Да, непонятный, пока еще непонятный, для Федора Ивановича этот строптивый ершистый человек. Не очень-то понятной была и вот эта его нынешняя затея с лесными смотринами. То ли хочет как-то смягчить вчерашнюю резкость, объясниться с секретарем райкома, то ли что другое у него на уме…

Федор Иванович спустился по лестнице со своего третьего этажа и наискосок через улицу зашагал к зданию райкома. Почти в ту же минуту, словно за углом ждал, подкатил «газик» с выгоревшим добела брезентовым верхом.

Сидевший за рулем Леонид Семенович, завидев Федора Ивановича, широко — так что сверкнули ровные белые зубы — улыбнулся и резко притормозил машину. Затем распахнул дверцу и молодцевато спрыгнул на землю. Глядя на его сухопарую, по-юношески подтянутую фигуру, Федор Иванович испытал что-то вроде зависти: мне бы таким же быть!

— Что-то не спится лесному барину? — протягивая руку, спросил Федор Иванович.

— Стареем, Федор Иваныч.

Секретарь райкома еще раз оглядел стройную, гибкую фигуру лесхозного директора, улыбнулся:

— Не рановато ли в старики записываешься?

— Уже сороковой доходит, — вздохнул Леонид Семенович. — В молодости спал чересчур много. Вот теперь и наверстываю упущенное, стараюсь вставать… — помолчал, подбирая нужное слово, — в одно время с секретарем райкома.

«И тут не удержался, чтобы не кольнуть!» — отметил про себя Федор Иванович и — к делу:

— И куда же вы хотите меня повезти, что показать?

— Вообще-то лес велик, — ответил Леонид Семенович, — сорок тысяч гектаров. Смотреть подряд — недели не хватит. Так что поглядим, что называется, выборочно, заодно хотел бы бобров показать, свежим медком угостить. А будет желание — можно будет и медовуху попробовать, — и засмеялся открыто, обнажая белые ровные зубы.

«Настроение-то у тебя с самого раннего утра, видать, веселое!» — опять отметил про себя Федор Иванович, а вслух сказал:

— Я — гость. Воля — хозяйская.

Машина тронула с места, окраинной улочкой выбралась из городка, одолела один пригорок, другой и — вот он уже и лес.

Деревья то плотными шеренгами подступали к самой дороге, то отходили в сторонку. Дорога была светлой, и тут и там ее пятнали солнечные блики, а в лесной глубине, в чаще было еще по-утреннему сумеречно. На траве, на кустах искрятся бусинки росы. А когда машина подныривает под низкие кроны придорожных деревьев, в приоткрытое окошечко веет прохладой.

Дорога довольно ровная: через ручьи и промоины перекинуты деревянные настилы, колдобины засыпаны и утрамбованы. Федор Иванович знает, что у лесхоза есть свои грейдеры и они, видать, не стоят без дата.

— Поглядите-ка сюда, — директор кивает на лес, что идет по левую сторону дороги.

Федор Иванович видит там изреженные рослые деревья, между ними заросли травы-сныть и папоротника, и не может понять, что же еще надо увидеть.

— Пока не привели в порядок вот эту дорогу, — пояснил Леонид Семенович, — тракторы и автомашины покорежили вдоль нее пять гектаров созревающего леса. Вон, приглядеться, и до сих пор еще заметны следы буксовок. И с пяти гектаров мы что и взяли, так это кубометров четыреста сухостоя. А ведь они, эти гектары, входят в тот самый зеленый пояс, который должен давать городу кислород.

— Но ведь, наверное, испорченный лес можно и восстановить, — поучительно заметил Федор Иванович.

— Оно, конечно, можно, — неохотно согласился директор, — да ведь лес велик, за всем не уследишь, до всего руки не доходят.

— Но есть же лесники!

— Есть-то есть, да у них у каждого по тысяче гектаров. А лес — не поле: тут видно, а чуть дальше — уже и не видно.

— Значит, надо уметь видеть не только что под носом, а и подальше, — опять поучающим тоном сказал Федор Иванович, и ему самому этот тон не понравился: что это я с ним, как учитель с несмышленым первоклассником разговариваю.

— Дороги, дороги нам нужны! — восклицает Леонид Семенович.

«Издалека шел, а все же пришел», — усмехнулся Федор Иванович, но с директором согласился:

— Нужны.

