Несколько городов отошли от Иосифа. Восстала Тивериада. Иосиф зажёг город и бросил своих солдат на грабёж. Потом бросился он — конечно, очень осторожно — на отколовшуюся от него Сепфориду, но, так как прибывший в Антохию Веспасиан уже успел занять этот важный для него пункт, Иосиф понёс поражение. И римляне, надвигаясь на Галилею, все жгли, сопротивляющихся убивали, а остальных продавали в неволю…

Веспасиан с войском двинулся на Птолемаиду. Туда же его сын Тит привёл из Александрии легионы 5, 10 и 15. Подошли войска из Цезареи. Прибыли цари-союзники Антиох, Агриппа и Соем со вспомогательным корпусом в десять тысяч человек да царь аравийский Малх прислал тысячу всадников и пять тысяч пехоты. Всего собралось в Птолемаиде около шестидесяти тысяч человек, сила по тем временам большая: достаточно сказать, что при Августе Римская империя имела всего триста тысяч воинов и с этим держала почти весь мир в своих руках. Выступала же эта армия Веспасиана против народа плохо вооружённого и недисциплинированного. Зная через лазутчиков о том, что делается в Птолемаиде, Иосиф воевал очень осторожно. Поведение его было настолько подозрительно, что иерусалимский синедрион отправил к нему четырех послов, чтобы доставить его в Иерусалим живым или мёртвым. Иосиф не хотел ехать туда ни живым, ни мёртвым, но со свойственным ему искусством он заговорил послов, которые и возвратились в Иерусалим ни с чем. Иосиф продолжал борьбу с… иудеями, а римлянам показывал своё искусство ровно настолько, насколько было нужно, чтобы они видели, что и он не лыком шит. За жизнь свою, драгоценный дар Господа, он дрожал по-прежнему, его мучили нехорошие сны, тяготило неприятное положение между двух стульев и сладкой мечтой его была мысль, как можно скорее перейти к римлянам.

Береника готовилась уже перебраться в Птолемаиду — там, кроме главнокомандующего с его красавцем-сыном, был и новый наместник Сирии, Муциан, который славился своим богатством, пышностью и всякими талантами, — как вдруг она получила известие, что в Цезарею едут Иоахим с Язоном: у Иоахима, как и всюду, были большие дела и на востоке. При первой же встрече с ними прекрасная царевна сразу отметила, что Язон очень хмур.

— Да как же не быть ему хмурым? — сердито проговорил Иоахим, когда они остались с ней вдвоём. — От его маленькой Миррены житья никому нет. Чуть не на другой день после свадьбы она взялась обращать в свою веру не только его, но и всех, кто живёт со мной. Не раз мы находили её даже среди рабов: она проповедовала им свободу и спасение и обещала всем в самом непродолжительном времени — вот удивительное утешение! — какой-то вселенский пожар. И хотя Мессия их уже пришёл, по её же словам, она уверяла, что он должен перед пожаром прийти зачем-то опять. Ты не можешь себе представить, какую смуту развела в доме эта женщина! Язону она не даёт покоя ни днём, ни ночью: из любви к нему — она действительно очень любит его — она непременно хочет как-то спасти его… Словом, мы все если ещё не на небесах, то в преддверии царства небесного, а поэтому земные дела наши несколько позапутались. Может быть, ты поможешь мне, прекрасная из прекраснейших, привести их в порядок?..

— Охотно, — засмеялась Береника. — Я не забыла наш с тобою разговор в Риме.

— Все, что я имею, находится в твоём распоряжении, царевна, — тихо уронил Иоахим. — И помни: день, когда ты Августой поднимешься на Палатин, будет счастливейшим днём моей жизни. Тут в игре не только счастье и слава моего сына, но…

— Но?.. — с любопытством посмотрела она на него. — Что же ты замолчал?

