Наиболее значительная площадка должна быть выровнена для большой палатки, что потребовало три часа тяжелой работы, частично благодаря твердому решению Тома Стобарта не повторять ошибки, допущенной на старом месте: там лед был слишком близко к поверхности земли и неловкие посетители скользили по полу. Кроме того, в палатке было холодно. Отсюда следствие: мы должны были вести строительство, используя камни правильного размера и формы — широкие и плоские. К счастью, Гомпу, который не раз складывал туры, имел наметанный глаз; он легко находил крупные плоские камни и перетаскивал их с большим энтузиазмом. Работая сообща, мы к 5 часам соорудили громадную, великолепную ровную площадку, на которой воцарилась палатка. Было, правда, неловко наблюдать, как шерпы сооружали площадки для других палаток за 10 минут. Было приказано брать воду из небольшого притока выше лагеря, а любой мусор выбрасывать на склон ниже по течению.

Наша палатка приютилась около громадной башни. В первый же день я вырубил на плече башни ступени, которые долго оставались заметными. Перевалив через плечо, я попал в таинственное и прекрасное ледяное ущелье, вдоль которого прошел сколько смог и вернулся в нашу мульду[11] где-то невдалеке от местоположения первого Базового лагеря. В этой башне имеется также вырубленная под руководством Тома Стобарда пещера. Узкий проход ведет к помещению размерами примерно 1,8 метра на 1,8 метра, где хранится фотохозяйство Тома. Несколько человек, начиная с Тома, пробовали спать в пещере, пока Том не подхватил воспаления легких. Преимуществом такого помещения является стабильная температура (3°С ниже нуля). Ночью, при свете свечей, это прелестное местечко. Однако днем работать там неуютно; некоторые из нас слегка встревожены зловещими предсказаниями о том, что в Западном Цирке всем придется жить в пещерах.

Ниже наших палаток множество небольших площадок с палатками «Мид». Еще ниже, ближе к реке, живут шерпы, работающие на ледопаде. Это в большинстве своем местные жители с одним-двумя запасными, прибыли сюда только для того, чтобы перенести наши грузы в лагерь III. Они обеспечены нормальным альпинистским снаряжением, однако не имеют высотной обуви и теплого белья. Конечно, лучшие смогут пойти с нами выше. Двое из них уже сейчас выделяются: небольшой, морщинистый Даватхондуп, старший по возрасту среди всех носильщиков, и прибывший к нам из ближайшего селения Анг Норбу.

Ниже палаток установлена кухня — роскошное каменное строение с брезентовой крышей. Одна из стен сложена из продуктовых ящиков.

Спускаясь от кухни, мы подходим к реке, огибающей территорию лагеря. Справа виднеется узкий проход, вырубленный среди сераков в соответствии с замыслом Майка Уорда создать гигиеническую уборную. К сожалению, она расположена весьма далеко, и к тому же, когда пробираешься к ней глубокой ночью в лагерной обуви, опасность поскользнуться весьма велика. За южным склоном бугра Том Бурдиллон соорудил из ящиков из-под кислородных баллонов постройку, где проводил свои эксперименты. Не будем заходить в палатку Гриффа, установленную несколько выше в мульде; он во что бы то ни стало стремился поставить её на льду, чтобы проверить, действительно ли это так неуютно, как все говорят. Лучше остановимся и насладимся восхитительной картиной гор. Несмотря на желтые огни, тепло мерцающие сквозь стенки палатки, я вспоминаю слова де Соссюра, которые вполне могли быть написаны здесь, а не на Монблане:

Звезды сверкают, но луна теперь касается черного, резко очерченного гребня Пумори. Далеко внизу, в долине, вершины Тавече дремлют в дымке медленно движущегося тумана. В верховьях нашего ущелья Лхо-Ли, такая шумная днем, кажется сейчас белой шелковой подушкой, брошенной под ноги горным великаном. Ближе к нам ледяные сераки отливают серебром над блестящей чернотой неровной земли, по которой мы прогуливаемся. Ночь смягчает резкость, усиливая в то же время восприятие волшебной красоты, которая в Гималаях непрерывно стучит в наши сердца. Все заботы исчезли. Завтра — новые заботы!

