– Мне показалось, ты сказала, что уже не кормишь его смесями?
– Анна, пожалуйста, не учи меня, как воспитывать моего ребенка! – вскинулась Ру.
– Ты не находишь, что это уже слишком? – Анна была готова к атаке. – Особенно странно слышать такое от тебя, кто постоянно учит меня, с кем мне спать.
– Для твоего же блага.
– Ах, так все это, значит, ради меня! А я-то думала, что это как-то скрашивает твою скучную жизнь в четырех стенах. Боже!
– Анна, поверь, мне совсем не нужна твоя тоскливая, одинокая, пустая, жалкая жизнь.
– По мне, уж лучше быть одинокой, чем мужеподобной и агрессивной. Ты ведешь жизнь мужчины, железной леди, которой всего мало…
«Мужеподобная» – это особенно должно ее задеть.
– Вряд ли рождение и воспитание детей можно назвать мужским занятием.
– Бога ради, ты же оставляешь их с нянечкой. Может быть, тебе взять эту шведку в жены?
Не слишком ли далеко она зашла? Похоже, что слишком.
Ру взяла Оскара на руки с таким видом, будто собиралась осмотреть его ушибы. Оскар тут же вцепился в полку с шампанским. Он как будто знал, что в таком настроении Ру может позволить ему все, что угодно.
– Хороший мальчик Скоро мы вернемся домой к твоей сестренке. Там нас и папочка заждался.
Ру повернулась к Анне, готовая продолжать спор.
– А что ты имела в виду, когда сказала, что Уоррен пьет?
– Что-что я сказала?..
– Ты намекнула, что он пьет.
– Я такого не помню.
Ни одна из них двоих не могла покинуть поле битвы первой. Ру свалила слишком много своих покупок в тележку Анны, и они обе это понимали. Ру посмотрела на свои бутылки с виски, словно подумывая: что, если схватить их и смотаться отсюда поскорее. Но Анна на этом не успокоилась; ее жестоко обидело предположение Ру о том, что у нее «тоскливая» и «жалкая» жизнь.
Они стояли у корзины с банками пива. Анна сказала:
– Так, значит, у меня тоскливая и жалкая жизнь, так? И это только потому, что у меня не было пышной, шикарной, сногсшибательной… показушной свадьбы?
– Анна, брак на самом деле – это не только новое платье и праздничный обед.
«А тогда что?» – подумала Анна, направляясь к кассе.
– Скажи это Уоррену.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Ру, догоняя ее. Ей было неудобно – Оскар у нее на руках извивался так и сяк.
– Ничего.
– Нет уж, черт возьми! Говори, что хотела сказать!
Мужчина, который стоял в очереди перед ними, обернулся, и даже Оскар притих на руках у Ру, словно идеальный малыш с картинки. Анна улыбнулась, стараясь придать себе загадочный вид, и начала выстраивать на конвейере башню из консервных банок.
– Перестань кричать, – спокойно сказала она, в то время как конвейерная лента начала продвигаться. – Вечно ты орешь на кого-нибудь. Больше всего достается бедному Уоррену. Видимо, в тебе слишком много тестостерона.
– А ты давно смотрела на свои плоские сиськи?
– Ох, дорогая, это же оксюморон, – парировала Анна. – И тебе, как редактору, следовало бы это знать. Хотя ты и полностью испортила мою рецензию.
– Анна, дорогая, это было бы клеветой, если бы я не…
– А стало нечитабельно.
– Это было отвратительно. Даже художественный редактор сказал, что ты какая-то жестокая. А у него, между прочим, репутация самого терпимого редактора на свете.
Ру взяла табличку с надписью «Следующий покупатель, пожалуйста» и поставила ее между покупками Анны и своими собственными. Несколько минут они с яростью делили свои покупки, точно семейная пара накануне развода.
– Спасибо, это мое. – Ру выхватила крем с витамином Е из секции Анны.
– Все в порядке. Мне он совсем не нужен.
– Не льсти себе. – Ру начала выкладывать покупки из секции Анны.
– У меня нет растяжек. А это мое. – Анна взяла обратно банку консервированного салата со спагетти.
– Дорогуша, вообще-то это мое.
– Ты что, дорогая, это же консервная банка, напичканная стабилизаторами. Ты так долго не протянешь.
Ру с отвращением посмотрела на покупки Анны.
