— …так что у меня два свободных места. Я буду рада, если вы присоединитесь к нам. Я уверена, что Джорджу будет ужасно интересно узнать о том, как работает «Вечер новостей». Он каждый день газету читает!

Я нырнула в бездны светского порока.

— Мы с Филипом с удовольствием посидим с вами. Спасибо, что пригласила.

— Ну и отлично, тогда всё решено. Я пошлю тебе кое-какую информацию о выставке Фаберже, чтобы ты смогла получить максимум удовольствия от вечера. — Кристина махнула мне рукой и пошла по улице прочь от нас, ведя двух своих малышей в одинаковых охотничьих курточках. Воротники у них были подняты, чтобы все видели на обратной стороне фирменную коричневую шотландку от «Берберри».

Питеру даже не нужно было ничего говорить о светских дамах, я и так знала все, что он думает.

— Можешь сколько хочешь дразнить меня, но по статистике в нью-йоркский детский сад сложнее попасть, чем в Гарвард.

Тротуар был забит мамами, нянями и детьми, которых только что забрали из школы. Пока мы пробирались вдоль Квартала, Дилан отошел в сторону поболтать с друзьями, а Грейси взяла меня за руку. Иветта шла за нами с малышом в коляске.

— Может, у меня и есть работа в большом мире, но в конце рабочего дня я возвращаюсь сюда. И иногда, к сожалению, приходится идти на компромиссы.

— Ну и? — Он явно не желал меня понять. — Вы считаете, что ради этого стоит проводить большую часть времени с людьми, которые вам не нравятся?

— Ну да, я купила билеты на дурацкое мероприятие, посвященное яйцам, чтобы устроить дочку в начальную школу. Очень страшно. Хватит об этом. Моя жизнь не на том сосредоточена, и ты это знаешь.

Он вздохнул и остановился.

— Знаю. Но я потому вас так достаю, что я вроде как был в похожей ситуации.

— О чем это ты?

— Ну, не совсем в такой… Помните, я вам на пляже начал рассказывать. Я хочу сказать, что вырвался из круга отношений, которые меня не устраивали, и из места, которое мне не подходило — или я ему не подходил. Я вам не говорил, потому что к делу это отношения не имеет, но теперь, раз мы… Ну, в общем, я работал в фирме моего отца, вы ее знаете. И я встречался с одной девушкой, все было очень серьезно. Все считали, что мы идеальная пара; она была из хорошей семьи, ее родители дружили с моими, и вообще она во многом была замечательная. — Он замолчал, вероятно подумав, не слишком ли личный получился разговор, но потом все равно продолжил: — Да ладно, в общем, она забеременела, и нам пришлось всерьез задуматься о нашем будущем. Мы даже начали выбирать дом, и все на нас давили в этом направлении. И вдруг я осознал, что погружаюсь в кошмар, превращаюсь в типичного папашу из пригородов — мне это совершенно не подходило, и ей тоже. Она проснулась как-то утром и поняла, что непременно должна сделать аборт — она знала, что я ее в любом случае поддержу. Так что она пошла и сделала аборт. А потом я сорвался.

— Потому что ты хотел ребенка?

— Ну конечно, я хотел ребенка. Я ужасно хочу детей, но я чувствовал в глубине души, что момент был неподходящий. Я сорвался потому, что понял: еще один шаг, и я попал в ловушку того образа жизни, который абсолютно мне не подходит. Совсем чуть-чуть оставалось.

— И что было дальше?

— Все закончилось достаточно неприятно. Мы разругались и разошлись. Но с ней у меня бы все равно ничего не получилось, да и я не очень-то ей подходил. А потом мои родители узнали про аборт, и все стало еще хуже. Возможно, где-то аборт — нормальное явление, но не там, откуда я родом. Отец все повторял, что не может поверить, что мы вот так легко пошли на аборт. А я всякий раз говорил ему, что не переживал ничего труднее в своей жизни, но он меня не слышал. Мы разругались. Он не понимал, что нами руководило, что мы пережили. Так что я просто уехал. Мы уже год почти не разговариваем.

— Родители не вечно сердятся, — сказала я.

— Я знаю. И дело не в этом. Дело в том, что я жил в мире, который мне не подходит, и мне потребовалась настоящая драма, чтобы осознать это.