— Но… я думаю, что эти выродки уже довольно нами помыкали, — блеснул глазами Иоахим. — Может быть, волками они когда и были, но теперь это только дрянные воры-шакалы. Эта историйка с Цестием Галлом, бежавшим от каких-то оборванцев, показала, чего они теперь со своими легионами стоят…

В Беренике, несмотря на все её вольнодумство, все же крепко сидела иудейка.

— О, поставить их на колени и мне было бы радостью! — с раздувающимися ноздрями сказала она.

— И они станут! — воскликнул Иоахим. — Мы будем отмщены. То, что теперь погибнет храм и Иерусалим, страшно только простачкам. Странно величие, ограниченное пределами Иудеи, не так ли? Нет, мы должны выйти на мировую арену и — повелевать вселенной… В Сивиллиных книгах — это указал мне недавно Язон — более двухсот лет тому назад было написано о «всякой земле и всяком народе, наполненном иудеями». И прав был твой отец, когда в письме к Калигуле он писал, что Иерусалим — это столица не только Иудеи, но и большинства других стран, где есть иуде. А где их нет? И разве неизвестно, что Август, который ненавидел нас до слепоты, все же не смел нас тронуть? Цицерон питал отвращение к нам и все же никогда не смел выступить против нас в сенате. И разве не понятно, что это значит… что шалый Нерон, отправивший столько знати в тартар, не посмел до сих пор тронуть ни моих богатств, ни моей головы? Наши деды говорили: «Иерусалим — это пуп земли». Нам уже мало этого: пуп земли там, где мы этого хотим. Так это или не так?

Иоахим был прекрасен. Береника протянула ему руку.

— Более, чем когда либо, рассчитывай на меня, — сказала она. — Язона я беру на воспитание…

— Хорошо! — отвечал Иоахим. — А теперь нам нужно обсудить ещё одно дело. Что Веспасиан сломит иудеев, в этом нельзя, конечно, сомневаться и минуты. Но… вам нет никакого расчёта, чтобы покоритель Иудеи — он человек обстоятельный и в делах видит ясно — потихоньку подготовлял себе путь на Палатин. Раз думает об этом Виндекс, то нет основания не думать Веспасиану. Так вот нам и нужно из осторожности иметь около него своего человека, который в нужный момент мог бы нас от старика… освободить.

— А Иосиф? — лукаво засмеялась Береника.

— Неужели ты думаешь, что Иосиф способен на решительный удар?

— Ни в малейшей степени… Но Иосиф очень способен найти людей, готовых на решительный удар… А он станет поодаль и произнесёт речь о том, что это воля Божия…

— А как бы нам побеседовать с ним?

— Это нелегко: его крепко караулят свои… Но можно осторожно послать к нему моего управляющего Птоломея. Люди Иосифа чуть было не разграбили мой с братом караван, но Птоломей ловко уладил все дело с Иосифом и сокровища наши дошли по назначению.

— Как бы ты ни доверяла своему Птоломею, но все же лишний человек в деле — это всегда лишний человек, — сказал Иоахим. — Я не забыл ещё истории с проклятым Мнефом, о которой я рассказывал тебе.

— Тогда мы вызовем Иосифа сюда, — сказала Береника. — Он только и ищет случая сдаться…

— Так. Но Веспасиану надо внушить, что это наш человек и чтобы его в случае сдачи щадили. А то у них самое любимое занятие это — растянуть на кресте…

— Я позабочусь об этом… А сегодня вечером пришли ко мне Язона побеседовать.

— Хорошо.

Он встал и долго с восхищением глядел на пышную сияющую красавицу. И вдруг уронил:

— Ах, если бы мне самому годков двадцать с плеч скинуть!

Береника весело рассмеялась: она ждала этого. Но у неё на жизнь были свои взгляды.

— О, да! — воскликнула она. — Тогда все дело решалось бы просто…

И Иоахим с грустью понял, что невозможное — несмотря на все несметные богатства его — невозможно…

— Итак, помни, — повторил он с подавленным вздохом, — что день, когда ты Августой поднимешься на Капитолий принести жертву великим богам, будет все же счастливейшим днём моей жизни. Прощай.