Ледопад. Мы так много слышали и читали о нем, об этом драконе, охраняющем сад Гесперид Западного Цирка. Моё первое знакомство с ледопадом состоялось, когда я участвовал в технической экспедиции. Мы вышли поздновато, в 9 часов, из-за задержки с выдачей продуктов шерпам. Связь по всем вопросам между мной и шерпами была возложена на этот раз на Нимми, небольшого роста шерпа, выглядевшего весьма компетентным. Слабое сердце не давало ему возможности подниматься на большую высоту. Атта (для приготовления чапатти), тзампа (жареный или толченый ячмень) — основные продукты питания, а также рис, масло, сухой картофель — все это должно быть доставлено носильщиками из Намче. Время от времени Нимми ходил туда для закупок этих продуктов, а также баранины и свежего картофеля, к которым как сагибы, так и шерпы питали большую слабость.

Я вышел немного раньше обоих Майков, чтобы на месте старой Базы прикрепить флаги к оставленным древкам. Вскоре появился Майкл Уэстмекотт, несший здоровенный гаечный ключ, который он использовал для сборки дюралевой лестницы — моста. В этот день Гиальен и Пазанг Футар самоотверженно взялись тащить эту пятипролетную лестницу. В их компании в 9.45 мы окончательно тронулись в путь к ледопаду, предварительно надев кошки. Сначала мы шли вдоль ложа ледника, примерно под прямым углом к самому ледопаду. Дорога довольно долго шла в этом направлении, затем круто поворачивала направо. Однако Джордж Бенд нашел хитроумное сокращение пути, начало которого было не так легко обнаружить.

— Может быть, сюда?

— Нет, я совершенно уверен, что мы здесь не проходили, лезьте на этот бугор, если есть охота.

— Видно что-нибудь?

— Возможный путь просматривается, но я не могу найти следов. Пройдем ещё немного.

— Может быть, сюда?

— Здесь должна быть отметка, но снег мог её уничтожить, пожалуй, первое место было правильным. Лучше было вернуться.

В наиболее подходящем месте я с трудом втиснул флажок в узкую трещину. Впоследствии укрепление флажков служило мне столь же хорошим предлогом для остановки как и фотосъемка. Достаточно было остановиться и начать расширять отверстие, как все остальные также останавливались, без сомнения думая: «Ну что за добросовестный парень!»

Замерзший приток, петляя, прокладывал свой замысловатый путь и постепенно приближался к крутому ледопаду. Высоко на горизонте, над тем местом, где должен быть лагерь II, фантастические ледяные пальцы вот-вот, казалось, попадают и покатятся по хаотическому склону. Обнаружить здесь путь вверх совершенно невозможно. Вскоре мы покинули ровную местность, начав петлять, преодолевая по все большей крутизне небольшие стенки, террасы, лощины, полные сухого снега,— словом, участки, отнюдь не приспособленные для прогулок. По мере возможности я маркировал дорогу флажками. Уже в апреле нас начали мучить ежедневные, действующие на нервы, послеобеденные снегопады. Снег засыпал проложенные утром следы и заставлял чуть ли не вновь отыскивать дорогу. Предвестниками таких снегопадов были появляющиеся к ночи цирусы[12], за которыми следовало сверкающее раннее утро. Поднимаясь по глубокому снегу, мы с трудом барахтались в нем, часто теряя направление. Внезапно раздался истошный вопль Майкла Уэстмекотта. Метрах в шестидесяти над нами он узнал крутой край трещины с виднеющимися на нем следами — «Ужас Майкла» — название, данное в его честь, когда несколькими днями ранее он был руководителем группы. Мы связались, преодолели небольшой трудный склон и очутились на крутом, закругленном ледяном краю, нависающем слева над многообещающей свежей трещиной. Мы поднимались весьма осторожно, зондируя снег ледорубом, а затем страховали сверху нагруженных шерпов. Решили, что навешенные в этом месте перила будут надежным подспорьем для следующих носильщиков.