Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А ведь он любит Ольгу, искренне и глубоко любит, — заметила Таня.

— Ну и что? Быть любовницей попа? Завидная доля!..

Таня смолчала.

— Спорили мы с ним отчаянно, да только все зря! — Флегонт махнул рукой. — Горбатого могила исправит.

— Обо мне спрашивал?

— Как же! Плакал, божился, что порвал с Филатьевым.

— Порвал? — порывисто спросила Таня. — Значит, он косвенно все-таки признался в этой связи?

— А что скрывать, когда ты сама его в этом уличила! — Флегонт рассмеялся. — Просил передать тебе: Жду, мол. Двери моего дома всегда открыты для нее, пусть придет, утешит меня.

— Ты не знаешь последних новостей. Он сослан в Саров на послух.

— Вот как! Видно, крепко на него взъелись, — задумчиво проговорил Флегонт, следя за лучом солнца, переползающим через горницу. — Кто теперь вместо него? — спросил он мимоходом.

— Какой-то отец Василий. Живет в нашем доме, Катерина за ним ухаживает. Поп, каких тысячи. Катерина пишет: сад запущен, пруд зарос. — В голосе Тани послышалась тоска. Тайком она смахнула набежавшую слезу.

— Как ты думаешь, Флегонт, можно ему верить? — спросила Таня после молчания.

— Нет. Он не изменит свои взгляды.

— Иной раз жизнь ломает людей.

— Не таких, как твой батюшка. Какие у него сейчас мысли, сказать, конечно, трудно, но вряд ли добрые. Эти мне идейные попы! — раздраженно добавил Флегонт.

Таня глубоко задумалась.

— Танюша, — мягко окликнул ее Флегонт. — О чем думаешь, милая?

— Я вот о чем думала, Флегонт, — тихо сказала Таня. — Конечно, можно и надо проклинать и ненавидеть отца за вражескую идею, но ведь человек живет не только идеями. Друга нам жалко, товарища пригреем на груди, а родного человека?

— Я понимаю так, что тебе очень хочется повидать его.

— Не скрою. И в последний раз попытаться…

Флегонт не дал ей договорить.

— Но ведь ты уже пыталась это сделать? Послушался он тебя?

Помолчав, Таня сказала:

— Ладно, мы не поймем друг друга.

— Что ж, решила так решила! — отозвался Флегонт. Думаю, что тебе следует поехать в Саров по делу более важному. Мы говорили об этом с Кржижановским. Открывают мощи Серафима Саровского. Ясно — чтобы отвлечь народ. Надо эту механику с мощами вывернуть наизнанку. Я свяжу тебя с Саратовским комитетом — они тоже не хотят пропускать такого дела. Там соберутся тысячные толпы. Одна-две прокламации насчет мощей, брошенные в народ, сделают много… А ты у нас мастак сочинять листовки против попов. — Он подмигнул Тане. — Тебя отпустят, я попрошу.

— Не знаю, — нерешительно проговорила Таня. — Бросить дело, службу…

— Об этом, Танюша, ты подумай сама, мне, признаться, некогда! — Он не мог молчать о том, что недолго им быть вместе. — Я, Танюша, — сказал он с усилием, — скоро уеду.

— Опять? — всплеснула руками Таня. — Неужели не можешь отдохнуть хотя бы неделю?

— Какой там отдых! Надо ехать за границу, срочное дело.

— Как будто партия развалится из-за одной недели твоего отдыха! — недовольно проговорила Таня. Постоянные разлуки с мужем угнетали ее. Ей всегда не хватало Флегонта. — Не забыл ли ты, что мы ждем… что у нас… — Она порозовела. — Ну, что я буду делать одна с маленьким на руках?

— Ну, ну, ты доктор, уж как-нибудь. Да и жена Глеба рядом. Я попрошу Зину, она поможет.

Таня сердито перетирала посуду. Тоска!..

Флегонт смотрел на ветви вязов, на воркующих голубей и вздыхал. Он не решался сказать ей самого главного: что уедет утром.

— Так вот, Танюша, — выдавил наконец он, — собери ты меня в путь. Поезд уходит рано утром.

— Утром?.. — Таня не верила своим ушам. — Флегонт, да как же так?.. — Голос ее был молящий. Он рвал его сердце.

Флегонт виновато улыбнулся.

— Что делать, Танюша, мы не принадлежим себе, — только и мог он сказать.

— И всегда спешим, всегда только и делаем, что спешим! — возмутилась Таня. — Неужели не будет такого времени, чтобы и мы могли жить так, как живут все? Не прими это за мещанство, но…

Флегонт привлек ее к себе.

