«Т-ЗУБЕЦ» В КАРДИОГРАММЕ «Роняют деревья последние листья…» Роняют деревья последние листья — Аккорды печальные. Скупою поля обозначены кистью — Цветами прощальными. Прозрачная роща застыла сурово, Светла и неистова. И в мире осеннем ни друга, ни крова, Лишь небушко чистое. Холодные ветви, как будто случайно, Губами я трогаю. Душе беспокойной легко и отчаянно, Как перед дорогою. «Уеду в деревню, где зреют хлеба…» Уеду в деревню, Где зреют хлеба И льны угибаются в пояс, — Туда, где моя вызревала судьба, Росою-живиной умоюсь. И может, утраченное обрету, Припомню забытые песни, Стряхну у порога тоску-маету, Для нового счастья воскресну. Мне снова откроют речные луга Забытые мною секреты: Крутыми покажутся мне берега И долгим — короткое лето. Я стану пахать И хлеба молотить — Утешусь работой простою… И город, что напрочь успею забыть, Увидится светлой мечтою. ЧУДАК Они встречаются не часто, Не чаще, чем в тайге женьшень. На мир глядят они глазасто, Всегда светлы, как майский день. Их называют простаками И чудаками их зовут. Но кто они? Не знают сами. И вряд ли скоро их поймут. Чудак последнюю рубаху Отдаст, оставшись нагишом. Он вроде не подвержен страху, Ему и плохо — хорошо. Он перетерпит, перебьется, Перезимует как-нибудь. На дармовщинку не упьется… Он, может быть, Всей жизни суть — Та самая, Что в чистом виде Явилась доброю звездой? Он никого-то не обидит, Восстанет сам перед бедой. Сидит смиренно у калитки — Ему под солнцем благодать. Обобранный, считай, до нитки, Глядит: чего еще отдать? И рано ль, поздно ли Пройдоха Заявится, ну как на грех. И оберет его до вздоха. И все ж чудак — Богаче всех. «Со мною в обнимку леса…»
Со мною в обнимку леса, Как братья, вся живность лесная… Теперь бы взлететь в небеса — Да держит забота земная. Пора бы набраться ума — К чему непременно по кручам? Но совесть встревает сама, Топорщится совесть колюче. С утра зарекался молчать (Живется молчальникам сладко), А вечером взвился опять, И вот Получилась накладка. Торчу на опушке, как пень. И в тягость мне Собственный норов. Подняться с колодины лень, Не то что карабкаться в гору. Кукушка мне годы сулит — И так-то уж сладко кукует… А сердце болит и болит, Когда же оно возликует? ВЕРА Советуют не в лоб, Как бы в обход: Пора смириться и остепениться. Не будь ты как подстреленная птица, Что по земле крылом напрасно бьет! Да разве мало было, чудаков — Что сгинули во льдах, В кострах сгорели, Что досыта при жизни не поели — Погребено под осыпью веков?! Я слушал и пытался вникнуть в суть: Какие расставляются мне сети? Живешь-то раз, Всего лишь раз на свете, Так неужель в болоте потонуть?! Своей любимой изменить мечте, Бог весть куда на промысел податься? Да разве можно в чем-то сомневаться, Когда, как солнцу, Веришь красоте! «О боже мой, не хочет сердце биться…» О боже мой, не хочет сердце биться, Все норовит совсем остановиться. А я никак не слажу сам с собою, Готов принять возмездие любое, Принять за то, Что всем ветрам открытый, Что чаще был голодный, Реже сытый. Вдруг затоскую по июньской ночи, Заманчивой, Как у любимой очи. Приму печаль сквозной осенней рощи, Во тьме спущусь к шальной реке на ощупь, Как будто и не слышу сердца сбои, Как будто не помечен я судьбою. Дожить бы до весеннего разлива, Уткнуться ветру в ласковую гриву, Прислушаться, как чибис в поле плачет… И все-таки мне верится в удачу. |
