— Послушай, — сказал я, — я твою бабушку даже не видел никогда... И вообще, что это тебя так разобрало?
Он помолчал немного. Потом сказал:
— Честно говоря, я сегодня на Западный не к тебе ехал, а чтоб на кладбище заглянуть. Да как-то с духом не собрался. Дело в том, что она ко мне вчера приходила...
Кожа у меня покрылась мурашками.
— Саша, — сказал я. — Ты точно свихнулся.
— Я видел свою покойную бабушку так же ясно, как тебя сейчас, — сказал он. — Ты мне не веришь?
— Да как тебе сказать...
— Правильно. Я б на твоём месте не поверил. В сверхъестественное никто не верит, пока сам не столкнётся с какой-нибудь чертовщиной...
Так вот, вчера вечером, часов в одиннадцать, в мою дверь постучали. В глазок я увидел пожилую женщину.
Голова у неё была повязана шёлковым цветастым платком, а лица её я сразу не разглядел: лампочка на лестничной клетке светила ей в затылок.
«Кто там?» — спросил я.
И услышал в ответ:
«Это я, баба Галя. Открывай, внучек!».
Сперва я ничего не понял.
Даже подумал: «Надо же, какое совпадение! Эту женщину зовут, как мою покойную бабушку по материнской линии!..».
Сказал громко:
«Вы ошиблись адресом».
«Разве ты меня не узнал?» — удивилась женщина.
Она отступила на шаг, чуть повернула голову, и свет упал на её лицо.
Это была она, моя бабушка, умершая много лет тому назад!
Я там, под дверью, чуть не кончился. Ноги начали подламываться, а перед глазами поплыло.
«Извините, не узнаю, — прохрипел я кое-как. — Вы ошиблись адресом. Досвидания!»
И, чтобы не упасть, прислонился к двери.
«Я не могла ошибиться, — сказала моя покойная бабушка с лёгким недоумением. — Я у вас давно, правда, не была, но раньше ведь часто приходила... Мама дома? Открывай, Андрюша!»
Перед глазами у меня всё уже не плыло, а мелькало.
«Я ж говорю, вы ошиблись адресом, — сказал я из последних сил. — Да и меня не Андреем зовут...».
В полуобморочном состоянии прошёл на кухню. Хлебнул воды прямо из чайника, проливая на грудь.
Меня начало отпускать, но тут я вспомнил, что в своё время родители долго не могли выбрать, как меня назвать: Андреем или Александром. В конце концов, они сошлись на Александре.
А вдруг там — ты понимаешь, где? — я числюсь как Андрей?
Полночи я думал.
Все знают, например, к чему снятся усопшие родственники. А вот о чём может свидетельствовать усопший родственник, пришедший наяву?
Или, может, у меня просто крыша поехала? Я слышал, что зрительные и слуховые галлюцинации бывают очень правдоподобными.
Потом я немного успокоился. Я сообразил, что бабушка меня с собой никуда не звала, она просто пришла — так сказать, в гости, соскучившись по любимому и единственному внуку.
Наверное, решил я, на характер галлюцинаций повлияло подсознательное чувство вины — я несколько лет на кладбище не был.
А утром, на автобусной остановке, встретил соседа. Старый хмырь, чуть ли не в Первой Конной воевал.
Увидел меня и сразу бочку покатил:
«Ни днём, ни ночью покоя нет!».
«Вы это о чём?» — спросил я.
«Ночью спать надо, а не гостей принимать!» — заорал он ещё громче.
А мне, сам понимаешь, снова дурно стало.
Весь день я порывался отпроситься с работы и побывать на кладбище — проверить, цела ли могила. К вечеру решился, но...
Давай сходим, а? Прямо сейчас.
3
На дороге тем временем показался автобус, уютно освещённый изнутри.
Мой тёзка на него даже не взглянул. Он смотрел на меня.
Идти, разумеется, не хотелось. И без всяких там оживших бабушек кладбище находится в жутком месте. Там можно хоть из пушки палить — никто не почешется.
А с другой стороны, Саша был в состоянии, близком к истерике. Пока не завидит, что и могилка цела, и земля не разрыта, не успокоится. Ещё в самом деле рехнётся...
Справедливости ради должен заметить, что полдороги тёзка болтал как заведённый, — пока мы шли по Зорге и лавировали между панельными девятиэтажками.