— Техники не хватает. Всего-то ее — два бульдозера да два грейдера. Четыре, от силы пять километров в год можем вытянуть — сколько же пятилеток надо, чтобы построить хотя бы главные магистрали. Лес — ведь это продукция. И не только мы сами, но и колхозы, колхозники, рабочие вывозят отсюда саженцы, дрова, стройматериалы. А без хорошей дороги и техника ломается, и лес топчется, губится…

«Дело говоришь, — соглашается в мыслях с директором лесхоза Федор Иванович. — Надо, надо тебе помочь. А то мы твердим, что для вывозки зерна и картофеля, мяса и молока деревне нужны хорошие дороги. Но ведь и лес — что тут возразишь? — действительно тоже продукция. Да еще какая! Без лесной продукции остановится работа на всех стройках, без дров зимой не проживешь… Еще не знаю, как это сделать, а помочь лесхозу надо».

Машина тихонько съехала с грейдерной насыпи, по мягкой колесной дороге юркнула под зеленый навес и вскоре остановилась. Леонид Семенович выпрыгнул из «газика», пригласил за собой секретаря райкома.

— Видите?

— Что? — Федора Ивановича уже начинала сердить эта манера директора загадывать загадки.

— Видите, сколько кругом упавших деревьев? Как в тайге…

И правда, и там, и сям валялись некогда могучие лесные великаны, Падая, они сбили и обломали своей кроной множество молодняка. Вон хрястнулся, должно быть, подгнивший на корню дуб и проложил за собой целую просеку. Его вершина и сучья уже отпилены и увезены — рядом виден рубчатый след машины. Из дупла упавшей по соседству с дубом липы выглянула мышь, повела глазами-бусинками — кто это там пришел? — и юркнула обратно. От корня липы отросли четыре молодых деревца, тянутся вверх дружно, кучно и похожи на четыре пальца гигантской руки. Все кругом заросло зверобоем, и лишь кое-где из его почти сплошного желтого разлива выглядывают маленькие березки и клены.

— Тоже лес зеленого пояса, — сказал директор.

— Но ведь здесь-то ни машины, ни трактора его не тревожили, — недоуменно развел руками Федор Иванович.

— В этом лесу пятнадцать лет подряд паслось стадо.

— Неужто из-за этого сохнет?

— А из-за чего же еще?

— Вот уж не думал, что коровий навоз не впрок.

— Лес в навозе не нуждается, да и не в нем дело, — невесело проговорил директор. — Вытаптывает скотина. Вытаптывает и поедает. Особенно по осени, когда трава начинает жухнуть. Молодые деревца куда вкусней! К тому же в городке нашем триста двадцать коз. А ведь другой такой же паршивой скотины, наверное, и во всем свете нет. В Югославии вон не то чтобы запрещают держать коз, но уж коли держишь — будь добр, никуда не выпускай со двора. А мы их выпускаем в лес. Сколько они погрызли, погубили деревьев — это даже и сосчитать невозможно.

Леонид Семенович тяжело вздохнул и после паузы продолжал:

— Захар Николаевич хотел быть хорошим и с начальством, и с горожанами. А теперь я пытаюсь хоть как-то защитить лес, и меня на совещаниях и бюрократом, и лесным помещиком, и как только еще не честят. Ну будто в сохранении леса у меня какая-то личная корысть!

Последние слова директора можно бы принять за своеобразный ответ на ту критику в адрес лесхоза, в которой вчера не было недостатка в выступлениях председателей колхозов. Но Федор Иванович уже понимал, что рядом стоящий с ним человек меньше всего думает о каких-то оправданиях. Человек этот прежде всего и больше всего озабочен делом, которое ему поручено.

— Ну ладно, скотину сюда вы теперь не пускаете, — сказал Федор Иванович.

— Да, два года. И вон она, молодая поросль, уже начала набирать силу.

— Но ведь скотина скотиной, а сухие и упавшие деревья, наверное, тоже мешают молодой поросли. Почему их не убираете?

— Черед не дошел. Но не далее, как завтра, сюда по графику должна прийти бригада… Санитарные рубки стараемся проводить в срок, да не всегда управка берет. Лес велик. Небольшой огородик содержать в порядке — и то сколько забот и хлопот…

Они снова сели в машину и выехали на главную, насыпную дорогу.