– Вот после такого восточные женщины в европейских странах и срываются! – воскликнула я. – И пускаются во все тяжкие!

– Ты думаешь, их одних выпускают в европейские страны? И о каких восточных женщинах речь?! Разве Александра Петровна Свиристелкина может быть восточной женщиной?

– А она-то здесь при чем? – не поняла я.

– А притом, что именно Александра Петровна зарегистрирована в номере, где, по идее, должна жить Гюльчатай. И ксерокопия паспорта, которую снял администратор, соответствует паспорту, выданному на фамилию Свиристелкина в Петербурге три года назад. Только где ее теперь искать на этом курорте? Новость-то наверняка мгновенно разлетелась. Не вернется наша Свиристелкина в гостиницу. Катя, а это точно была женщина?

– Точно. И я же тебе говорила: по-моему, у Василия была она.

– Но как к Василию попадешь? Нет оснований.

– Можно залезть в окно, – пожала плечами я.

Костя замер на мгновение, потом дико расхохотался.

– Понравилось, да? – спросил он сквозь смех.

– А вдруг у него в подземелье тоже кого-то держат? Проверим. И вообще сегодня новогодняя ночь. Вполне можно домом ошибиться. Ты же сам говорил.

– Он тебя узнает. А тебе ему на глаза лучше не попадаться. И Абдулле лучше не попадаться. Хотя я не представляю Абдуллу, залезающего в окно с его-то пузом. Финнов вестибулярный аппарат подведет. А я один не полезу.

– Возьми, например, Карасева. Владимир Станиславович и Иваницкий габаритами не подойдут. А Карасев – стройный и спортивный. И наверняка ему хочется как-то поразвлечься. Я считаю, что нашему мужчине, бизнесмену, выехавшему на горнолыжный курорт, хочется чего-то оригинального. Я думаю, что он положительно отреагирует на предложение залезть в дом Василия Токлеуса. И двое других партнеров его поддержат. Я помню рассказы Владимира Станиславовича про студенческие годы. Тогда, если делать было нечего, а хотелось размяться, шли к девкам в общежитие, по веревке забирались или связанным простыням, ну а тут… Давай я сама сегодня ночью предложу. Мы же приглашены на вечеринку. Вот и слазаете. И все повеселятся. А может, и порадуются.

– А может, и опечалятся. Ты-то будешь печалиться, если я погибну?

– Почему ты погибнешь?! – воскликнула я.

– Все может быть, – философски заметил Костя. – Так будешь печалиться?

– Буду, – сказала я. – Но ты не погибай, пожалуйста.

Я подошла к Косте, так и подпиравшему дверь спиной, и положила ему руки на плечи. Второго приглашения ему не требовалось. Он накрыл мои губы своими. Дверь была заперта, кровать разобрана. В нее-то мы и рухнули. Он оказался очень опытным любовником – или я просто изголодалась по мужской ласке. И тело у него было молодое и спортивное, без капельки жира. А руки… Какие у него были руки! И сильные, и нежные одновременно. Не знаю, слышали ли что-нибудь Абдул-ла и финны. Мне было все равно. Я получала и давала удовольствие. Я наслаждалась. Потом заснула.

Проснулась от телефонного звонка. За окном уже стемнело. Я посмотрела на часы, лежавшие на тумбочке. Восемь вечера. Ничего себе мы поспали! Костя уже разговаривал по телефону. Если из России, то там уже… Там уже никто не работает! Все к встрече Нового года готовятся. Но ведь у Кости может быть семья. Мама, папа, жена, семеро по лавкам. Но если бы была жена и дети, поехал бы он на Новый год на горнолыжный курорт? Хотя у него служба. Получил приказ – и поехал. Приказы не обсуждаются. И вообще Лариса вон тоже поехала, а дети с дедушкой остались. Хотя там еще отец есть, но отец – рок-музыкант, и этим все сказано. Вообще-то детей на этом курорте мало. Он для взрослых предназначен.

Костя закончил разговор и откинулся на подушку, потом просунул руку мне под голову и поцеловал.

– О чем задумалась?

Ну не скажешь же мужчине, что меня волнует, женат он или нет, даже несмотря на то, что я не рассматриваю его в качестве потенциального мужа! Еще не хватало мне выходить за представителя спецслужб. Правда, из спецслужб иногда попадают в президенты. Наверное, из меня получится неплохая первая леди.

