– Мой случай сложнее, – задумчиво ответила Анна. – Честно говоря, я думаю, что мама боится жить в этом мире. И, несмотря на то, что иногда она кажется очень сильной, на самом деле она хрупкая и ранимая. Если бы я сказала ей, что чувствую на самом деле, то она бы, наверно, просто не выдержала.

Но Анна не может защищать свою мать бесконечно. Она не отвечает за современный мир или за свою мать. Барбара должна опираться на свои собственные силы. Иначе Анне придется жертвовать своим я ради того, чтобы защитить свою мать от действительности. Это нехорошо для Барбары, и это нехорошо для Анны. Важно, чтобы они обе открылись друг для друга.

– Хм… Но дело в том, что… мама сама пожертвовала многим ради меня. Иногда мне даже кажется, что ради меня она пожертвовала своим браком… Они с отцом почти не разговаривают друг с другом. Она слишком долго ждала моего рождения. Во мне – вся ее жизнь.

Шон из всего этого сделал вывод, что мать Анны эмоционально шантажирует ее. Дети рождаются не для того, чтобы решать проблемы своих родителей. Если в браке ее родителей что-то не так, то они должны сами во всем разобраться. Анна не должна всю жизнь метаться между ними. И конечно, она не должна чувствовать себя так, словно в ней решение всех проблем ее матери. Иначе можно сойти с ума.

– Я полагаю, что ты прав, – задумчиво сказала Анна.

Шон не притворялся, будто у него есть ответы на все вопросы. Просто проблемы в семье сказываются в дальнейшем на самооценке ребенка, и нездоровые отношения между матерью и ребенком могут нанести непоправимый вред.

Очень часто люди продолжают отношения с кем-то, лишь надеясь на то, что кто-нибудь придет и избавит их. Но этого никогда не произойдет, верно? Анна сама должна найти выход.

И она не должна выглядеть такой обеспокоенной.

Шон знал, что не должен вмешиваться в ее личные дела. Но ему больно было видеть, как Пэмми обращается с женщинами вроде Анны.

– Знаешь, твои родители не всегда бывают правы. Все, чему они тебя учат, – это быть похожими на них самих. Анна, стряхни с себя прошлое. Освободись от него ради своего же блага.

– Я думала, что сегодня мы будем разговаривать о тебе, – улыбнулась Анна.

Анна договорилась, чтобы, когда придет Лиз, ее направили в столовую. Когда она появилась в столовой, что-то лопоча, одетая в бог знает что, Анна пожалела, что не отменила встречу с ней.

– Привет! – вскричала Лиз.

Ее лица было практически не видно под макияжем. Все, что можно было выделить карандашом или подчеркнуть при помощи румян, Лиз донельзя подчеркнула и выделила. В конце концов, она же приехала в Лондон (почти десять лет назад), чтобы найти себе мужчину.

«В Австралии, – говорила Лиз, – уже не осталось ни одного мужчины».

Тем не менее, несмотря на толстый слой тонального крема на лице Лиз, ее кожа все равно казалась грязной, словно дно раковины, из которой только что спустили воду. Сколько бы помады она ни накладывала на губы, помада все равно стиралась. Подводка для губ у нее вечно была более яркой, чем помада.

Сегодня у нее была темно-коричневая подводка для губ, которая как раз сочеталась по цвету со столовым подносом. Лиз взяла себе кусок торта и шарик кофейного мороженого. Громко шлепнувшись на стул, она вспомнила, что забыла взять ложку.

– Подождите секундочку, – сказала она; помада, словно коричневый соус, стекала с уголков ее губ.

– Так это и есть… – Шон приподнял бровь. В это время Лиз у них за спиной переворачивала всю кухню вверх дном. Так и не найдя ложки, она зашла в своих поисках за прилавок и там натолкнулась на Аду. Из кухни послышались вопли Ады, эхо которых разносилось по всей столовой.

– Черт побери, пришлось самой мыть себе ложку! – сказала Лиз, усаживаясь за стол и располагаясь поудобнее.

Анна от смущения закрыла глаза.

– Лиз, познакомься, это Шон. Шон, это Лиз.

– Приветик, Шон! – сказала Лиз так, как будто она несколько лет провела в изоляции и за все это время не видела ни одного мужчины.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросила Блондинка.

– Конечно, нет. У нас навалом свободного места, сейчас только подвинусь поближе к Шончику…

Лиз с грохотом пересела на соседний стул. Блондинка села за стол и сказала:

– Так, значит, это Анна?

