…И когда потом он прощался с ней до завтра, она взяла его за обе руки.

— Итак, на жизнь и смерть вместе? — тихо проговорила она, глядя на него исподлобья.

Она знала, что этот взгляд её неотразим.

— На жизнь и смерть! — восторженно отозвался он.

— Не отступая ни перед чем до исполнения предсказаний великой богини?

— До исполнения предсказаний великой богини и — дальше… Теперь для меня в мире есть только одна великая богиня: это — ты…

И, оторвавшись от неё, он широкими шагами вышел: вдали, в вечернем воздухе, резко и звонко пели трубы, возвещавшие о возвращении в Цезарею главнокомандующего Веспасиана…

Отрезанный от всего мира, Иерусалим кипел, как в огне. Фанатики прежде всего провозгласили город, столицей мира. А затем — началась резня: сторонники мира никак не могли поладить со сторонниками войны. По всей стране бродили шайки вооружённых людей, которые всякими жестокостями и насилиями заставляли всех вступать в ряды борцов за свободу. Все больше и больше таких шаек входило в Иерусалим. Так как съестные припасы быстро таяли, повстанцы начали пощипывать уцелевших богачей. Мирные люди ждали прихода римлян, как спасения…

Главари повстанцев все более и более входили во вкус власти. Скоро богачи и представители власти под предлогом, что они вели переговоры с римлянами, были брошены в тюрьмы. Народ роптал, но, как всегда, покорялся. Главари нажали ещё более. Наконец они решили, чтобы первосвященник был избираем не из уцелевшей ещё знати, а из простого народа. Выбрали какого-то Фаннию, неуча, и сами стали со смехом учить его, как и что ему надо в храме делать… Никак нельзя сказать, что дела Адонаи пошли от этого хуже.

Подстрекаемый уцелевшими саддукеями, народ поднялся. Зелоты заняли храм. Вокруг храма, а потом и в самом храме закипел бешеный бой. Саддукеи победили, но выбить зелотов из храма все же не могли. Зелоты решили вызвать к себе на помощь идумеян. Идумеяне, горя рвением установить на земле власть Бога, прилетели на помощь к ним. Ночью во время ужасной грозы — грозы в Иерусалиме очень часты и отличаются большой силой — в улицах города началась исступлённая резня, и вставшее солнце увидело тысячи трупов. Идумеяне начали во имя Господа грабёж. Резня продолжалась до тех пор, пока идумеяне не сообразили, что они награбили достаточно. Они выпустили из тюрем посаженных туда богачей и ушли. Тогда за дело взялись сами зелоты: резня продолжалась.

Через перебежчиков Веспасиан хорошо знал о положении города и с приступом не торопился: чудовищные стены защищали город прекрасно. В стенах неистовства усиливались. Зелоты рассуждали вполне правильно: раз люди не хотят призвать их поборниками царства Божия и не подчиняются им, значит, эти люди враги Божии и их надо истребить. Но среди вожаков их, временно замещавших Бога, вспыхнуло соперничество, и они раскололись на несколько партий. Началась резня уже между зелотами. А так как есть нужно было всем партиям, то они по очереди и грабили недограбленное. Так шло и по всей стране. Симон бен-Гиора, грабивший до сих пор страну из Масады, но жаждавший подвигов более громких, разослал по всей Иудее вестников, обещая всем рабам свободу, а свободным — денег. Вокруг него быстро собралась шайка сорвиголов. Сперва они, как саранча, опустошили всю Идумею, а затем, опять-таки истребляя по пути все, бесстрашно явились под стены Иерусалима. Но тут к Иерусалиму двинулся Веспасиан. До сих пор, выжидая развития событий в Риме, он вёл дело не торопясь, но теперь ему хотелось иметь руки развязанными — на всякий случай…

