню"!!! Да, наш столик выбрали. Говорят, мы выглядим потрясающе, и фотографии внутри тоже отличные. Я прямо дождаться не могу. Ну, целую»

Би-ип.

Питер меня убьет за эту фотографию. Он даже не знал, что я снималась. Питер стал для меня мерилом во всех областях моей жизни — что бы ни случалось, я пыталась представить, как он на это отреагирует, что скажет, как будет меня дразнить. Весь вечер накануне передачи я держала секундомер в кармане, поглаживая пальцем гравировку на тыльной стороне.

Би-ип.

«Сообщение два.

Дорогая моя жена. Я очень горжусь тобой и твоей передачей. Мне уже идут письма про сногсшибательные новости, хотя я ее еще не смотрел. Посмотрю завтра. Ты лучший продюсер на всем телевидении. Надеюсь, Гудмэн знает, как ему с тобой повезло. Я-то знаю. И очень горжусь. И опять-таки, извини за сегодняшнее утро».

Би-ип.

Ну, хорошо, может, я и не разведусь с ним, и не убью его. Иногда он бывает добрым и милым. Может, Питер — это просто опасное увлечение. Может, у моего брака есть шанс, если я пойму, как поощрять в Филипе положительные качества?

Би-ип.

«Да, и не забудь про мою ракетку для сквоша».

Би-ип.

А может, и нет.

Но этим вечером у меня не было сил думать о браке — ни о том, как его поправить, ни о том, как его закончить. Хотя сюжет про Терезу вышел в эфир, теперь мне надо было готовиться к атакам, которые наверняка последуют во всех возможных средствах массовой информации в ближайшие дни. Я знала, что история с Терезой не закончена. Возможно, Эрик, Гудмэн и Магуайр были правы: они более закаленные, опытные профессионалы, у них больше политического опыта, чем у меня. Они поверили Терезе, и я попробую тоже. Жизнь идет дальше.

Я неслышно прошла по коридору, чтобы заглянуть к детям в комнаты. Они раскинулись в постелях, руки-ноги торчали из-под одеял. Я осторожно укрыла их, поправила волосы, поцеловала. Вернувшись на кухню, я порылась в почте, потом заметила на столе еще один огромный букет от Филипа. Он никогда еще не посылал мне два букета за один раз.

Я зачерпнула в стеклянной банке на окне пригоршню орехов кешью и налила белого вина. Проходя мимо стола в коридоре, я захватила маленькую свечу и зажгла ее на столике у кровати. Я растянулась в постели, жуя орехи и смакуя каждый медовый глоток моего любимого шардонне. Потом я долго лежала просто так, раскинув руки и ноги и глядя в потолок. Настоящий рай: никакого телевизора, никакой музыки, мобильника, е-мейла. Я разрешила себе отбросить все тревоги, забыть об Эн-би-зс, проблемах с браком и о том, как страшно бывает растить детей в Нью-Йорке.

Вместо этого я подумала о том, как пахнет Питер: резкий запах мужского пота, аромат мускулистого тела и физической активности. Я не в состоянии была овладеть своими чувствами и научиться игнорировать Питера. Он делал меня счастливой, и все тут. Я уже не могла отрицать свою растущую уверенность в этом; она казалась такой естественной.

Я вспоминала, как он заправлял волосы за уши перед тем, как сказать что-нибудь серьезное, упругость его походки, то, как он поглаживал пальцем мою ладонь. Я закрыла глаза и представила, как он лежит рядом со мной, положив голову на локоть и прижимая мою ногу коленом. Однажды я видела Питера полуодетым, когда он менял футболку в комнате у Дилана. Он был крепко сложен, но не отличался излишней мускулистостью.

Я глотнула холодного шардонне, чтобы остыть. Очень приятно было вот так лежать в постели одной. Я откинула голову назад и закрыла глаза.

А потом я еще немного подумала о Питере и решила, что не хочу остывать. Так что вечер я провела очень приятно.

На рассвете, когда было еще темно, я подскочила в постели. Вся потная, я оглядела комнату. И тут я вспомнила: все закончилось. Я снова легла на живот. Сунула голову под подушку. Но, конечно, устоять было невозможно. Я потянулась к пульту, лежавшему на тумбочке, и нацелила его, чтобы включить телевизор. Не открывая глаза, все еще пряча голову, я слушала только звуки.

«Вы это видели, вся страна это видела, как по-вашему, достоверна ли ее…»

Щелк.

«Я вам вот что скажу, лучше пусть этот телеканал побережется, если они там считают, что такие вот грязные истории пометут им…»