Анна стояла там, жалкая, брошенная, тоскуя по подруге. Но сейчас в окне она видела Ру и не хотела вторгаться в семейную сцену, которая стояла у нее перед глазами. Уоррен, сидя рядом с Ру, смеется. Ру наклоняется, чтобы поднять с пола Оскара.

Уоррен предлагает Дэйзи глоток пива.

Анна знала, что за закрытыми дверями они, может быть, орут друг на друга. Ру кричит Уоррену, чтобы тот не травил их дочь алкоголем. Уоррен кричит на Ру, чтобы та прекратила делать из его сына «паиньку».

Но Анна, конечно, не могла слышать, о чем они говорят. Все четверо выглядели прелестно, как на семейной фотографии.

Она отошла от дома со слезами и захотела позвонить Лиз, чтобы просто посмеяться, как в старые добрые времена. Но вспомнила их последний разговор… Ей было необходимо кому-то выговориться – Джастин, кому угодно.

Ей отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь из родителей. Но она взяла себя в руки, чувствуя в себе слишком много глупой сентиментальности, и позвонила вместо этого Притти.

У Притти не было времени встречаться с Анной. Лишь после настойчивых уговоров старой подруги она согласилась оторвать целый час от своей работы – работы терапевта и по совместительству мамы своей Моники.

Во время ее визита к Анне пришел сантехник, чтобы починить бойлер. Анна провела его в подсобку. Притти последовала за ними.

– Ну, давайте начнем с того, что уберем этот бутерброд, – сказал мужчина. Но даже Притти не решилась взять его в руки. Мастер покачал головой – ох уж эти современные молодые девушки, – осторожно взял бутерброд с сыром и выбросил его в мусорное ведро на кухне.

Анна предложила ему кофе в качестве благодарности, чтобы он не спросил с нее лишних денег.

– Анна, я сварю кофе, – очень кстати предложила Притти.

– Первым делом расскажите мне его историю, – сказал сантехник, похлопывая бойлер, чтобы тот успокоился.

– О, я только что въехала…

– Какой вы любите кофе? – спросила Притти.

– Главное, чтобы…

– Черный, разумеется, – прорычал мужчина и покосился на Притти.

Анна уставилась на него во все глаза.

– Ушам своим не верю! – вскинулась она. – По-моему, вы даже не осознаете, что от ваших слов разит самым настоящим расизмом.

– О, нет, я ничего такого…

– Что он сказал?

– Вы думаете, что можете вот так в разговоре делать какие-то расистские намеки, и никто этого не заметит?

– Дамочка, одну минуту. Я не имел в виду…

– Анна, в чем дело?

– Очевидно, вы думаете, что Притти – какая-нибудь услужливая азиатская красотка, так? Лишь потому, что она была настолько любезна, что предложила сварить вам кофе. Так вот, она – врач. И прежде чем следовать стереотипам…

– Анна, пожалуйста!

– Думаю, мне лучше уйти, – сказал сантехник Притти, как будто они состояли в заговоре.

– Нет, вы не можете вот так взять и уйти! – возмутилась Анна, пока он застегивал свою сумку.

Притти посмотрела на Анну.

– Было очень неловко, – сказал Притти, когда мастер ушел. – И совсем ни к чему было устраивать этот цирк.

Кошка ухмыльнулась. Это напомнило Анне о Дэйзи. Кошка смотрела на нее таким же насмешливым взглядом и охраняла телевизор. Она свернулась калачиком перед шкафом с телевизором и весь вечер пролежала там. Если Анна пыталась ее согнать, кошка выпускала когти Доказательством зловредности этого животного были царапины на руках у Анны.

– О, какой ужас… – покачала головой Мирна, рассматривая руки Анны. – Думаю, что Себастьян должен платить тебе за то, что ты ухаживаешь за… Как, говоришь, ее зовут – Дэйзи?

– Да. Я ее переименовала в честь моей крестницы.

– Значит, ты поругалась и с Ру тоже?

– Что значит «тоже»?

– Ну, ты же и с матерью поругалась. Ты сильно разозлилась, что я попросила ее тебе позвонить? На мои же звонки ты не отвечала.

– Где ты узнала этот номер? – спросила Анна у Барбары, когда та позвонила.

– У твоей подруги Мирны.

Они умолки, ожидая, кто же заговорит первый.

Первой оказалась Барбара:

– Не переживай. Я долго тебя не задержу.

– Нет проблем, – сказала Анна, смягчившись. Она подумала, что один короткий телефонный разговор с матерью – это не страшно.