В городе свирепствовали зелоты. Во главе их теперь стоял Иоханан из Гишалы, заклятый враг Иосифа. Чтобы галилеяне крепче поддерживали его в стенах Иерусалима, он дал им полную свободу. Вследствие этого галилеяне начали избивать мужчин и насиловать женщин. Солдаты завивали себе волосы, надевали женское платье и выступали по улицам мелкими женскими шажками. Конечно, у них сейчас же явились поклонники. Против этих свободолюбцев восстали идумейцы, находившиеся в войске Иоханана, и началась резня между ними и зелотами. Зелоты отступили, а идумейцы стали грабить город и дворец, в котором устроился сам Иоханан, набравший себе немалое количество всяких сокровищ. Горожане, потеряв голову, решили позвать себе на помощь Симона бен-Гиору. Симон явился. Он овладел всем городом, а Иоханан с зелотами, дочиста ограбленные, в отчаянном положении заперлись в храме. Симон всячески пытался выбить их оттуда, но бесплодно…

Не менее невероятные вещи творились в это время и в Риме. Вся рвань, которую притащил за собой Вителлий, разместилась по огромному городу, где кому было удобнее. Начались дикие грабежи и убийства… В Мезии, на Балканах, против Вителлия поднялся Антоний Прим со своими тремя легионами. Против него Вителлий послал Цецину, победителя Отона. Веспасиану было время действовать, но поседевший под шлемом старик был осторожен и медлил. Наконец, в Александрии Тиверий Александр провозгласил Веспасиана императором: поднявшись первым, он будет, конечно, первым при новом императоре. Его поддерживали Агриппа и Береника: это расчищало путь на престол вселенной Титу и — Беренике. Сирийские легионы все ещё колебались, но пленительный Муциан объявил, что Вителлий решил перевести германские легионы в Сирию, где жизнь богата и привольна, а сирийские легионы передвинуть в Германию, где служить очень трудно. Поэтому сирийские войска разом поднялись и провозгласили Веспасиана императором… И со всех концов Азии потянулись к нему депутации с венками и изъявлениями пламенных чувств. И так как таким образом предсказание посланника Божия Иосифа бен-Матафии исполнилось, то Веспасиан решил первым делом отблагодарить мудрого мужа: снять с него оковы.

— Нет, не снять, — выступил Тит, — но разрубить их на нем, как того требует древний обычай по отношению к невинно пострадавшим.

Невинно пострадавший был разом восстановлен во всех своих правах, осыпан богатыми подарками и ходил героем. И так как он по-прежнему делал записи тех великих событий, в которых он принимал участие, то он очень старательно описал свою сдачу римлянам и как он, став в приличествующую позу, сделал Веспасиану своё пророчество.

Осторожный Веспасиан, прежде чем действовать, решил запросить о будущем тот оракул, который находился на горе Кармель. Хитрый старик отлично понимал, что если боги не особенно интересуются его будущим, то все же в ответе оракула несомненно отразятся настроения людей. На Кармеле не было ни храма, ни изображения божества, а только жертвенники. И жрец Базилид, в делах понаторевший, рассмотрев внутренности зарезанных животных, торжественно сказал:

— Веспасиан, что бы ты теперь ни задумал — постройку ли дома, расширение ли поместий, умножение ли числа рабов, — делай: тебе назначается большое жилище, широкие границы, много людей…

Расчёт Базилида был весьма прост: если в предприятии Веспасиан сломает голову, то он будет не в состоянии повредить Базилиду, а если ставку он выиграет, то вспомнит об умном жреце. Веспасиан выслушал голос богов с удовольствием: во всяком случае, верующих это подбадривает, а неверующих… тоже подбадривает. И, щедро одарив проницательного Базилида, он объявил, что он прежде всего отправляется в Александрию: Египет — житница империи, и потому хорошо ключ от неё положить себе в карман.

Настал и день отъезда. В гавани Цезареи стояли готовые к отплытию корабли. Тит, в блещущем шлеме, в пурпуровой трабее, поднялся во дворец Береники. Красавица все больше и больше связывала свою судьбу с судьбой мужественного воина, в котором она чувствовала душу орла. А он только ей одной и дышал.

Белые руки замкнули своё волшебное кольцо вокруг его шеи.

— Ехать мне сейчас вслед за тобой или… — прижалась к нему она.

— Нет, богиня моя, не надо, — отвечал он, крепко прижимая её к своей груди. — Отец оттуда начнёт, вероятно, свой поход на Рим, а я вернусь сюда, чтобы покончить все дело здесь…