Появление на столе мяса стало единственным отрадным изменением вдворцовой жизни.
Хайяры, рассудив, что ночные прогулки в сомнительной компаниииномирцев - не лучшее времяпрепровождение для будущей правительницы,во избежание рецидива негласно заключили Маржану под своего родадомашний арест. Рядом с хани в любое время дня и ночи непременнооказывался кто-нибудь из верноподданной хайярской знати. Выход запределы дворцового сада отныне был закрыт для Маржаны и ее спутников- замковая ограда все же появилась. Магическая. Официально эти мерыпредпринимались для безопасности хани (на случай появления новыхмятежников, агрессивно настроенных инакомыслящих и простонедовольных хайяров) и лишь до дня коронации. То есть нанеопределенный срок.
Верховная жрица время от времени навещала хани, но по-настоящемуважных разговоров больше не заводила, мастерски уклоняясь от ответовна "скользкие" темы. Зато вечерами Маржану и сотоварищи зазывали вБольшую Музыкальную Залу, где воздушные арфистки задумчивоперебирали струны, наигрывая легкую, и при этом щемяще красивуюмелодию.
Вопреки ожиданиям, хайяры пользовались магией отнюдь не во всем.Произведения искусства вообще и музыки в частности магически невоспроизводились. Как справедливо заметила однажды Заринна, "еслинаправо и налево сыпать заклинаниями и совсем не пользоватьсяголовой и руками, то эти части тела рано или поздно отпадут заненадобностью". Видимо, хайяры придерживались той же точки зрения.
По начищенному до блеска паркету скользили танцующие пары, порхалистайки придворных дам и кавалеров. На небольшом постаменте почти вцентре гордо красовалось Цветущее Древо. То самое, что Маржанавидела во сне. Его серебристые резные листочки с внутренней стороныбыли золотыми, как и мелкие благоухающие цветы, усеявшие Древо откорней до верхушки. Хайяры искренне полагали, что прекрасная музыкаи непосредственная близость хани благотворно влияют на любимоедерево богини.
Возможно, Древу и его древесной душе и впрямь было хорошо, но вотсама Маржана чувствовала себя на этих вечерах неуютно. Она сидела,забившись в угол, и угрюмо глядела на весело щебечущих придворныхдам. Бесконечные разговоры о последних веяниях хайялинской моды изавидных женихах столицы ее нисколько не занимали, а музыка, безсомнения, прекрасная, быстро надоедала, набивая оскомину, как всякийизбыток сладкого.
Друзья слонялись рядом, раздумывая, чем бы себя занять. Местныхтанцев они не знали, хайялинские новости им были не интересны, а кразговорам бдительно прислушивались чуткие соглядатаи. Сиднарцыоткровенно скучали. Маржана тоже скучала и с нарастающим ужасомждала неизбежного - часа, когда хайяры, вдоволь насладившисьискусством арфисток, станут упрашивать спеть свою хани.
Этот час наступал каждый вечер с неотвратимостью заката ирассвета. Хайяры вдруг вспоминали о певческом даре, присущем предкамбудущей правительницы, и просили осчастливить их песней. Маржанаотказывалась. Хайяры льстили хани так, как только были способны, иповторяли нижайшую просьбу. Маржана упиралась. Хайяры настаивали.Маржана отказывалась наотрез. Хайяры горестно вздыхали и отходили,бросая на хани взоры, полные молчаливого укора. После этойежевечерней экзекуции арфистки, как правило, возобновлялимузицирование, а Маржана становилась еще мрачнее.
Сцена повторилась и в этот вечер.
- Ах, хани, неужели мы никогда не узнаем счастья услышать вашпрекрасный голос? - с искренним огорчением на хорошеньких кукольныхлицах щебетали фрейлины. - Мы были бы так рады! Мы рассказывали быоб этом своим внукам! И правнукам!..
"Вот надоеды! - сердито думала Маржана. - "Внукам, правнукам"!..Сначала детей заведите, глупые курицы!"
И тут ее осенило. "Хотите услышать пение своей хани? - с внезапнойвеселой злостью подумала она. - Получайте!"
- Хорошо. Я вас осчастливлю, - зловеще пообещала она, оглядываярадостно всполошившуюся публику.
