Она протянула руки, и затем последовала целая церемония вручения. Ру, позабыв, что она не доверяет старушкам, вручила своего единственного сына в слабые ручонки пожилой дамы. Старушка держала Оскара, точно мешок с мукой. Его голова моталась из стороны в сторону, и даже Ру смотрела на сына с опаской. Она нервно потребовала малыша обратно.

– Ох, спасибо! – расчувствовалась старушка. – Это скрасило мой день.

– Пожалуйста.

– На кого он похож? На вас или на вашего мужа?

При обычных обстоятельствах одно только предположение о том, что Ру и отец Оскара состоят в браке, вывело бы Ру из себя. Да и как эта женщина не заметила с первого взгляда, что на лице ее отпрыска запечатлены все гены Ру! Но сейчас, в разгаре самой крупной ссоры между ней и Анной, Ру медлила с резкими комментариями. Зато Анна не преминула спокойно и сухо заметить:

– Как и большинство детей, матери которых озабочены карьерой, этот малыш все больше и больше становится похожим на свою няню.

– По крайней мере, у меня есть карьера! – прошипела Ру.

– «Помощь для проблемных волос»! – крикнула кассир мужчине в спецовке, пришедшему ей на помощь. – У этой женщины не оказалось ценника на средстве для проблемных волос…

– Щас посмотрим, – пообещал мужчина, с веселым удивлением глядя на Анну.

Ру принялась объяснять разговорчивой старушке, что в лице ее малыша сочетаются ее собственные черты с чертами ее мужа. Она произнесла это таким тоном, будто подобное сочетание возникло против воли самой природы. В ответ старушка только улыбнулась. Так они и стояли, ожидая, пока вернется мужчина с ценником для Анны.

– Ой, мне надо еще попасть в аптеку, пока она не закрылась, – со вздохом сообщила старушка. – Купить таблетки на этот месяц.

Услышав это, Анна страшно испугалась: она же может послужить косвенной причиной смерти старушки! И все равно она ничего не могла поделать. Ее покупки снова начали двигаться по конвейеру. Она раскладывала их по пакетам как можно быстрее.

Как Анна и предполагала, Ру не смогла долго пребывать в бездействии.

– Давайте посмотрим ваши покупки, – предложила она старушке. – Может быть, найдется такое, что вам на самом деле и не нужно.

– Зачем? – не поняла пожилая женщина.

– Затем что на кассе, где обслуживают покупателей с восемью покупками, уже никого нет.

«Как это похоже на Ру, – подумала Анна. – Вечно лезет ко всем со своими советами».

– А моя «подруга», кажется, застряла на кассе навсегда.

– А, понятно, – сказала старушка. Анна не могла равнодушно слышать, как она перечисляет незатейливые продукты в своей корзинке. – Хлеб… молоко… картошка… Я могла бы отказаться от орешков в шоколаде, но я уже их распечатала.

Анна с грустью посмотрела на них обеих. Ру трясла в руках очередную бутылочку питания для хныкающего Оскара.

– Хорошо, я за них заплачу. Все равно мой сын съел половину этих орешков.

– О, для него мне ничего не жалко! – Старушка достала из своей корзинки банку собачьих консервов. – Думаю, вот это я могу вернуть.

– Я уже почти закончила, – резко сказала Анна, прежде чем у старушки появится возможность обвинить ее в смерти своей собаки. Она протянула кассирше купюру в пятьдесят фунтов. Анне, которая уже упаковала все свои покупки, показалось, что кассирша рассматривает ее купюру дольше обычного.

– Единственная роскошь, которую я себе позволяю, – сказала старушка, все еще не выпуская из рук собачьи консервы.

Кассирша протянула Анне сдачу: несколько купюр и двадцать монет по два пенса. Старушка достала одну из своих кредитных карточек, чтобы расплатиться за все девять покупок.

– Наверно, тебя все-таки надо подбросить до дома, – сказала Анна подруге.

– Вообще-то да. Я не могу ехать с Оскаром на… Tы и представить себе не можешь, что такое быть матерью, – сказала Ру.

– Знаешь, матери существовали задолго до того, как появились машины, – злорадно сказала Анна. – Еще даже до изобретения колеса.

