Я выглянула в окно и посмотрела на дом Ланкастеров. Вполне возможно было залезть из одного из окон на третьем этаже на крышу. Но я сомневалась, что человек забрался туда именно таким образом. И потом: Маргарет попросила меня никому об этом не рассказывать. Чем больше я думала об этом, тем более странным все это казалось, если, конечно, исключить возможность того, что уже тогда Маргарет подозревала, что мать убила Эмили.

Может быть, человек на крыше искал пропавшие деньги? Или измазанную кровью одежду убийцы, которую не могла найти полиция? А ведь она должна была где-то быть, эта одежда. У Эмили, если убийцей была она, не было возможности избавиться от одежды.

Я все думала и думала и опять возвращалась к тому, с чего начала. Ведь два дня назад была убита Эмили, а вчера — Холмс.

Я решила записать все это по порядку. Все, что произошло в тот четверг, когда была убита миссис Ланкастер, так как все началось именно с этого убийства. Однако в тот день все было, как обычно. Он ничем не отличался от других. До тех пор, пока не было совершено убийство. Не было ничего необычного в том, что Лидия Тэлбот принесла что-то вкусненькое для миссис Ланкастер. Лидия ушла в половине третьего. В три тридцать ушли мистер Ланкастер и миссис Тэлбот. Он вернулся, но поклялся, что тут же снова ушел. В три сорок пять, по словам Эмили, ее мать спала, а в четыре часа Джим Веллингтон нашел ее мертвой.

Когда в этот короткий период времени убийца с ключом или без ключа вошел в дом, совершил свое грязное дело и незаметно вышел? И кого подозревала мама, считая, что он способен и имел возможность совершить это убийство?

Я сидела и думала обо всем этом: о том, что мама, прочитав в газете о пропаже золота, послала за миссис Тэлбот, чтобы извиниться перед ней! Мама редко извиняется. И здесь она извинилась скорее не за то, что сказала, а за то, о чем думала. Насколько мне известно, она ничего никому не говорила.

Что же она думала? Что миссис Тэлбот, будучи верным другом и добрым соседом в течение многих лет, пробралась в дом к Ланкастерам, когда мистер Ланкастер ушел гулять, и убила миссис Ланкастер, беспомощного инвалида и родственницу по первому мужу убитой? У нее была такая возможность. Я вдруг решила, что она могла это сделать, и удивилась.

Никто не знает, куда она пошла, уйдя от Ланкастеров. Даже мисс Лидии не было дома. Она вернулась около пяти часов. Что касается причины убийства, то разве нужна причина женщине, которая так странно себя ведет? Или причина была? Возможно, это было связано с каким-то тайным событием, на которое время от времени ссылалась мама, событием, которое произошло очень давно, о котором я ничего не знала, которое связано с тайной ненавистью, скрывавшейся многие годы.

Я откинулась на спинку стула и попыталась рассмотреть такую возможность. Конечно, это чепуха, этому нельзя поверить. Но нельзя поверить и тому, что человек по своей воле совершает ужасные жестокие преступления. Я сидела и думала, а потом решила, что есть основания для моей подозрительности. Одним из них является то, что в Эмили стреляли из револьвера Джорджа Тэлбота.

И тут я вспомнила, что у конюшни Тэлботов как раз растет эта трава, от которой у некоторых людей появляется раздражение на коже.

Я сидела и смотрела на свои записи, время от времени переводя взгляд на залитый солнцем сад Ланкастеров. Эбен снова подрезал траву. И если бы не мои записи, это мог бы быть прошлый четверг, как раз то время, когда боковая дверь дома Ланкастеров открылась и мисс Эмили с визгом выбежала из нее и упала на подрезанную траву.

Я увидела в окно, как из боковой двери вышла Дженни и позвала Эбена. Он выключил косилку, и что-то в их жестах заставило меня понять, что произошла еще одна смерть. Что умер мистер Ланкастер.

А тем временем полиция подвергла миссис Макмаллен строгому допросу. Герберт Дин присутствовал при этом, и я использую в своем рассказе именно его изложение допроса.

Они нашли ее в кровати в маленькой душной задней спальне на втором этаже. Выглядела она больной, под глазами у нее были синие круги, она явно плакала. Миссис Макмаллен была настолько жалкой, что они старались обращаться с ней как можно осторожнее. Но она стала вести себя несколько вызывающе, и они сменили тактику.

