Кавказская повесть разрабатывалась в основном А. А. Бестужевым-Марлинским, перу которого принадлежат два произведения на эту тему – «Аммалат-бек. Кавказская быль» (1832) и «Мулла Нур» (1836). В основе первой повести – народная легенда, записанная Марлинским в Дербенте, о молодом хане Аммалате, перешедшем на сторону мюридов и убившем своего друга и покровителя, полковника русской армии Верховского. Эта легенда подтолкнула Марлинского к решению проблемы, которая станет одной из заметных в истории русской литературы XIX века: взаимоотношения «естественного» (патриархального) человека с миром «цивилизации». «В истолковании А. Марлинского, – пишет исследовательница русской повести Р. В. Иезуитова, – „естественный человек“ до известной степени подвержен влиянию цивилизации, культуры. Так, герой его повести „Аммалат-бек“, попадая в культурную среду русского офицерства, легко усваивает привычки образованного человека, проникается интересом к искусству и даже начинает вести дневник, но в глубине своей натуры остается таким же диким, необузданным, страстным по темпераменту горцем, живущим эмоциональными импульсами, что и до встречи с полковником Верховским, взявшим на себя задачу перевоспитать дикаря. В финале повести – убийство Аммалат-беком Верховского, выбросившее героя не только за пределы образованного общества. Отвергнутый невестой, не простившей ему измены и убийства, герой гибнет при осаде русской крепости». «Природа подарила ему все, чтобы быть человеком в нравственном и физическом смысле, но предрассудки народные и небрежность воспитания сделали все, чтобы изувечить эти дары природы» – такой итог подводит своей повести Марлинский.
В последующих русских романах и повестях (Бэла и Печорин в «Герое нашего времени» Лермонтова, Оленин и Лукашка в повести Л. Н. Толстого «Казаки» и др.) тема эта чаще будет принимать другой поворот: возможность человека цивилизации вернуться в патриархальное состояние и непреодолимые трудности, встающие перед ним на этом пути.
Мулла-Нур, главный герой второй кавказской повести Марлинского, разбойник не по ремеслу, а по убеждению, народный мститель. Это «татарский Карл Моор», сказал о нем Белинский. Мулла-Нур мстит богатым притеснителям и защищает обиженных. В интонациях, с которыми Марлинский раскрывает эту социальную тему, многие читатели почувствовали личный, лирический момент. Рассказ героя о самом себе «превратился в какую-то жалобу, в какую-то прерывчатую исповедь, в чудный разговор с самим собою!…» Это чувства, близкие переживаниям Марлинского, да и всех декабристов после разгрома их движения.
Повести Марлинского на кавказскую тему привлекали русского читателя описаниями экзотической природы Кавказа, яркими зарисовками местного быта, сюжетной остротой. Кавказская тема благодаря его усилиям станет отныне одной из ведущих тем не только в поэзии, но и в русской прозе.
Бытовая повесть. Движение русской литературы к полноте изображения жизни, к всестороннему охвату разных социальных и бытовых пластов ее требовало постепенного расширения шкалы эстетических ценностей, пересмотра категорий «поэтического» и «непоэтического», «высокого» и «низкого». Прозе, как и поэзии, предстояло открытие поэзии действительности, связанное с отказом от априорных схем эстетического, навязываемых литературе сверху в виде готовых жанровых и стилистических клише и канонов. Границы допустимого в русскую прозу поэтического содержания постоянно и неуклонно расширялись. Причем процесс этого расширения начался еще в первой четверти XIX века, в период господства поэтических форм изображения жизни. Уже в творчестве И. А. Крылова «низкий» быт, хлынувший в басню, начинал приобретать эстетическую автономию, вследствие которой дидактический элемент басни терял свою активность, растворялся в рассказе, в повествовании.
