Первый немецкий губернатор Венесуэлы Амвросий Альфингер, которого даже его соратники, не склонные к сантиментам, осуждали за излишнюю жестокость, в первый год своего пребывания в Венесуэле навел такой ужас на туземцев, что окрестности Коро обезлюдели на десятки миль. Плевать ему было на испанские запреты притеснять и обращать в рабство «дружественных» индейцев-христиан. Он взял в плен несколько сот какетио, сковал их цепями с ошейниками, нагрузил поклажей и двинулся к озеру Маракайбо на поиски Южного моря. Когда же, случалось, носильщик падал в изнеможении, — попросту рубил ему голову, чтобы не тратить времени на расклепку цепи. Альфингер прошел восточным берегом озера до его южной оконечности и, как полагал, почти что достиг цели, о чем писал в реляции Вельзерам: «По многим и веским основаниям следует считать, что это озеро сообщается с Южным морем». Альфингер повернул назад, поскольку многие заболели лихорадкой, да и сам он за десять месяцев, что длилась экспедиция, так ослабел, что временами не мог взобраться на коня.

Подлечившись, губернатор в июне 1531 г. отправился в новую экспедицию на поиски морского пролива. На сей раз он переправился через узкую горловину озера и пошел на юг вдоль западного берега, «разрушая все на своем пути» (слова хрониста Антонио де Эрреры). Он устраивал показательные избиения индейцев, пытками вымогал ценные вещи. Бывало, захватит вождя и старейшин племени, поместит их в загон и требует за каждого выкуп золотом, угрожая в противном случае смертью. И таким-то вот образом награбил он золота полтораста килограммов и, чтобы не обременять себя, решил отослать сокровища с отрядом из двадцати пяти человек обратно в Коро. Как водится, была составлена опись награбленного, дошедшая до наших дней. В этом показательном документе обозначены: «…тысяча семьсот двадцать три подвески, большие и малые; тысяча сто серег из филигранного золота; две тысячи триста тридцать бус, тысяча четыреста пятьдесят три браслета, шестнадцать орлов…» и так далее.

Отряд, доставлявший ценности, решил сократить путь и пошел напрямик через сельву. Запасы провизии быстро кончились, питаться приходилось лишь дикими плодами. Носильщики умирали, а новых испанцы раздобыть не могли, поскольку насмерть перепуганные индейцы разбегались при одном появлении чужеземцев. Пришлось конкистадорам поделить золото и нести его на своих плечах. Тогда-то они и познали всю тяжесть награбленного. Муки голода становились невыносимыми. Когда же люди вконец обессилели, то с общего решения сбросили треклятый золотой груз и зарыли в приметном месте близ побережья озера у подножия громадного дерева. Но легче не стало. К тому же конкистадоры сбились с пути и попали в такие места, где даже диких плодов не могли отыскать. Если испанец падал от изнеможения, то его уже не подбирали. Так был брошен на погибель и капитан отряда Иньиго де Баскониа.

«И тогда, — пишет хронист Педро де Агуадо, — они принялись убивать одного за другим тех индейцев, какие у них оставались в услужении, и пожирать их, уподобляясь тем самым диким и кровожадным зверям… и настолько они не испытывали при том ни страха, ни отвращения, как будто бы с младых лет питались человеческим мясом». Когда же они съели всех индейцев, каждый начал опасаться сотоварищей, и, потеряв доверие друг к другу, решили они по доброй воле разделиться, и всяк направился своей дорогой.

Только четверо продолжали держаться вместе. Так добрели они, шатаясь от голода, до какой-то реки, где увидели каноэ с индейцами. Они взмолились о помощи, индейцы поняли их беду и поплыли в селение за провизией. Испанцы очень опасались, что провизии не хватит, и составили дьявольский план. Вновь передадим слово хронисту Педро де Агуадо: «Индейцы простодушно вернулись, не ожидая от испанцев, коим они столь радушно привезли поесть, ничего дурного, и вышли на берег, вытащив из лодки маис, корнеплоды и овощи. Испанцы же решили, что смогут взять их в плен, и бросились на индейцев, дабы совершить то, о чем сговорились заранее; однако они были столь истощены и обессилены, что туземцам не составило труда вырваться; и, видя, что индейцы ускользают от них, испанцы набросились всем скопом на одного и, повалив, убили, потом разорвали на части и поджарили на решетке».

