Я говорила тихо, чтобы не подслушали лесные люди, ибо для них Таг — творец вселенной, ее начало и конец, средоточие всей и всяческой жизни. Но тебе я поведала правду.

— Так чего же Таг от меня хочет?

— Слуги Тага не могут обсуждать дела и желания Тага.

— Ну а потом? Что с ними потом-то происходит, с людьми, которые понадобились Тагу? — не унимался Смит.

— Об этом ты спросишь у Тага.

В знак того, что вопрос исчерпан, потомственная жрица отвела глаза и оборвала ментальный контакт настолько резко, что у Смита закружилась голова. Беседа начисто отбила у разведчика охоту спешить на подозрительное свидание; если раньше он шел бок о бок со своей спутницей, то теперь уныло тащился сзади. Дремотное состояние отступило, сменилось острой тревогой. Эта, с бельмами, ведет тебя прямо к черту в пасть, а ты и раскис, идешь за ней, как младенец за нянькой, слюнявчика только не хватает. А и точно, кто он такой, этот самый ее Таг, если не черт? Черт и есть. Вспомни, как она заманила тебя в эту свою темную дыру. Жульничеством, грязным шулерским трюком.

А сколько таких трюков у нее в запасе, таких и еще похуже?

Вырваться из этих пальчиков ничего не стоит, главная ее сила в глазах, не смотреть в глаза — и все будет в порядке. А в крайнем случае посопротивляемся, тоже мне, великая гипнотизерша нашлась... Лесные люди прятались за кустами, бегали, переговаривались, в их шелестящем шепоте все явственнее слышалось предостережение. Прежде этот мир был просто тусклым и темным, теперь он казался угрожающим, смертельно опасным.

Думай не думай, а что-то делать надо. Смит остановился и вырвал руку из тонких, легко разжавшихся пальцев.

— Никуда я не пойду!

Девушка повернулась, взмахнув роскошным шлейфом темно-пурпурных волос, и выплеснула поток непонятных слов, однако Смит предусмотрительно отвел глаза, а потому ничего из этой страстной тирады не понял. Решительно развернувшись, он зашагал назад. Девушка что-то крикнула, в высоком кристально чистом голосе звенела та же предостерегающая нота, что и в шелестящем шепоте лесных людей, однако Смит продолжал шагать, не совсем, правда, понимая, куда же, собственно, он направляется. Девушка засмеялась, звонко и чуть презрительно; даже затихнув, этот смех продолжал звучать в его мозгу.

Чуть погодя Смит опасливо оглянулся, почти уверенный, что увидит в сумраке белый огонь задрапированного волосами тела, но на тусклом буколическом гобелене не было никаких персонажей — ни пастушков, ни пастушек, ни волшебниц.

На него навалилась ватная тишина, не нарушаемая даже перешептыванием в кустах: лесные люди последовали за жрицей своего бога, оставив пришельца в полном одиночестве. Смит шагал по темной бархатистой траве, давил тяжелыми походными сапогами трогательные головки цветов и все сильнее сомневался в собственном психическом здоровье. Одолеваемый такими мыслями, оглушенный тяжелой предгрозовой тишиной, он шел и шел в отчаянной надежде найти выход из этого бреда.

Но ажурная тень, забросившая его в этот зловещий сумрачный мир, все не появлялась и не появлялась. Хотя давно бы пора. Смит начал серьезно задумываться, а есть ли выход из персональной вселенной Тага. Ведь как все было? Он стоял на пятачке тени, затем вроде бы шагнул — и что дальше? Он же не видел эту тень потом, ни разу не видел, скорее всего, ее мгновенно проглотил серый полумрак. Смит беспомощно огляделся по сторонам. Ну и куда же теперь, если со всех сторон одно и то же? Деревья, кусты, трава с цветочками, а дальше — глухая стена мутной вязкой тьмы, за которой все те же деревья, кусты и цветочки, и так — до бесконечности.

Он пошел куда глаза глядят, пошел, подгоняемый почти физическим напряжением воздуха, странным ощущением, что все эти размытые, как на плохой фотографии, деревья и кусты ждут его, зовут, затаив дыхание, следят за нелепо ковыляющей фигурой пришельца из другого мира.

Деревья, кусты — и ничего больше, бессловесной живности здесь, похоже, не водится, а лесные люди не то по уши влюбились в эту белоглазую, не то сопровождают ее по служебной обязанности... Смит шел, понуро свесив голову, шел, как лунатик, не замечая ничего вокруг.

