Каролина загромыхала мисками у раковины, изображая, что у нее куча дел, чтобы послушать разговор. Филип с подозрением посмотрел на меня.

— А почему тренер обедал с детьми? Он что, Дилана привез?

— Дорогой, детям я уже все объяснила. — Я села на край стола, стараясь вести себя как ни в чем не бывало. — У Иветты днем слишком много дел, ей приходится отвозить всех на занятия. Питер ей помогает, особенно с Диланом. Ну, знаешь, поиграть по-мальчишески перед обедом и все такое.

— Звучит занятно, да, Дилан? — сказал Филип с некоторым напряжением.

Дилан почувствовал, что отцу что-то не понравилось в новом няне. Он мгновенно придумал, как это использовать в своих интересах.

— Ну да, а что? Он и в математике здорово разбирается.

Не просто поразил отца в самое сердце, но еще и нож повернул в ране.

Филипа это явно задело, но он, похоже, был не в настроении ни ссориться с Диланом, ни убеждать его в чем-то. Вместо этого он взял поднос, на котором были сандвич с ветчиной, горка чипсов «Терра» и бутылка «Снэппл», а также серебряные солонка и перечница, льняная подставка под стакан и льняная же салфетка. Все еще держа папки под мышкой, он собрался было с подносом к себе, но вдруг замер и развернулся так резко, что бутылка чуть не слетела на пол.

— Джейми, не зайдешь ко мне в кабинет? Мне с тобой надо кое-что обсудить.

Черт.

Филип сидел в рабочем кресле, откинувшись на спинку, и тер глаза. Посмотрев на меня, он провел пальцами по лицу, Даже в свои сорок два он был красив, даже больше, чем в тридцать, но сегодня лицо его выглядело обвисшим и усталым.

— Знаешь, Джейми, у меня сейчас хватает проблем с работой, и я предпочел бы заняться именно ими. Но мне все же интересно, с какой стати мы наняли тренера?

Я устроилась в мягком красном кресле с мелким рисунком и уперлась пятками в кушетку. Вокруг нас выстроились зеленые книжные полки с юридическими томами в кожаных переплетах. Лампы в медных абажурах украшали стыки стеллажей, бросая мягкий свет на потрепанные тома в коричневой коже. Эта комната была самой роскошной в квартире; неудивительно, что мой муж ее обожал. Слева от меня посреди стены был встроенный, телевизор с плоским экраном. Справа стоял стол Филипа, заваленный папками и бумагами настолько, что они сползали на пол. Я тоже начала тереть лоб и массировать лицо. Про няней мужского пола я говорить не хотела.

— С чего это ты вдруг стал приходить домой раньше обычного?

— Я тебя спросил про тренера, Джейми.

— А я тебя про работу.

— Джейми, кто такой этот тренер?

— Тренер?

— Да.

— Просто парень из Колорадо, я его отыскала и наняла время от времени заниматься с детьми.

— Как часто?

— Э-э-э… — Последовала долгая пауза. — Каждый день.

— Что? — Филип уперся ладонями в поверхность своего огромного стола, выставив локти наружу, и гневно уставился на меня. — Три года нам хватало Каролины и Иветты, и вдруг ты нанимаешь человека на полный рабочий день и даже не говоришь мне об этом. Думаешь, я деньги печатаю?

— Тебе бы стоило гордиться тем, сколько ты зарабатываешь, и тем, что тебя сделали партнером и мы смогли купить эту большую квартиру.

— Не такая она и большая.

— Нет, большая.

— У нас даже нет гостиной.

— Бедный ты мой.

Он пожал плечами.

— Ну да, я бедный.

— О господи, давай не будем об этом.

Он ослабил идеальный виндзорский узел на своем галстуке.

— Слушай, я не имею в виду бедность в сравнению, с населением какого-нибудь захудалого городишки. Я имею в виду наш мир. — Он показал на пол. — Мою жизнь, мою реальность. Я говорю именно о ней, и для меня она имеет значение, понимаешь?

— У тебя прекрасно идут дела, Филип.

— Нет, не идут. Двадцать лет в ведущей юридической фирме, и я до сих пор к концу каждого года превышаю лимит на трех кредитках. — Он закатал рукава. — Пятьдесят тысяч на две школы, сто восемьдесят на ежемесячные расходы на жилье и закладную, сотню на ремонт и закладную на загородный дом, еще сотню на Иветту и Каролину, а теперь ты хочешь еще одного человека оплачивать. — Выйдя из кабинета, он направился в спальню, на ходу крикнув: — Добавь еду, одежду и два отпуска в год, и остается ноль. Никаких сбережений, и это паршиво.