Оскар, пристегнутый ремнями безопасности, спал на заднем сиденье. Между Ру и ее лучшей подругой продолжалась пикировка.

– Что, черт возьми, это было? – спросила Ру, пока Анна поправляла зеркало заднего вида, чтобы все время видеть в нем свое отражение. – Или мы закрыли эту тему? – Ру опять вернулась к роли школьной учительницы, отчитывающей школьницу Анну.

– О, только то, что я больше не являюсь легкой победой. Только то, что у меня сейчас есть некая эмоциональная реальность…

– Некая что? Боже, Том был прав.

– Прав в чем? Что ты хочешь этим сказать? Что Тома я не интересую? Ру, больше не выйдет. Это сработало в прошлый раз, когда ты соврала мне о его чувствах ко мне.

– Меня нисколько не волнует, останетесь вы с Томом вместе или нет. Бога ради, просто отвези меня домой. И соблюдай, пожалуйста, правила дорожного движения.

– Только не надо меня учить. Ты же у нас еще и лучший водитель.

– Ну, тебе же пришлось сдавать на права восемь раз.

Одно очко в пользу Ру.

Анна восемь раз пересдавала экзамен на права. Но в этом она винила своего экзаменатора мистера М. Хардса, который ее ненавидел. Анна вспоминала его каждый раз, когда делала правильный разворот на сто восемьдесят градусов.

– Ты хочешь перечислить все мои неудачи? И то, что у меня нет мужа? Что у меня нет детей? И что у меня нет своего сада?

– Ты же ненавидишь сады.

– С каких это пор?

– Ты всегда говорила, что сад напоминает тебе о жизни твоей матери.

Ру сказала это со снисходительной улыбкой, которая предназначалась обеим – Анне и ее матери. Тем не менее было очевидно, что она пыталась загладить ссору. Ее взгляд говорил, что она хочет вернуть все на свои места. Ру была готова взять на себя львиную долю вины, только бы они плавно вернулись к своим прежним ролям: Ру снова начала бы обращаться с Анной, как шеф с подчиненным, а Анна смотрела бы на нее снизу вверх.

Но этому не суждено было произойти. Анна больше не чувствовала себя комфортно в этой роли. Она даже не хотела больше иметь «лучшую подругу». Шон говорил, что это по-детски – сортировать подруг на «лучших» и прочих.

– Дружбу невозможно рассортировать, – утверждал он.

– Ру сортирует абсолютно все, – отвечала Анна.

Ничего удивительного, что Ру присвоила себе самый высокий ранг даже как подруга. Иногда Анна чувствовала гораздо большую близость с Мирной, но Ру вечно стремилась поставить себя на первое место. Когда бы Анна ни упоминала про свою соседку, Ру говорила:

– Знаешь, а я считаю тебя своей лучшей подругой.

Она говорила это таким собственническим тоном, как будто ей отвратительна даже мысль о том, что она может быть второй лучшей подругой. И так было во всем.

– Правда, забавно было, когда та старушка вытащила свои собачьи консервы? – сказала Ру, покосившись на Анну.

– Да, – ответила Анна, но не улыбнулась – сейчас она чувствовала себя очень смелой. – Хорошо, Ру. Я хочу задать тебе один вопрос, – продолжила она. – На самом деле я уже давно хотела задать его. В десятой главе Вильгельм Гроэ писал: «Попросите своего друга назвать пять слов, которые, по его мнению, характеризуют вашу личность».

– Зачем тебе это? – Ру была сбита с толку.

– Я хочу, чтобы ты назвала мне пять слов. Всего лишь. Почему ты вечно…

– Хорошо-хорошо. До сегодняшнего дня ты была: застенчивая, значит… добрая, отзывчивая, покладистая, счастливая.

– Счастливая? – переспросила Анна.

– А что ты хотела, чтобы я сказала? Глубоко несчастная?

– Ладно.

«А теперь сами подберите для себя пять слов», – советовал Гроэ; и Анна выбрала: умная, чувствительная, честолюбивая, общительная, сексуальная. «А теперь попытайтесь разобраться, почему ваше собственное представление о себе не совпадает с представлением о вас вашего друга. И попытайтесь сузить этот разрыв между вашими представлениями».

– Так, значит, ты не считаешь меня умной?

– Ну, в классическом понимании, нет.