– Я думал, что ты убежала, – пробормотал Шон. – Наконец-то она, как всякий нормальный живой человек, пережила настоящую вспышку гнева и раздражения, подумал я.

– Ну, – вздохнула Блондинка, – поэтому я и разыскала тебя. Я думаю, что наш разговор закончился на неправильной ноте. И мы пытаемся выйти из положения не тем способом. Важно, чтобы мы оба… – Она не смогла закончить свою мысль, так как ее прервали.

– Ну, и какие тут у вас самые вкусненькие сплетни? – Это, разумеется, была Лиз.

– Что вы подразумеваете под вкусненькими сплетнями? – поинтересовалась Блондинка, выдавливая на свою рыбу лимон.

– Где тебе удалось раздобыть рыбы?

– Ох, Шон, ты же знаешь, что я могу получить что угодно, если захочу.

– Я имею в виду сплетни про мужчин, – пояснила Лиз. – Анна, как у тебя на новой работе, есть какие-нибудь приличные? Я имею в виду – кроме Шончика.

Анна готова была провалиться сквозь землю. Она чувствовала, что каждая клеточка ее тела корчится от стыда.

– Боже, а я еще никак не могу понять, почему моя карьера топчется на месте…

– Не переживай. – Лиз не поняла, что имела в виду Блондинка. – Я знаю про вас с Шончиком.

– Вообще-то мы…

– Вон там стоит какой-то парень, и очень даже симпатичный.

В их сторону смотрел какой-то мужчина неопределенного возраста, с самыми большими усами, которые Анна когда-либо видела, если не считать фотографий времен Первой мировой войны.

– Тот? – ошарашенно спросила Анна.

– Не смотри в его сторону. Я буду действовать по правилам.

– По каким правилам, Лиз? – поинтересовался Шон, отодвигая свою тарелку. – Кто-нибудь будет десерт? Я собираюсь взять себе.

– Нет, спасибо. Можешь съесть мой. Я вообще-то не хочу этот торт, – сказала Лиз и, прежде чем Шон успел возразить, переложила ему на тарелку кусок своего глазированного бисквита. – Надеюсь, что остатки твоей курицы не помешают.

– О, неужели вы имеете в виду этот свод предписаний для женщин? – скривилась Блондинка, пока Шон с ужасом рассматривал кусок бисквита. – Где женщинам объясняют, как вести себя с мужчинами. «После свидания в среду не соглашайтесь на свидание в субботу вечером», и тому подобное.

– После свидания в среду? – переспросила Анна. («Надо запомнить».)

– Да, именно эти правила, – ответила Лиз.

– Правила, написанные с точки зрения мужчин? – фыркнула Блондинка. – И унижающие достоинство женщин?

– Я вообще не буду смотреть на того парня, – громко сказала Лиз, не обращая внимания на Блондинку. – А потом, когда он подойдет, я буду сама любезность, сама общительность и тому подобное. И так будет продолжаться до нашего четвертого свидания, когда я смогу немного расслабиться и, может быть, даже позвоню ему. Хотя я должна буду первой закончить разговор. А потом, после пары месяцев свиданий, мы наконец сможем заняться сексом.

Она повысила голос так, чтобы ее могли услышать те, кто сидел за несколько столиков от них, и, разумеется, Усач тоже.

– А на следующее утро после секса я отправлюсь на прогулку или займусь чем-нибудь еще, чтобы очистить мозги от него и чтобы он не почувствовал себя так, будто я хочу женить его на себе. Но если я буду следовать всем правилам, то он обязательно захочет на мне жениться месяцев так через десять. И у нас будет настоящий, крепкий брак по любви, а не что-то эфемерное и формальное.

– Ух… – вздохнул Шон и принялся за бисквит.

– Лиз, по-моему, он мог тебя услышать, – смущенно сказала Анна, изо всех сил стараясь мыслить позитивно.

– Все это чушь собачья, – отрезала Блондинка.

– Да нет же. Тебе стоит попробовать, – сказала Лиз. – Я поначалу тоже не верила. Но могу поспорить, что Шончик сделал бы тебе предложение, если бы ты какое-то время строила из себя неприступность. Шончик, разве я не права? – Она пихнула его локтем в бок – Не будь все время такой нахрапистой. Капелька бесстрастности иногда не повредит.