– Треска в кляре с сырно-сливочным соусом, – начала она, выстреливая согласные, точно пули из пистолета.
– «Овощной букет», – хохотнула Анна, изучая покупки Ру.
– Порошок для кекса?
– Корень имбиря?
– Подожди-ка. Ты забыла купить сахар в соленом соусе, – сказала Ру, придумывая на ходу. – Это новинка. Тебе понравится.
– Ты ведешь себя инфантильно… – Анна едва удержалась от смеха.
Анна знала, что сказал бы Вильгельм Гроэ, будь он сейчас здесь. Даже Шон подчеркивал важнейшую роль слова в общении. Такие слова, как инфантилизм, были очень полезны. «Когда вы используете десять слов там, где отлично подошло бы одно, ваша мысль не находит понимания. В результате ваша жизнь осложняется».
Мужчина, стоящий впереди, наконец достал свою кредитную карту, чтобы расплатиться. Сейчас Анна стояла во главе очереди. Оскар пронзительно заверещал, и сзади к ним снова подкралась старушка.
– Прошу прощения, что влезаю, – сказала пожилая дама. – Но, может быть, вы меня пропустите? У меня всего девять покупок, и мне так не хочется жертвовать одной из них… – Тогда она могла бы не стоять в длинной очереди, а пройти в кассу для тех, у кого меньше девяти покупок.
Мужчина, стоящий впереди, отошел, и кассирша выжидательно посмотрела на Анну. Та решила не уступать.
– Ну, вообще-то, я против. Я тоже ждала, – сказала она и хотела добавить: «И я не понимаю, почему я должна страдать из-за вашей девятой покупки», – но промолчала, подумав, что это будет уже слишком.
– Ну, Анна, это уже слишком, – произнесла Ру.
Оскар внезапно прекратил крик, а девушка на кассе с отвращением посмотрела на Анну. Она начала быстро перебирать покупки Анны, прикладывая их к сканеру. Неожиданно Анна ощутила на себе, что такое «общество»: люди сплотились, но только для того, чтобы ополчиться на Анну.
Сейчас было уже слишком поздно идти на попятный и пропускать старушку. Естественно, потом, вместе с Шоном, она посмеются над этим случаем. Но в данную минуту Анна была очень смущена. Даже Оскар смотрел на нее сурово, как будто ей должно было быть стыдно за свое поведение.
– Извините, вы можете пройти передо мной, – сказала Ру старушке, убирая с конвейерной ленты свои продукты.
– Нет, я так не могу.
«А со мной можете», – мрачно подумала про себя Анна. Она пожалела, что не пропустила старушку, и теперь чувствовала себя маленьким ребенком.
– Пожалуйста, проходите вперед. Нет проблем, – улыбнулась Ру, когда старушка распечатала пакет орешков в шоколаде. «Еще не заплатила, а уже ест», – подумала Анна.
– Я не могу не пропустить такого милого мальчика, который так хорошо себя ведет. Вы не возражаете, если я угощу его орешками в шоколаде? Я знаю, некоторые против шоколада.
Оскар с радостным возгласом вцепился в пакет, и Ру, которая как раз была такой матерью – противницей шоколада, в ужасе кивнула старушке.
– Непохоже, чтобы вы обделяли его вкусными вещами. У него такой довольный вид! Вы, должно быть, очень хорошая мать.
Польщенная Ру крякнула от удовольствия.
– Ну, не знаю… – сказала она, переполненная материнской гордостью. – Иногда с ним столько хлопот…
– Такой крупный мальчик!
– Да, он рослый, – улыбнулась Ру, как будто сама вырастила его в цветочном горшке. – Некоторые думают, что он полный, но…
– Нет-нет, – испуганно затрясла головой старушка. – Просто рослый.
– Знаете, а я с вами согласна насчет шоколада. Некоторые женщины ведут себя смешно. Я постоянно даю сладости обоим своим малышам.
– Только для того, чтобы заткнуть им рты, – буркнула Анна, в то время как кассирша обнаружила, что на одной из покупок Анны нет ценника. Это было средство для проблемных волос. Она нажала кнопку, и по всему магазину затрезвонил звонок.
– Ну, все дети плачут, разве не так? Это знает только мать. – Женщина многозначительно посмотрела на Анну. – Можно я его подержу?