Когда над притихшим залом, звеня, полетели слова первых строк,подданные божественной хани замерли в изумлении. Они не сразу смоглиповерить своим ушам, а поверив, застыли безмолвными изваяниями, ктогде стоял, не в силах шевельнуться.
Маржана недолго ломала голову над выбором репертуара. Частушки,спетые в Фумкинском трактире, сами просились на язык. Хайяримстительно выбрала самые скабрезные, от которых в другой обстановкенепременно заалела бы, как маков цвет. Сейчас же ей ни капли не былостыдно. Пусть стыдятся слушатели - сами напросились!
И слушатели устыдились. Утонченные фрейлины, пожалуй, и слов-тотаких не слышали. А уж некоторых особо примечательных сочетаний,которые нет-нет да и встречались в произведениях сиднарскогонародного творчества, - и подавно…
Развеселились только друзья Маржаны, присутствовавшие нанезабвенном Фумкинском вечере. Самые задорные из однажды услышанныхкуплетов осели в памяти, позволяя хором подпевать Маржане изалихватски подхватывать припев.
Неожиданным дополнением стал Фтайкин посильный вклад: псинка,послушав немного жуткую разноголосицу, уселась рядом, подняла головук небу, виднеющемуся сквозь стеклянный потолок, и тоскливо завыла.
Разухабистое пение лилось в распахнутые окна, приводя взамешательство непуганых хайялинских зверушек. С садовых деревьев скриками спешно разлетались птицы. Где-то вдалеке тоскливым воемотозвался волк, вышедший полюбоваться на полную луну. Ему ответилдругой… Третий… Казалось, к хоровому пению решило присоединитьсявсё зверье округи.
Осчастливленные хайяры были правы: такое пение, услышав раз, онивряд ли смогли забыть. И детям, внукам и правнукам наверняка о немрассказывали. С содроганием.
После получасовой какофонии, когда Маржана исчерпала запасчастушек, а подпевающие, включая зверей, основательно выдохлись иедва не охрипли от стараний, попросить хани продолжить пение никтоне осмелился. Маржана могла быть довольна собой: отныне по вечерам вБольшой Музыкальной Зале (впрочем, как и в любой другой) ее ни разуне просили спеть. Хайяры, на свою беду, оказались на редкостьвпечатлительным народом, удивительно восприимчивым к иноземномутворчеству.
Замок спал. Стихли звуки: и чарующее пение арфы, и разудалыеМаржанины частушки, и человеческие голоса. Только изредкараздавались тяжелые шаги часовых по каменным плитам коридора.Стража, бдительно позевывая, охраняла покой обитателей замка.
Не спал лишь колдун. Он неторопливо прохаживался по комнате,вспоминая прошедший вечер. Его ученица вновь подтвердила полноесоответствие своей стихии. Вспыхнула, словно спичка, и выдаластраждущим свое дивное пение. Маг невольно усмехнулся. Хайяры ещедолго не забудут выступление наместницы их обожаемой богини…
Интересно, а каким суждено стать Вотию? Вода рано или позднопринимает форму и с наступлением холодов становится льдом.Мальчишка-хайяр, как и его сестра, похож на свою стихию…
Огонь и вода… Лед и пламя…
Дарилен мерил шагами комнату и хмурился, размышляя над магическимиспособностями учеников. Что с ними не так? Почему он не можетперестать об этом думать?
Колдун остановился внезапно, будто налетел на невидимую стену. Онвспомнил…
- …Запомни, Дар, магически одаренные дети одних родителей всегдапринадлежат одной стихии… Дар! Оставь кошку в покое, дай ейпоспать. Ты меня слушаешь?
Десятилетний Дар воровато прячет руки за спину. У его Учителязамечательная кошка. Нет, магическими способностями она не обладает- обычная мурлыка, каких в сиднарских городах пруд пруди. Но взаменмагии и телепатии у Лири есть безграничное терпение, позволяющееей безропотно сносить выходки малолетнего сорванца, ученика Ианора,вздумается ли мальчишке погладить кошку, почесать за ушами илипересчитать ее усы и зубы и подергать за хвост, чтобы узнать, крепколи он держится.
- Слушаю, Учитель! - но Учителя не так-то просто провести. И Дар,чтобы подтвердить свое внимание к предмету разговора (кстати, о чемговорил Ианор? Эх, опять прослушал…) и заодно отвлечь наставничьевнимание, принимает заинтересованный вид и уточняет: - А почему такпроисходит?
