Человек у камина мысленно потянулся к тому, кто сейчас остро необходим. К тому, на кого можно взвалить хотя бы половину тяжкой ноши.

— Еремей?

— Что-то случилось? — профессор откликнулся сразу.

— Случилось всё и сразу. Ты нужен здесь.

— Завтра.

— Это срочно.

— Я же сказал — завтра.

— Дело не терпит.

— Оно всегда не терпит. И дай мне собраться с духом.

— Перед смертью не надышишься. Это образно, если что.

— А я попробую.

— Тебя часто о чём-то просит Владыка?

— Я и сам был Владыкой, пока кое-кто меня не вышвырнул. Завтра.

— Покажите язык.

— Бе-е-е… — Михась скорчил смешную, как ему показалось, рожу.

— Замечательно, — седая женщина со значками в виде обвивающих чашу змей на петлицах улыбнулась невинной шутке Кочика. — Думаю, что восемь или десять очистительных клизм окончательно поправят ваше здоровье.

Бывший лётчик от испуга икнул, дёрнул рукой и сшиб стоявшие у кровати костыли. Он вообще не любил лечебницы, а некоторые процедуры всё больше и больше укрепляли его в этом мнении. Вот скажите, каким образом по высунутому языку можно определить правильность срастания костей в переломанных ногах? Неужели странные конструкции из спиц и обручей как-то влияют на его цвет и влажность? Вот ракия влияет, да… Но вроде бы вчера употребили в меру, без этого, как Еремей говорит… без фанатизма. И закусывали хорошо — Вольдемар постарался.

Медведик, как наименее пострадавший (сквозную дыру в кишках заштопали ещё в полковой лечебнице), тоже не любил лечиться и скрашивал госпитальную скуку самовольными отлучками. Нет, не подумайте ничего дурного, у него в столице жена и трое детей! Как не навестить семью несмотря на все запреты? А на обратном пути, естественно, заглянуть в кабачок на углу Зелёного проспекта и улицы Пантелеймона Целителя. Отставной десятник, что там заведует, для раненых товарищей делает солидную скидку. Понимающий человек.

Тем временем седая лекарка продолжала исследовать Михася. Зачем-то заглянула в глаза, оттянув поочерёдно нижние веки, заставила посмотреть на молоточек, потыкала пальцем в живот, ещё раз заставила высунуть язык…

— Жить будете.

— Спасибо!

— Не стоит благодарности, — усталое лицо на краткий миг осветилось слабой улыбкой. — Это случится совсем не скоро.

— А когда? — с надеждой спросил Михась, которому до смерти надоели железные капканы на ногах.

— Всему своё время. Отдыхайте пока.

Кочик откинулся на подушки. В глубине души он боялся этой женщины с застывшими во взгляде колючими льдинками. По госпиталю ходили слухи, будто Матильда Жайворонок может не только вернуть человека к жизни, но и высказать в лицо собственные мысли о нём, причём не смотрит ни на звание, ни на должность. Поговаривают, что она самого Начальника Генерального Штаба однажды гоняла по забитым ранеными коридорам, а парочку проворовавшихся каптенармусов лично расстреляла из наградной огнеплюйки. Серьёзная женщина! И что Матвей в ней нашёл? Нет же, наплевал на все предупреждения и засыпает комплиментами…

Самое странное — профессор Баргузин действия Барабаша полностью одобряет и поддерживает. Более того, он вчера вечером заставил Вольдемара, как единственного ходячего, принести цветы из госпитального парка. Тот и принёс, маскируя в букетах бутылки с ракией. Они все, наверное, посходили сума.

— А вы как себя чувствуете? — Матильда осторожно положила ладонь на лоб Матвея, проверяя температуру. Ртутные тепломеры определяли её точнее, но почему-то всегда хотелось дотронуться до…

Отдёрнула руку, боясь признаться самой себе, что простое прикосновение отдаётся щемящей болью в сердце. Нельзя признаваться… нельзя. Злая судьба ревнива и вот уже который год наносит удары, забирая любимых людей одного за другим. С потерей мужа, погибшего на границе с каганатом, смирилась… или просто за прошедшие с того момента пятнадцать лет притерпелась. А в прошлом году война унесла сразу и сына, и внучку. Нет, больше такого не случится, потому что терять уже нечего.

