Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но никто никогда таким волоком здесь не занимался. Это неразумно — перетаскивать хотя бы небольшую лодку через довольно высокий перешеек и волочить три версты по суше, когда быстрее и легче обойти полуостров водой. А следы — это колеи старого ямщицкого тракта, что пролегал из Охотска через Тауйск в Олу, Ямск, Гижигу и далее на Камчатку. 

Название бухты Волок идет не от слов «волочить», «переволакивать», а от слова «обволакивать», то есть укрывать, защищать что-либо, например от ветров. Волоками в старину назывались хорошо укрытые кибитки. Волоковыми окнами на Руси были небольшие оконца, которые изнутри закрывались задвижками, заволакивались. И девичьи глаза волоковые, с поволокою, когда затенены, прикрыты густыми ресницами. Вот и бухта потому Волок, что надежно защищена от многих ветров.

Разные суда и под разными флагами заходили в гостеприимные ворота ее. Отстаивались от шторма, пополнялись пресной водой. Заплывали и вороги. Не случайно при входе в бухту, на острове Недоразумения, со времен Крымской кампании, когда Петропавловск-Камчатский, как и Севастополь, мужественно сдерживал осаду иноземных кораблей, стояли кресты с английскими надписями. Один из ключиков, падающих в бухту, до сих пор называется Американским: в его лощине встречались могилы незадачливых китобоев-контрабандистов.

А тот, кто приходил с добрыми надеждами и намерениями, укрывался здесь от девятого вала и утолял жажду чистейшей ключевой водой. Лоция той же гидрографической экспедиции, что под командой морского офицера Давыдова обследовала в начале века все побережье Охотского моря, безоговорочно заявляла, что бухта Нагаева «...по справедливости может быть названа лучшей якорной стоянкой во всем Охотском море», и описывала ее очень обстоятельно. Сопками закрыта почти от всех ветров с моря. Бухта почти всюду глубока, и берега ее приглубы, на якоре можно становиться весьма близко к берегу. Среди всех достоинств лоция особенно отмечала водопад у подножия Каменного Венца, где, развернувшись кормой к берегу, с помощью нехитрых приспособлений суда могут брать чистую пресную воду.

И еще одну услугу могла оказать бухта мореплавателям. На вершине Каменного Венца экспедиция Давыдова установила астрономический пункт, а на восточном берегу соорудила девиационные створы — большие треугольные щиты с полосами. С помощью этих первых в бухте сооружений можно было во время стоянки проверять судовые приборы.

Подробно описав все пути и подходы к бухте, все ее берега и глубины, все ее достоинства, Давыдов не умолчал  о недостатках. «К ним могут быть отнесены слабая защищенность бухты от ветров, близких к западным, и отсутствие в ней населенных пунктов, что связано с невозможностью пополнить запасы провизии».

Тогда же, в 1912 году, экспедиция Давыдова переименовала бухту Монгодан в залив Гертнера, в честь исследователя, участника этой экспедиции, а бухту Волок назвала в честь замечательного русского гидрографа адмирала Нагаева. По его надежным картам устья Колымы и берегов Камчатки плавали моряки более ста лет. И тогда же, в 1912 году, с Каменного Венца была сделана первая фотография бухты. Пустынная гладь воды, курчавые берега, но без единого признака жилья, уходят вдаль голые увалы...

Такой безлюдной была самая лучшая якорная стоянка и тогда, и триста лет после ее открытия, и почти два десятилетия позже. Туземному населению никакой надобности в этой прекрасной бухте не было, рыбных речек у нее нет, лежала она в стороне от их полусонной жизни.

И только после революции, когда стал пробуждаться этот край, когда стали приоткрываться золотые кладовые колымской земли, на бухту Нагаева обратили взоры и ученые, и хозяйственники, и советские работники.

Первым возложил большие надежды на бухту Нагаева председатель Ольского райисполкома, первый и единственный коммунист в Ольском районе Михаил Дмитриевич Петров. За два года своей работы он много сделал и мечтал сделать еще больше, чтобы пробудить и преобразить этот край. 18 августа 1928 года Петров в газете «Тихоокеанская звезда» выдвинул лозунг: «Бухта Нагаева должна стать портом-базой». А еще раньше, когда в Дальневосточном комитете Севера намечали строительство культбаз, он же, Петров, предложил для Восточно-Эвенской культбазы не Олу, а бухту Нагаева.