Именно на подготовленной развитием русской поэзии эстетической почве и возник в литературе 1830-х годов жанр бытовой повести. Его родоначальником принято считать Михаила Петровича Погодина (1800-1875), русского историка, журналиста и оригинального писателя. В 1832 году выходят в свет «Повести Михаила Погодина. В трех частях», встреченные в основном положительными откликами русской критики. Белинский в классической своей статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» писал: «Мир его поэзии есть мир простонародный, мир купцов, мещан, мелкопоместного дворянства и мужиков, которых он, надо сказать правду, изображает очень удачно, очень верно. Ему так хорошо известны их образ мыслей и чувств, их домашняя и общественная жизнь, их обычаи, нравы и отношения, и он изображает их с особенной любовию и особенным успехом».
Исследователи творчества Погодина отмечают, что он был преимущественно поэтом бытописания, даже его мечтательность так или иначе связана была с желанием укрепиться надежно в бытовой, практической сфере. Быт он описывал подробно, бережно, с вниманием к мелочам, штрихам, деталям. С интересом изображал он гадания, сватовства, чем торгуют на ярмарках, что народ смотрит в театрах, какие политические новости занимают сидельцев в рядах. Он умел раскрывать характер через бытовую сферу, которая проявляется в привычках, поступках, манере говорить (М. Н. Виролайнен).
По-новому рассматривает Погодин взаимодействие бытовой и культурной сферы. В романтических произведениях его предшественников, как мы имели возможность убедиться, эти сферы были противопоставленными и даже враждебными друг другу. Культура возвышалась над бытом, порождая антитезу идеального и реального. У Погодина все иначе. Как показывает М. Н. Виролайнен, у него не быт включен в культурную сферу, но культура является как одно из слагаемых быта. Повести, где героями являются культурные люди, выстраиваются в ряд с повестями, где герои – купцы, мещане, крестьяне. Культурная среда, как и всякая иная, тоже слагается из житейских и будничных оснований: купец занят товарами, а молодой историк – Шлёцером и Карамзиным.
В его повести «Невеста на ярмарке» с бытом связана и система воспитания того или иного героя – легкомысленного жениха-офицера, равнодушного ко всему на свете слуги, приживалки, готовой всем угодить. Три сестры: старшие – глупые и эгоистичные, младшая – добрая и умная (по сказочной традиции). Но разницу в их характерах Погодин объясняет воспитанием: младшая получила образование, старшие воспитывались в родительском доме, где не было понятия о духовных ценностях. Характеры у него, вросшие в русский быт, тяготеют к типичности и предвосхищают классических героев русской литературы. Дядька искателя невест Бубнового напоминает Савельича из «Капитанской дочки» Пушкина. Анна Михайловна, торгующая дочерьми-невестами, предвосхищает пустословие Иудушки Головлева Салтыкова-Щедрина. Характер Бубнового, «пылающего страстью» и не могущего сообразить, которой из двух девиц он сделает предложение, его хвастовство – предчувствие Хлестакова из «Ревизора» Гоголя. Рассказ слуги Дементия о том, как счастливо и в каком довольстве живут мужики в несуществующем имении Бубнового, напоминает о «Мертвых душах».
Для Погодина характерны указания на подлинность происходящих в его повестях событий: сюжет основывается на письмах, дневниках.
Иногда автор объявляет себя очевидцем или говорит, что история услышана им от знакомых. Погодин часто использует жанр анекдота. И во всем этом есть авторская установка на изображение невыдуманной жизни, что свойственно эстетике русского реализма.
С жанром анекдота связан цикл рассказов Погодина «Психологические явления» – «Убийца», «Возмездие», «Корыстолюбец», «Неистовство», «Любовь», «Искушение». В «Корыстолюбце» – история извозчика, в кибитке которого купец оставил старые сапоги с тридцатью тысячами, упрятанными в голенища. После долгих мытарств купцу удается найти извозчика и вернуть себе сапоги с сокровищем. На радостях он дает извозчику сто рублей. Но извозчик не радуется «нечаянной награде»: «На другой день поутру – он удавился». Примечательно, что проявление необычайных страстей Погодин обнаруживает в простом народе. В незыблемом, казалось бы, бытовом укладе возникают необъяснимые психологические явления, свойственные ему.
