Тяжело дыша, она с трудом поднималась по крутому склону холма. Уже на полпути наверх она заметила собственную тень на камнях. И тень эта казалась ей странной, непривычной, будто наделенной каким-то важным смыслом, пока недоступным ее пониманию. Она отвела глаза из страха, что в любой момент этот страшный смысл выйдет на поверхность ее возбужденного сознания.

Вот уже показалась вершина холма, темным пятном выделявшаяся на фоне быстро светлеющего неба. Задыхаясь, она карабкалась вверх, до боли сжимая рукоятку меча. Больше всего она боялась увидеть при свете дня тех отвратительных крохотных тварей, которые облепили ей ноги, когда она только пришла в этот мир. Она знала, что тут же потеряет над собой контроль и забьется в припадке истерики.

Вот перед ее глазами открылся вход в пещеру, и ее мрак показался спасением от настигавшего Джирел света. Ее вдруг охватило нестерпимое желание оглянуться и с высоты холма посмотреть на пройденный путь, но она лить покрепче сжала меч, стараясь преодолеть это безумие. Джирел почувствовала, что на камнях у ее ног уже началась возня, и, закусив нижнюю губу, принялась, не глядя, свирепо размахивать мечом. Она слышала чей-то писк, хлюпание сапог, когда она ступала во что-то липкое. Трижды меч ее вонзился во что-то мягкое там, где злобно щелкали крошечные зубы. Наконец маленькие твари, не выдержав ее натиска, покатились вниз по холму, а Джирел, едва сдерживая дикий вопль, спотыкаясь, пошла дальше.

Все время, пока она добиралась до входа в пещеру, она боролась с искушением заорать во все горло; боролась, ибо знала: если она закричит, то не сможет остановиться и будет орать, пока не охрипнет.

Джирел подошла к входу и тут только заметила, что губы у нее все искусаны в кровь — так сильно было искушение закричать и столько усилий ей пришлось приложить, чтобы не делать этого. Нечто до боли знакомое поблескивало на камне возле пещеры. Всхлипнув от облегчения, Джирел нагнулась и подняла крестик, который ей пришлось сорвать с шеи, чтобы попасть в эту угрюмую страну. Она сжала его в руках, и глубокая тьма, словно защищая ее от неведомой опасности, приняла Джирел в свои объятия. Облегченно вздохнув, Джирел на ощупь прошла по нескольким ступенькам, которые отделяли ее от пещеры.

Тьма окутала ее толстым покрывалом, и Джирел была этому очень рада, с ужасом вспоминая, как ее напугала зловещими очертаниями собственная тень, едва солнце осветило ей спину. Спотыкаясь, она пробиралась сквозь тьму, и постепенно к ней возвращалась способность управлять своим дрожащим телом и трепещущими легкими. Утихла и паника, которая так необъяснимо охватила ее на рассвете. Но на смену ужасу вернулась гнетущая тяжесть. В страхе она забыла об этом, но теперь, во мраке подземелья предчувствие неминуемого и неведомого горя вновь охватило ее, и она шла, окаменев от охватившего ее отчаяния, едва переставляя ноги под тяжестью неумолимого рока.

Ничто не преградило ей пути назад, а может, в оцепенении она ничего не заметила: она даже и не вспомнила о тварях, населявших тоннель. Пустая и безопасная дорога сама послушно стелилась под ее онемевшими ногами. Лишь раз она услышала звук, предупреждавший о том, что кто-то еще есть в тоннеле: раздалось сиплое дыхание и шуршание чешуи о камень — но, должно быть, это существо находилось в другой ветви тоннеля, ибо Джирел так никого и не увидела.

И вот путь ее подошел к концу, и она остановилась у холодной стены. Едва сознавая, что делает, Джирел автоматически нащупала шахту в стене, плавно уходящую вверх. На четвереньках она залезла в нее, волоча позади себя меч; вскоре угол наклона изменился и шахта сузилась, поэтому она почти уперлась носом в стену. Опираясь руками и ногами, она стала подниматься по узкому, извилистому штреку.

Как в забытьи, она быстро продвигалась вперед, легко преодолевала силу тяготения. Странное головокружение охватило ее: казалось, сами ткани ее тела претерпевали странное превращение. Сквозь оцепенение, как туман проникшее в ее сознание, она чувствовала, что легко скользит по спирали. Как и в прошлый раз, ей смутно показалось, будто в этих странных изгибах шахты не было ни верха, ни низа. Она двигалась долго, виток за витком, виток за витком.