Руководитель Дальневосточного комитета Севера Карл Янович Лукс приехал для обследования края, осмотрел бухту Нагаева, посоветовался со многими туземцами и с Валентином Цареградским, где лучше строить культбазу. Ему назвали бухту Нагаева. В Москву, в Комитет Севера при ВЦИКе Лукс писал:

«Эта бухта расположена почти в центральном пункте для всех эвенских тузрайонов Охотского побережья... и в самом центре интересного Тауйского залива и прилетающих к нему тузрайонов. Это естественный центр для всего Охотского моря, и отсюда же, несомненно, пойдет вся работа по снабжению... всего Верхне-Колымского золотопромышленного района... В навигационном отношении б. Нагаева (Волок) — лучший естественный порт всего  Охотского моря (и почти единственный)». Это о месте для культбазы.

О том, что отсюда пойдет снабжение Верхне-Колымского района, довольно определенно высказывался замечательный исследователь Северо-Востока Иван Федорович Молодых, экспедиция которого работала на Колыме одновременно с экспедицией Билибина. Молодых в книге «К материалам по вопросам снабжения Верхне-Колымского приискового района Союззолота», изданной в Иркутске в 1930 году, писал:

«При постройке шоссированной дороги в 375 километров от морского порта (бухта Нагаева), при надлежащей эксплуатации водных путей района системы реки Колымы... этот район окажется в лучшем положении в вопросах снабжения, нежели большинство других золотопромышленных районов (Алданский, Витимско-Олекминский, Каларский и т. д.)».

Так разные люди, гидрографы, геологи, советские работники, пришли к единому мнению: лучшего места, чем бухта Нагаева, для строительства экономического, транспортного и культурного центра на Северо-Востоке нет. Так бухта Нагаева стала бухтой Добрых Надежд.

3 июня 1929 года из Владивостока вышел пароход «Эривань», вскоре за ним «Генри Ривьер». Почти одновременно, 20 и 22 июня, они доставили в бухту Нагаева постройки культбазы. Их рубили в Приморье из добротной лиственницы. А здесь стали собирать. Ставили здания фасадом к бухте. Незакатное летнее солнце могло освещать их со всех сторон, а зимнее бросало из-за сопок полуострова оранжевые и алые лучи в широкие окна фасада, такие широкие, каких прежде в этих краях не видывали. Первой построили школу, за ней — больницу и ветлечебницу, рядом со школой начали возводить интернат для туземных ребятишек.

В первой половине сентября на зафрахтованном дрянном китайском пароходишке с громким названием «Фэй-ху» («Летучий тигр») прибыли из Владивостока педагоги, врачи, ветеринары, заместитель заведующего культбазой, мастер-механик.

В старину городами становились военные крепости, торговые села, фабричные поселки. Город же на берегу бухты Нагаева начинался с культбазы, сразу как культурный центр.

Комиссия Ольского рика рекомендовала:

«...Разбить перед зданиями сад и сделать спортивную площадку. Улицы устроить с проезжим полотном дороги шириною в 8 метров, кюветов в 2 метра, с двумя панелями по 5 метров под посадку деревьев, сохраняя такие по возможности при вырубке и корчевке. Разработать проект предполагаемой канализации, благоустройства, водоснабжения...» Одним словом, город-сад.

Школу построили прекрасную. Учителя приехали замечательные, молодые энтузиасты, из которых в будущем вырастут профессора, но учить пока было некого. Уговаривали родителей посылать детей в школу, а темные тунгусы удивлялись:

— Зачем? За оленем ходить надо, белку стрелять надо... А школа зачем?

Другие, видевшие в своей жизни из грамотных только купцов-обманщиков, убежденно говорили:

— Тунгус грамотный будет — плут будет.

Третьи вторили голосам богатых оленехозяев и шаманов:

— Дети в школе новые песни петь будут, родителей уважать перестанут, шаманам верить не будут.

60
{"b":"207281","o":1}