Через какое-то совершенно неопределенное время он почувствовал странное изменение обстановки, почувствовал пустоту и взглянул вперед. Редкая цепочка все тех же деревьев, размазанных все той же серой мглой, а за ними... Смит вздрогнул, настолько это было невероятно. За ними трава кончалась, исчезала, плавно переходила в тускло мерцающую пустоту — не в обычную пустоту, куда можно упасть, провалиться, а в твердое, кристаллизированное ничто, круто изгибавшееся вверх, к кромешной тьме зенита. Пустота, слишком пустая, чтобы допустить в себя какой бы то ни было материальный объект, пустота нерушимая, девственная.

Смит скользнул взглядом по искривленной, непроницаемой стене. Вот где кончается странный мир, сотворенный Илларом. Придуманную страну накрывает купол, выкованный из многократно изогнутого, спрессованного пространства. Так что тут выхода нет. Есть такой интересный вопрос: что будет, если в несокрушимую стену ударит всесокрушающий снаряд? Самое бы время разрешить его экспериментально, стена есть, дело за малым... Смит не мог подойти к преграде поближе, не мог даже рассмотреть ее повнимательнее — непроницаемое ничто вызывало беспричинную тревогу, заставляло отвести глаза.

Стоять на месте было бессмысленно; он пожал плечами и двинулся вдоль цепочки деревьев, отделявшей его от купола, высматривая что-нибудь вроде щели или дырки. Шансов на успех практически не было, но никаких других вариантов в голову не приходило. Он устало тащился по надоевшей боттичеллиевской травке.

Смит не знал, сколько часов, дней или лет продолжалась эта бессмысленная инспекция непроницаемой, утомительной своим однообразием границы; в какой-то момент он понял, что давно уже слышит знакомые шелестящие звуки. Среди деревьев, отделявших сумрачный мир от закаменевшей, непроницаемой пустоты, метались крошечные, еле различимые фигурки. Какая ни есть, а все же компания, облегченно вздохнул он и зашагал немного бодрее, подчеркнуто не обращая внимания на чрезмерно робких слуг Тага.

Постепенно маленькие люди осмелели, стали подходить поближе, шептать погромче; Смит все чаще и чаще улавливал в их бессмысленном щебете знакомые интонации, обрывки слов. Он шел, опустив голову, не делая резких движений; понемногу такая политика начала приносить желаемые плоды.

Маленькая черная фигурка выскочила из-за куста и застыла, разглядывая высокого, непонятного пришельца; вслед за первым смельчаком появился второй, третий... Любопытство оказалось сильнее страха — вскоре Смита сопровождала уже целая толпа лесных людей, шепот звучал все громче и громче.

Дорога пошла под уклон. Спускаясь в неглубокую, опоясанную кольцом деревьев лощину, Смит далеко не сразу заметил в густом кустарнике сплетенные из живых веток шалаши — лесные люди (а кто же еще?) замаскировали свою деревню умело и тщательно. А шепот звучал уже прямо за его спиной — странная щебечущая речь, мучительно напоминавшая что-то знакомое — только что? Добравшись до центра лощины, Смит оказался в плотном кольце лесных людей; маленькие, почти кукольные лица горели неподдельной тревогой. Ну что ж, усмехнулся он про себя, посмотрим, ребята, что вы мне скажете.

Никто из «ребят» не решался заговорить с чужаком, однако в их торопливом перешептывании отчетливо прозвучали слова «Таг», «опасно» и «берегись». Слова — но какого языка? Смит сосредоточенно нахмурился, пытаясь уловить структуру вроде бы знакомой, но все же непонятной речи, угадать ее происхождение; он знал очень много языков, но затруднялся определить, к какому именно из них относятся три не связанные друг с другом слова.

Однако имя «Таг» сильно отдавало самым старым и самым грубым из марсианских языков — материковым. С помощью этой зацепки Смит начал понемногу улавливать в невнятном лопотании и другие знакомые, вернее — почти знакомые слова. Сходство было крайне отдаленное — судя по всему, лесные люди говорили на невероятно архаичном варианте материкового языка. Звуки грубой, до примитивности простой речи повергли Смита в благоговейный трепет — за то, чтобы послушать этих чернокожих малышей, хороший лингвист отдал бы полжизни. Впрочем, ему самому предстояло расплатиться за нежданный подарок судьбы всей своей жизнью. Скорее всего.