– Я звоню по просьбе Мирны, – деловито сообщила Барбара. – Ей нужна ее вешалка. Очевидно, ты забрала ее с собой, когда переезжала.

– Почему ты звонила на мою старую квартиру? – сурово спросила Анна.

– Мне надо передать тебе письмо из твоего политехнического.

– Не беспокойся, не надо пересылать мне эту макулатуру.

– Вот и Мирна сказала, что тебе будет неинтересно все, что касается прошлого… – безжизненно пробормотала Барбара.

– Как дела у Мирны? – поспешила спросить Анна, чтобы Барбара не попрощалась и не положила трубку. Только не сейчас.

– Похоже, она в ужасном состоянии.

– Почему? – поинтересовалась Анна, а сама подумала: «Я прекрасно знаю почему. Это потому, что я уехала от нее». Но она хотела услышать это из уст матери. Но ответ Барбары застал ее врасплох:

– Из-за смерти отца.

– Отец Мирны умер?..

– Да. Разве ты не знала? – полюбопытствовала Барбара.

– Нет.

Анне хотелось бы знать, как Мирна пережила это событие. Но потом она подумала, что у Мирны есть Том – он ее поддержит. Том в такой ситуации будет очень кстати, он успокоит Мирну.

– Мы больше не поддерживаем отношений, – сухо ответила она.

Интересно, если бы они с Мирной все еще дружили, пригласили бы ее на похороны? Вот уже много лет мистер Ломонд относился к Анне с неприкрытой враждебностью. Он считал, что его сын стал гомосексуалистом по ее вине. Почему она ни разу не сходила с Гримом на свидание? Этого могло бы оказаться достаточно, чтобы его сын уверовал в брак. Так ведь нет! Она украла у Грима шанс когда-нибудь иметь своих детей.

– Я о тебе беспокоюсь, – сказала Барбара, прерывая ход ее мыслей. – Дон сказал, что ты уходишь с работы.

– О, теперь, значит, Дон, – усмехнулась Анна. – Значит, он больше не «твой отец, который сидит в клубе консерваторов».

– Анна, пожалуйста…

– Почему бы тебе ни перестать волноваться за меня и не начать волноваться о своих собственных проблемах?

– Но у меня столько…

Барбара разрыдалась.

– Пожалуйста, не плачь, – смягчилась Анна. Не мать очень редко плакала – если такое вообще когда-нибудь бывало. Теперь же, казалось, она плачет постоянно.

«Пожалуй, пусть лучше выплачется», – решила Анна, так как почувствовала, что сама сейчас разрыдается.

– Ты не знаешь, какие у меня проблемы.

– Ах, какие у тебя могут быть проблемы! – вздохнула Барбара.

– О, ты даже себе не представляешь. Ты просто представить себе не можешь, – снисходительно сказала Анна. Она снова почувствовала себя ребенком, на четвереньках ползущим в материнские объятия. Только не вредна ли такая инфантильность?.. Ну, в конце концов, рассудила Анна, это всего лишь короткий телефонный разговор, и даже Вильгельм Гроэ верит в открытое выражение чувств, особенно когда они предназначаются родной матери.

– Анна, я тебя знаю, – сказала Барбара, шмыгая носом. – Твое решение бросить свою работу – это все твои фантазии. То же самое было с тем мальчиком в школе. Как там его звали? Чарли Сакер?

– Секер.

– У тебя прекрасная скромная работа. Зачем ее бросать?

– Мама, запомни, теперь на меня уже не действует эмоциональный шантаж.

– То же самое было, когда ты захотела стать собаководом.

– Мне же было всего семь… – возразила Анна, стараясь сохранить серьезность.

– И косметологом. Помнишь? Ты тогда сказала, что это твоя «мечта».

Анна действительно так сказала, когда, закончив Политех, умоляла родителей оплатить ее учебу в Лондонском институте красоты и моды.

Брошюра, в которой рекламировался этот курс, представляла все в радужном свете, на фотографиях были запечатлены красавицы, делающие стрижки на красивых головах или маникюр на тонких, изящных руках. Были там и глянцевые фотографии студенческого кафе, где холеные студенты попивали капуччино. Но Анна и не подозревала, что красота может быть такой серьезной научной дисциплиной – с лекциями, курсовыми работами, зачетами. В реальности ей приходилось возвращаться домой, сгибаясь под тяжестью учебников с иллюстрациями женщин, страдающих всякими заболеваниями кожи. В первый же день на нее обрушилась информация о сыпи, фурункулах и прыщах.