Наконец подъем завершился и ее онемевшие пальцы ухватились за камни верхнего отверстия, лежащие ниже уровня пола самого глубокого подземелья крепости Джори. Она кое-как вылезла из шахты, оглянулась по сторонам и легла на холодный пол. Так она лежала некоторое время в полной темноте, пока наконец туман в ее голове не рассеялся и головокружение не прекратилось; остался лишь груз, тяготивший ее душу. Когда темнота перестала вращаться перед ее глазами и пол приобрел устойчивость, она в каком-то отупении поднялась на ноги и задвинула люк на место; пальцы ее задрожали, прикоснувшись к холодному, гладкому кольцу, которое никогда не грели лучи солнца.

Покончив с этим, Джирел подняла голову и увидела, что сумрак рассеялся: свет лился из отверстия в стене, там, где она вынула камни. О, как давно это было, казалось, прошли годы. После долгого странствия во тьме свет больно слепил глаза. Привыкая, она постояла несколько минут, слегка покачиваясь и закрывая рукой глаза, а потом пошла на свет факела, который, она не сомневалась, был зажжен специально для нее. Отец Гервас, конечно же, с нетерпением ждал ее возвращения. Даже он не посмел последовать за ней к шахте через дыру в стене.

Она понимала: то, что ей удалось благополучно вернуться домой, к людям,— настоящее чудо, и она должна безмерно радоваться удаче. Но гнет продолжал сковывать ее душу, предвещая неминуемое горе.

Джирел пролезла сквозь отверстие в каменной кладке. Она с усмешкой вспомнила, как специально сделала эту дыру пошире, на случай если на обратном пути ей придется улепетывать от какого-нибудь кошмара. Но как убежать от того ужаса, который она несла в себе? Даже сердце, казалось, билось теперь медленнее, то и дело спотыкаясь, как выдохшийся бегун.

Едва переставляя ноги, Джирел вышла на свет факелов; губы ее были искусаны до крови, а покрытые одними лишь наголенниками ноги и лезвие меча пропахли трупами отвратительных тварей, которые набросились на нее у входа в пещеру. Из-под всклокоченных волос мрачно сверкали глаза. Ледяной, безжизненный взгляд, казалось, был направлен куда-то вовнутрь, как у человека, видевшего нечто такое, что другим видеть не суждено. Яркая, броская красота Джирел поблекла и потускнела, как и лезвие ее меча. Отец Гервас, взглянув Джирел в глаза, содрогнулся и перекрестился.

Странная компания поджидала ее: изнывающий от беспокойства священник с мрачным лицом, Гийом, высокий и надменный, в свете живого огня казавшийся особенно привлекательным, и группа воинов в доспехах, державшие в руках угасавшие факелы и тревожно переминавшиеся с ноги на ногу. Как только Джирел увидела Гийома, огонь, вспыхнувший в ее глазах, на мгновение заслонил собой тот кошмар, который прятался в глубине ее взгляда, ее изможденное сердце запрыгало, как пришпоренная лошадь, и кровь бешено забилась в венах. Гийом, величественный в своих доспехах, опираясь на меч, свысока презрительно смотрел на нее, его темная бородка воинственно топорщилась. Тот самый Гийом, на милость которого сдалась крепость Джори... Гийом... Джирел казалось, будто во всем мире нет груза тяжелее того, который она несла в своей душе. Ей хотелось согнуть колени и спину под тяжестью этого груза, сердце ее трепетало, едва вынося эту тяжесть. Казалось, еще секунда, и она не выдержит ее и рухнет и земля под ней прогнется, а она исчезнет, сгинет навеки в промозглых, мрачных местах, которые ей удалось увидеть в потустороннем мраке. Но перед ней стоял Гийом, на лице его играла беспощадная улыбка, и она ненавидела его всей душой... что ж, придется взять себя в руки. Она должна выдержать — чего бы это ей ни стоило. Джирел догадывалась: еще чуть-чуть, и эта ноша сломит ее, ибо оружие это оказалось обоюдоострым и непременно должно было поразить своего носителя, если тот замешкается. В голове ее сгущался туман, предвещая начало конца. Неимоверным усилием воли она заставила себя подойти к Гийому. С трудом переставляя непослушные ноги, то и дело оступаясь, Джирел подошла к своему заклятому врагу и подняла руки, чтобы обнять его. Меч ее с грохотом выпал из ослабевшей руки.