— Ты ведь революционерка, и вдруг такие слова…

— Революционеры не люди? — пылко, со слезами на глазах возразила Таня. — Революционеры не хотят дома, семьи и чтобы муж почаще бывал рядом? — Она вытерла слезы. — Я так тоскую по тебе! И так боюсь за тебя. Каждую минуту, каждую секунду… Какой-нибудь подозрительный взгляд шпика, неверное движение, пустая ошибка в паспорте… О господи, я так исстрадалась, Флегонт! Я бы хотела всегда быть с тобой.

— Будет такое время, Танюша, — тихо сказал Флегонт. — Будет и у нас дом, и тихие вечера вместе… А когда? Скоро, Танюша. Очень скоро! — Он обнял и поцеловал ее так крепко, что у нее захватило дух. — А ведь самого-то главного я тебе не сказал.

— Что такое?

— Великой чести удостоен твой муж. Незнамо за что, но это уже решено: я буду на Втором съезде партии.

— Делегатом? — не веря своим ушам, спросила Таня.

— Ну нет, до этого я еще не дорос, — с улыбкой сказал Флегонт. — Есть революционеры, которые давно заслужили эту честь. Я буду помогать тем, кто созывает съезд.

— Но ведь все равно ты будешь на нем! — Таня расцвела. — Увидишь Владимира Ильича, Надежду Константиновну!.. Да сказал бы ты раньше… Ну, счастливый ты, Флегонт! Шепни Надежде Константиновне, если не забыла меня. Скажи, помню и люблю ее, как всегда.

— Она всех помнит, Танюша.

— Ну, Флегонт, завидую тебе. Только успеешь ли ты к началу съезда?

— В том-то и беда, Танюша, — известие о вызове за границу я получил с запозданием. Съезд, под великим тебе скажу секретом, собирается в Бельгии, а дороги, сами знаешь, какие — через пень да в колоду… — Он взглянул на часы. — До поезда целых двадцать часов! И наговоримся, и намилуемся, и поссориться успеем. Да и рассказать тебе надо много: я такое видел и слышал — раскрывай шире уши!

Таня повеселела.

Взгляд Флегонта упал на книжку, которую читала Таня.

— Страшные вещи я вычитала из этой книжки, Флегонт, — сказала она, уловив его взгляд. — Подумай: на семьдесят пять тысяч душ в России один врач. Четыре больничные койки на десять тысяч населения. Читала и думала: а что, если мне переехать в Дворики и завести там хотя бы крохотную больницу? Может быть, земство расщедрится? Нет, ты подумай серьезно, — горячо убеждала она Флегонта, словно он не соглашался с нею. — Кто знает, куда пошлют тебя. Может быть, снова сюда, а верней всего, в какое-нибудь другое место… Глеба переводят в Киев, Зина уедет с ним, останусь я одна. Да и вообще, не пора ли мне распрощаться с Самарой, не примелькалась ли я охранке? А в Двориках, подумай, непочатый край работы! Я бы помогла Ольге. Человек она мне близкий, почти родной. Да и тебе туда проще приехать. Спрятаться там есть где. Вряд ли Улусов дознался о землянке и кургане у Лебяжьего. У меня там родной дом, Лука Лукич рядом, знакомые, друзья. Как ты думаешь?

Флегонт слушал ее горячую речь и добродушно улыбался. Что ему советовать! Она давно все решила. Да и доводы у нее неотразимые. Для Самары партия найдет людей, а в деревне такие, как Таня, чистый клад. Там не всякий сможет работать: мужика надо знать и видеть насквозь. Пять пудов соли с ним съешь, пока до его души доберешься. К тому же доктора в деревне нужны позарез. Таню там знают, и она всех знает и в конспирации дотошна.

— Там ведь бабка Фетинья за профессора медицины идет, — словно угадывая мысли мужа, с горячностью продолжала Таня. — Нет, согласись, Флегонт, что я права. Организация меня отпустит, ведь нужны же в деревне люди!

— Ты так говоришь, будто я против твоего решения, — заметил Флегонт. — Душа моя, делай как решила: поезжай в Саров.

Таня обняла его.

— Ты такой добрый, Флегонт, и как ты все понимаешь! — Она глубоко передохнула, будто освободившись от тяжести, лежавшей на сердце. Потом сказала: — Ну, я займусь твоими вещами, а ты рассказывай.

2

Когда у царя родилась еще одна девочка, Фетинью снова вызвали в Петербург.

131
{"b":"210048","o":1}