Фонтан красноречия стал иссякать, когда мы, миновав дома, спустились в балку.
Справа и слева высились покосившиеся заборы садов. По дну балки журчал ручеёк. Мысль, что мы единственные люди в радиусе полутора километров, доставляла почти физическое неудобство.
— Ты уверен, что мы найдём могилу в этой полутьме? — поинтересовался я.
Моего намёка Саша не понял.
— Обязательно найдём, — сказал он. — Я все ориентиры помню. Пара пустяков.
— Ну-ну, — сказал я.
Интуиция подсказывала, что всё будет не так просто.
4
Сады закончились. Мы поднялись на холм.
Позади нас виднелись контуры девятиэтажек. В некоторые окнах горел свет.
Слева простиралось вертолётное поле, справа и слева из темноты выступали очертания надгробий и крестов.
Грунтовая дорога, по которой мы шли, пересекала кладбище, деля его на две неравные части.
По закону подлости, искать сашкину бабку нам предстояло как раз в большой части.
— Очень странно, — сказал вдруг Сашка, — что я её так хорошо помню. Она умерла более двадцати лет назад, а последняя фотография «испортилась» лет пять назад.
— «Испортилась?» — переспросил я.
На секунду мне показалось, что мой спутник пожалел, что заговорил об этом.
— Ну да, — вяло сказал он. — Видишь ли, моя бабушка была если не ведьма, то что-то очень близкое к этому. Что она вытворяла, на ночь лучше не рассказывать.
Фотографироваться она не любила. Впрочем, фотоплёнка её тоже «не любила».
Однажды ей была нужна фотография на пропуск, так бабушка раз десять ходила в ателье фотографироваться — кадровичка не находила сходства между оригиналом и теми снимками, которые она приносила.
А после смерти бабушки фото начали портиться: желтеть, выцветать...
В средние века её сожгли бы на костре.
— Тогда не было фотографий, — возразил я.
— И без фото поводов нашлось бы предостаточно. По наследству кое-что перешло к моей маме.
Как-то раз она торговку на рынке сглазила.
Торговка была слишком наглая и развязная.
Ну, ма ей и пожелала: «Чтоб ты всё продала!..».
Через пару дней шла через рынок, торговка её вспомнила.
Оказывается, за весь день она ничего не продала — покупатели словно обходили её стороной, хотя лука на рынке было мало.
— М-да, — сказал я. — Такие байки хороши тем, что концов не найдёшь. Ищи-свищи ту торговку.
— Почему же, бывало и при свидетелях...
Чашечку она как-то взглядом разбила — человек шесть это видели.
У нас был ремонт, мы перетаскивали мебель из одной комнаты в другую и сели перекурить.
Тут появляется ма — очень не в духе.
«Куда сервиз поставили? — сказала она. — Ведь разобьётся же!..».
А сервиз у нас был роскошный, чешский фарфор.
Отец сказал:
«На шкафу стоит. И хорошо стоит — не упадёт...».
«Какое там хорошо!» — возмутилась ма и кивнула в сторону шкафа.
Чашка, которая стояла к нам ближе, вдруг дёрнулась, упала на бок и покатилась, описывая полукруг.
Когда шкаф закончился, упала и разбилась...
— М-да, — сказал я. — Слава Богу, я за тобой чертовщинки пока не замечал. Далеко ещё?
— Нет, мы уже почти пришли. Вот аллея, напротив ивы. Бабушкина могила седьмая по счёту.
Аллея была узкая, заросшая травой. Я шагнул вперёд, старательно отсчитывая: «Первая... вторая...».
Зацепившись руками за ржавую ограду, оглянулся и обнаружил, что иду я, оказывается, уже один.
— Э, а ты чего? — негромко окликнул я.
— Посмотри, пожалуйста, сам, — сказал Саша. Он стоял у ивы и нервно курил — красный огонёк то становится ярче, то тускнел. — Я подожду здесь.
— На могилке хоть табличка есть? — спросил я. — Как фамилия твоей бабушки?
Он ответил, и я отправился дальше. На седьмой ограде остановился.
В памяти всплыла сценка из какого-то американского боевика: гнилая рука с окровавленными пальцами выныривает из-под земли и хватает за щиколотку...