– Поцелуй меня, – сказала я, чтобы не объяснять ход моих мыслей. Ведь не поймет же!

Он поцеловал, а за поцелуем последовало то, что и должно было последовать. Только мне показалось, что он немного напряжен. Костя не отдавался любви так, как перед сном. Может, все дело в телефонном звонке?

– Что тебе сообщили по телефону? – спросила я. Как раз скажет, если звонили родственники.

– Отпечатки пальцев проверили, – хмыкнул Костя.

– Чьи?! Убитых? Дядьку в восточной одежде опознали?

– И дядьку опознали, и Гюльчатай, что меня лично волновало гораздо больше. Местная полиция сняла в ее номере отпечатки пальцев и переслала в Россию – как я и просил. Теперь же все в компьютерах. Это раньше были карточки. Сейчас в это трудно поверить. Я не представляю, как люди работали двадцать, а тем более сорок лет назад. Но ведь работали же!

– И что?

– Ее на самом деле зовут Лена, то есть велика вероятность того, что у Василия в доме ты видела именно эту дамочку. Фотографии мне должны были переслать, сейчас посмотришь на компьютере. Правда, там снимки в фас и в профиль для вполне определенной картотеки, и не факт, что по ним можно узнать человека, но хоть что-то. И вообще она могла сделать пластическую операцию. Вот только пальчиками не занималась, а сейчас некоторым гражданам и капиллярный рисунок изменить удается. Но это очень дорогое удовольствие.

– Значит, она сидела? И поэтому ходила в чаршафе? Чтобы тут ее никто не узнал? За что сидела-то? За мошенничество?

– За убийство. Мужа застала с любовницей. Прикончила обоих. Вначале они, правда, хорошо поскандалили, и соседи вызвали милицию. Ее взяли с поличным. Адвокат на суде напирал на состояние аффекта, она рыдала, подруги и знакомые выступали в ее защиту, говорили, как она любила мужа. К тому же она была беременна – пусть и на малом сроке. То есть масса смягчающих обстоятельств. Дали пять лет.

– Родила в тюрьме?

– Да. Ребенка забрала ее мать, и он так у нее и живет.

– А эта Лена? Вышла досрочно за хорошее поведение?

– Нет, она не стала тратить молодые годы на жизнь за колючей проволокой.

– Сбежала?

– Сбежала, – подтвердил Костя. – И вот всплыла.

– Ее искали?

– Ну конечно! С матерью она не связывалась. Ребенка не видела с тех пор, как его отдала. Правда, бабушка там счастлива, что у нее есть внук. Со стороны бывшего зятя на ребенка никто не претендует.

– А живут на что? В смысле, бабушка с внуком?

– Дедушка – бизнесмен. Тоже во внуке души не чает. Вроде про непутевую дочь и не вспоминает.

– А семья убитого? И любовницы?

– Ну, те, конечно, жаждали крови, в особенности родственники любовницы. Но они считали виноватым и мужика.

– Правильно считали, – кивнула я. – Две женщины из-за него пострадали.

– Тебе понятны мотивы этой Лены? Ты бы тоже убила мужа, если бы застала с любовницей?

Я задумалась.

– Нет, пожалуй, – ответила наконец. – Я не могу никого убить. Но я не могу понять, как можно бросить своего ребенка! Предположим, она не хотела, чтобы он провел первые годы своей жизни в тюрьме. Это понятно. Но потом-то! Или, может, она на самом деле в курсе его жизни, навещает сына, и родственники просто играют роль?

– Нет, ребенок не знает ни матери, ни отца. Он считает родителями бабушку с дедушкой. Это проверяли.

– Ну, возможно, не у всех просыпается материнский инстинкт, – высказала предположение я. – Может, он не успел проснуться. Когда она отдала ребенка матери? Сразу же после рождения? Или кормила какое-то время?

– Точно не знаю. Но вскоре после рождения.

– Но почему она сбежала? Ведь ее могли бы выпустить досрочно за хорошее поведение, плюс ребенок…

– Думаешь, в тюрьме хорошо сидеть? – усмехнулся Костя. – Если есть возможность, бегут. – Костя стал серьезным. – В случае этой Лены побег был очень хорошо подготовлен – и ее дальнейшее исчезновение.