— И что ты предлагаешь? Бросить мою жизнь здесь? Уйти с работы и куда-нибудь переехать? Сорвать семью с места и вернуться в Миннесоту?

— А мистер Уитфилд в такие планы вписывается?

— Ну, я…

— Я не хотел лезть не в свое дело. Просто…

— Что «просто»?

— Не будем об этом, Джейми.

— Да, так, наверное, благоразумнее.

— Ага. — И он посмотрел на меня.

Мне было неприятно осознавать, что он раскусил Филипа, хотя на это особого ума не требовалось.

— И вообще, — продолжила я, — твои проблемы с отцом никак не связаны с тем, что я подлаживаюсь к каким-то дурочкам, чтобы облегчить жизнь своей семье.

— Но сходство есть, и это все, что я хочу сказать, — отозвался он. — Не стоит всю жизнь жить по чужому сценарию. Это сведет вас с ума.

Уже свело.

На следующее утро Эбби распахнула мою дверь так, что со стены упала наградная табличка Национального пресс-клуба. Я посмотрела на нее и покачала головой. На ней был очередной ужасный костюм от Энн Тэйлор, прямиком из прошлого века, на этот раз ярко-красный.

— Ты опять смахиваешь на агента по прокату автомобилей.

— Это все круговорот психологического давления. Ты выливаешь на меня то, что каждое утро обрушивают на тебя дамы с Парк-авеню.

— Никакое это не давление. Я пытаюсь принять чрезвычайные меры в зоне катастрофы. Ты не можешь больше носить этот костюм, он из восьмидесятых.

— Мне наплевать. — Она села перед моим столом.

— Ладно, это твоя жизнь. — Я взяла первый лист «Таймс», а Эбби следующий.

Через несколько минут она взглянула на меня поверх газеты.

— Вообще-то я пришла сделать тебе комплимент, но это, наверное, ни к чему. — Она принялась насвистывать.

— Сделай.

— Сначала скажи мне, что я хорошо выгляжу. — Она скрестила руки на груди.

— Не могу. Мне бы для этого пришлось соврать. Она сдула пену со своего латте, решая, стоит ли проявить любезность.

— Где ты была во время утреннего совещания?

— Я пытаюсь изучить все новости по Терезе. И с детьми сейчас куча проблем. В школе Дилана меня втянули в дурацкую затею с вечеринкой с яйцами, и это требует времени и сил, которых у меня нет. От этих переходов от Фаберже и мехов к республиканским адюльтерам у меня голова кружится.

— Фаберже и мехов?

Я откусила большой кусок рогалика с маслом и сказала с набитым ртом:

— Нет настроения рассказывать.

— Одна из твоих светских затей? Какое-нибудь мероприятие в Центральном парке с твоими богатыми подружками, у которых шляпы по семьсот долларов?

— Они мне не подруги.

— А что за вечеринка с яйцами?

— Ну, она посвящена яйцам Фаберже.

— И ты ими всегда так увлекалась.

Я закатила глаза.

— Я бы не ввязывалась в это, если бы не школа для Грейси; на самом деле это благотворительная акция в пользу Эрмитажа.

— Санкт-Петербург. Ну да, твое любимое местечко.

Она схватила у меня с полки журнал «Мэдисон-авеню». Ну вот, надвигается цунами.

Я попыталась вырвать журнал, но она прижала его к груди. Пролистнув страницы, она добавила:

— Смотри, вот показ антиквариата от Армори в пользу детской школы в Гарлеме, а вот тут шикарная особа.

— Я знаю, Эбби. Я выгляжу, как идиотка.

— Нет, Ты выглядишь так, будто влетела головой в огромный абажур.

— Это был дорогой абажур.

Она схватила фотографию.

— Здесь написано: «Сюзанна Брайерклифф с подругой». Они что, не знают, как тебя зовут?

— Не знают.

— У тебя здесь нос красный. Почему на тебе розовый костюм, и если это Шанель за четыре тысячи долларов, пожалей меня и не говори мне об этом, И что это за огромная розовая летающая тарелочка у тебя на голове посреди зимы?

— Так уж принято. И это все, что я могу тебе сказать.

Я включила компьютер и стала просматривать заголовки сайтов новостей, пока Эбби читала светскую хронику в «Нью-Йорк пост».