Все эти кошмарные подробности впоследствии сообщил единственный, кто выжил из всего отряда, — Франсиско Мартин. С пораненной ногой, в которой уже завелись черви, он дополз до берега реки, зацепился за проплывавший мимо ствол дерева и вверил свою судьбу течению. Так он и плыл, пока его не подобрали индейцы. Сначала они сделали его рабом, а когда заслужил доверие хозяев, женили, и стал он исправным членом племени. На обратном пути конкистадоры Альфингера захватили Франсиско Мартина. Тот поведал о своих злоключениях, пытался отыскать спрятанное золото, но не смог, а при первой возможности сбежал от бывших соотечественников к новообретенным соплеменникам. Его вторично выловили — он снова сбежал; когда же его поймали в третий раз, то заковали в цепи и отправили на родину на перевоспитание. Говорят, перевоспитали, и умер он добрым христианином.

Альфингер два месяца дожидался возвращения отряда, затем послал за подкреплением своего проводника и толмача Эстебана Мартина, который привел из Коро восемьдесят пехотинцев. Экспедиция двинулась на юго-запад, но вместо ожидаемого морского побережья вышла к берегам могучей реки Магдалена. Здесь-то и услышал Альфингер о богатых провинциях Симити и Херира в горных областях вверх по реке. А доказательством их богатства служили сведения о якобы проживающих по соседству карликах. Что касается Хериры, то это название, несомненно, связано с плоскогорьем Херидас, где обитал народ, который стоял на сравнительно высоком уровне развития, хотя не имел ни городов, ни золота, ни тем более золотых городов.

С превеликим трудом Альфингер прошел вдоль русла реки около трехсот километров, но непроходимые трясины заставили его изменить маршрут. Он решил выйти к верховьям реки кратчайшим путем через горы и повернул на юго-восток — то есть пошел прямо в противоположном направлении от Хериры и от истоков Магдалены. Он представлял себе Венесуэлу островом, вытянутым с запада на восток, и, вопреки очевидности, был уверен, что на востоке берет начало и Магдалена и в том же направлении тянутся Анды. Это географическое заблуждение ему дорого стоило. Конкистадоры безрассудно бросились штурмовать кручи гор, не имея даже теплой одежды То был ужасный поход Всадники срывались в пропасти, люди умирали от истощения и замерзали Эстебан Мартин вспоминал в своей реляции. «А лучший ночлег наш был — когда, промокшие насквозь, мы стучали зубами от холода и не было у нас ни крошки во рту». В горах погибло два десятка христиан и полтораста индейцев. Оставшиеся почти без носильщиков, конкистадоры были вынуждены бросить все снаряжение. Наконец, экспедиция перевалила горный хребет и спустилась в населенную долину. Но легче не стало: индейцы сжигали свои селения вместе со всеми припасами и постоянно донимали пришельцев внезапными нападениями.

Рассказ об Альфингере завершит хронист Хосе де Овьедо-и-Баньос: «Однажды вечером Альфингер отошел от лагеря, беседуя о чем-то с Эстебаном Мартином, своим большим другом, а индейцы тайно наблюдали за нашими, лишь ожидая подходящего случая; и как завидели, что они вдвоем отдалились, то сразу за рощицей налетели на них, да с такой быстротой и яростью, что те даже мечей не успели выхватить, как Альфингер уже был тяжело ранен; но, не теряя присутствия духа и прикрыв рану, он смело кинулся на варваров, которые наседали со всех сторон, и отомстил за коварное нападение, порешив многих, когда же подоспела подмога и туземцы разбежались, Альфингер был весь в крови и совсем ослабел от ран. Несмотря на все старания спасти его, он умер чрез три дня, навечно оставив память о своих преступлениях, о коих до сего дня напоминает его могила в шести или семи лигах от города Памплона, а долина, где смерть положила конец варварской жестокости этого тирана, до сих пор носит его имя и всем известна как долина презренного Амбросио…»