После этого она призналась, что хорошо знала Холмса, но продолжала утверждать, что никогда не подозревала, что Мерриам и мисс Эмили Ланкастер одно и то же лицо и что в сундуке могли находиться украденные деньги.

— Откуда мне было все это знать? — спрашивала она. — И почему тогда я пошла к этой девушке, мисс Холл, в то утро и все рассказала ей? Я не стала бы этого делать. Теперь я понимаю, что мне нужно было молчать, и тогда все было бы в порядке.

— Но вы хорошо знали Холмса?

— Да, знала. Не так хорошо, как вы думаете, но знала. Одна из моих дочерей приводила его ко мне пару раз. Не помню, рассказала ли я ему о Мерриам или о ее сундуке.

— А как вы объясните то, что он принес вам записку о сундуке, если вы знали, что он шофер Холлов?

— Думаю, могу объяснить, — ответила она, глядя по очереди в глаза окруживших ее полицейских. — Он немного спекулировал спиртным. Не часто, время от времени. И он знал многих людей. В том числе и порядочных. Когда он пришел и сказал, что мисс Мерриам хочет получить вечером свой сундук, это меня не удивило. Я подумала, что она действительно послала его ко мне. Но я сказала ему, чтобы он принес ключ от двери в ее комнату. Там был особый замок.

— И он принес ключ?

— Наверное. Он вошел в комнату. Я не поднималась с ним на второй этаж.

Больше ничего они от нее не узнали. Она считала, что виной всему банда спекулянтов спиртным, и заверила, что ничего не знала о содержимом сундука, хотя и призналась в покупке нескольких коробок грузиков для мисс Эмили, которая сказала ей, что ее пациентке они нужны, чтобы положить их в горшки для цветов. Время от времени на имя мисс Мерриам приходили тяжелые посылки, которые она ставила у двери в холле.

— Один раз она сказала, что это книги. Я заметила ей тогда, что, вероятно, их будет тяжело читать, судя по их весу. Пошутила. В другой раз она сказала, что отдавала починить старые ножи и вилки, и показала мне серебряную ложку. Но я ни в чем ее не подозревала. Если бы я следила за странным поведением всех моих жильцов, то сошла, бы с ума.

— Но вы, конечно, читали о том, что золото было заменено портновскими грузиками?

— Читала. Но почему я должна была связать это с Люси Мерриам? Какое она имела отношение к семье Ланкастеров? Все знали, что они не нанимали сиделку.

— А газета с фотографией? Убийство оказало на вас определенное влияние. Вы даже поставили на двери цепочку — на парадную дверь и на кухонную. Однако фотографию увидели только сегодня утром. Ведь вы так сказали?

— Послушайте, — ответила она, приподнявшись в кровати, — я ведь не арестована, если правильно понимаю? Если арестована, я обращусь к адвокату. Если нет, то вы должны верить тому, что я вам говорю. Я рассказала вам об этой фотографии. Зачем мне нужно было ходить сегодня утром в Полумесяц, если мне было что скрывать?

Тут на лице инспектора появилась довольно жесткая улыбка.

— Понимаете, миссис Макмаллен, ведь сундук-то уже уплыл. И деньги тоже!

В это время без всякого предупреждения открылась дверь и в комнату вбежала хорошенькая девушка. На ней была форма горничной, а сверху легкое летнее пальто. Лицо бледное, как мел.

Она сразу поняла, в чем дело, и попыталась убежать, но Герберт Дин опередил ее и захлопнул дверь, не дав ей возможности выйти из комнаты. А потом спросил довольно сочувственно:

— Вы уже знаете, Пегги?

— Значит, это правда?

— Мне очень жаль, но это правда.

Она стояла, опираясь на косяк двери, и смотрела перед собой невидящими глазами.

— Умер! Он умер! Мой муж умер, мама, а у меня будет ребенок.

Все почувствовали себя довольно неудобно. Пегги была в истерике, допрашивать ее было невозможно. Инстинктивно все они вышли из комнаты. В общем, мать произвела на них хорошее впечатление. А была ли Пегги замешана в краже сундука, тогда не имело особого значения.