— Это вам, товарищ младший воевода! — чуть слышный шорох, и из-под кровати будто сам собой вылетел букет роз, неведомым чудом сохранивший на лепестках капельки утренней росы.

От обращения к Матильде по званию Барабаша отговаривали все, и он согласился… чтобы в решительную минуту позабыть обо всём.

— Спасибо, — Матильда вдохнула давным-давно позабытый запах. — Спасибо, Матвей.

И она уже не замечала ничего. Не видела, как профессор подхватил костыли, сунул кулак под нос Михасю Кочику, заставляя того укрыться одеялом с головой, и, поддерживаемый Медведиком, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Сложно смотреть на мир, когда в глазах стоят слёзы, а в ушах звучит музыка, слышная только двоим.

— На прогулку, товарищи? — человек в форменной накидке без знаков различия махнул рукой, и ещё один, точно такой же боец с добрым лицом прирождённого головореза, подкатил кресло на колёсиках. — Карета подана, товарищ профессор!

За прошедший месяц Еремей привык к ненавязчивой опеке, состоявшей из постоянного вооружённого караула у дверей палаты, сопровождения на расстоянии даже на прогулках в госпитальном парке, и не протестовал против этого. Нужно, — значит, нужно… У людей работа такая, не хуже прочих, и жаловаться бесполезно, да и некому. Уже некому — невидимый собеседник на вопрос об охране выразился грубо и просил не обращать на них внимания, даже если те захотят лично проводить охраняемый объект до толчка.

Вольдемар помог профессору усесться в каталку, оглянулся по сторонам и прошептал прямо в ухо:

— Слушай, Ерёма, я тут одно местечко знаю… Посоветовали… Как думаешь, твои мордовороты нас не сдадут?

— Кому?

— Матильде, кому же ещё.

— Смотря что мы будем делать.

— Я же говорю — местечко. Оргий с энейскими гетерами не обещаю, но скучно не будет, зуб даю!

— На сладкое потянуло? Клубнички со сливками захотелось?

Медведик сделал вид, что обиделся:

— Всё благопристойно будет. Ну… почти. Я же женатый человек! И ты немножко развлечёшься.

Да, в столице сейчас с развлечениями туго, только выпивка и осталась. Указом Верховного все театры закрыты, хипподромы отданы в распоряжение армии, а уличных акробатов вообще отправили на фронт, предварительно почистив от пиктийских шпионов. Впрочем, и те и другие в результате оказались в составе того самого десанта.

— В таком виде пойдём? То есть поедем? — Еремей оглядел Медведика и задержал взгляд на исподних штанах, выглядывающих из-под длинного стёганого халата. — Красавчики!

— Нам что, жениться, что ли? Тем более раненых героев должны обслуживать со скидкой.

Финансовый вопрос заботил профессора меньше всего — за пребывание в пиктийском тылу денежное содержание насчитали в тройном размере, добавили премию за каждого уничтоженного дракона, приплюсовали наградные за командование десантом… Вексель Роденийского Народного банка внушал почтение итоговой суммой, а кошелёк с наличностью с трудом помещался в карман. Интересно, зачем наличные в госпитале?

— Одежду приличную найдёшь?

Вольдемар, довольный тем, что уговорил профессора на самоволку, махнул рукой старшему из охранников:

— Товарищ Густав, ваши бойцы не желают приятно провести время за наш счёт?

Дом на столичной окраине не производил впечатления злачного места. Двухэтажный особняк, в каких любят селиться негоцианты средней руки, вышедшие на покой и уставшие от городской суеты. Высокий забор с крепкими воротами, цветы вдоль посыпанных кирпичной крошкой дорожек, улыбчивые и предупредительные слуги в парадных ливреях, приветствующие гостей с лёгким легойским акцентом. Это настоящие легойцы или свои, но прикрывающиеся чужим подданством от призыва?

— Мы рады видеть вас на нашем скромном празднике! — у сбежавшего по ступенькам круглолицего толстяка уже пелейский говор с характерным проглатыванием окончаний. Уж в этом бывший профессор и заведующий кафедрой словесности разбирался хорошо. — Эй, лентяи, помогите поднять Его Превосходительство!