Филип вырос в эпоху, когда его происхождение из хорошей англосаксонско-протестантской семьи чего-то стоило. В детстве он не платил за завтраки в буфете загородного клуба — их записывали ему на счет. Он учился в том же интернате и в том же университете «Лиги плюща», что и его отец и дед. Он поступил на работу в приличную юридическую фирму. Он все сделал правильно. Да, некоторый вес на Парк-авеню его происхождение до сих пор имеет, но после перемен девяностых годов, интернет-бума и трагедии 11 сентября социальные стандарты стали куда менее утонченными. Теперь в наших краях деньги были важнее всего. Филип зарабатывает полтора миллиона долларов в год. Он говорит, что в Квартале это практически грань нищеты. И, что самое ужасное, он прав.

Практически каждый банкир здесь зарабатывает по несколько миллионов, иногда по несколько десятков миллионов. Он видит, как мужчины его возраста руководят корпорациями, строят по три дома на лыжных курортах и арендуют, а то и покупают самолеты. И он гадает, что же он делает не так. Почему они все это имеют, а он нет? Почему он работает изо всех сил и все равно к концу года оказывается «бедняком»? Богатые богатеют не из-за неожиданных налоговых льгот; они богатеют потому, что изначально не ощущают себя богатыми.

Когда я вошла в спальню, Филип старательно разглаживал складки на брюках от костюма перед тем, как его повесить.

— Филип, ты же знаешь, что проблема не в деньгах. Я сто раз нанимала и увольняла людей, не спрашивая тебя.

— Хорошо, тогда в чем, по-твоему, проблема, Джейми? Или ты хочешь сказать, что главная проблема во всем этом я?

— Знаешь… — начала я, покачав головой. — Впрочем, неважно. Слушай, он здесь на пробу, на пару недель.

— Нет, правда. Я хочу знать, в чем моя проблема: или, лучше сказать, к чему ты ведешь? В чем, по-твоему, со мной проблемы? Мне очень интересно. Если уж у меня проблемы, я хочу знать, в чем они состоят.

— Просто тебе не нравится, что в твое отсутствие в доме бывает посторонний мужчина.

— По-твоему, я ревную?

— О господи, нет, — рассмеялась я. — Причем тут ревность? — Я вовсе не была уверена, что последнюю фразу произнесла искренне, — Просто тебя нет, с твоими детьми играет парень, а ты предпочел бы, чтобы это была женщина. Женщина у тебя не вызывает такого чувства вины. Она тебя не замещает.

Он подбоченился.

— Вот именно, мне не нравится, что какой-то там чертов тренер сомнительного вида (ты уверена, что этот бездельник не курит травку?) учит моих детей играть в футбол в Центральном парке, пока я гну спину на его зарплату. В этом ты права, Джейми. — Он наклонился ко мне, тыча мне в лицо указательным пальцем, — Я не хочу в этом доме наемного папочки. Он нам не нужен, и его здесь не будет. Это глупая идея.

Я отодвинула палец Филипа.

— Я знаю, что это не идеальный вариант. Но такова уж наша жизнь: ты всю неделю работаешь, как проклятый, поэтому не можешь забирать детей из школы или обедать с ними. Я тоже много работаю. И вообще, почему мы разговариваем о тебе? Нам стоит поговорить о нашем мальчике, о бедном, запутавшемся Дилане, которому нужно больше внимания, чем он получает, — честно говоря, от нас обоих.

— Так перестань столько работать и запиши Дилана еще в какую-нибудь спортивную секцию — тогда все будет в порядке. И как насчет твоего времени? Ты не можешь жить в таком ритме с тремя детьми; с двумя еще куда ни шло, но три — это уже слишком. Даже работа на неполную неделю слишком тебя загружает. Я тебе все время говорю: перейди на пять лет в консультанты, а потом вернешься, — Он раздраженно выдохнул. — Мы не можем вечно нанимать людей, чтобы они были родителями для наших детей.

— Филип, я не из тех женщин, кто может взять и бросить работу, и я буду лучшей матерью, если буду ходить на работу, чем, если все время сидеть дома. Ты это знаешь.