«Есть дочь и сын…» Есть дочь и сын — О разные созданья! Как день и ночь, Как солнце и луна. Иван мне дан, понятно, в наказанье, За что же Лада, дочь за что дана? Деяньями я вышнего не славил, Не блюл посты, Грешил как только мог, Отцовский дом давным-давно оставил, Ну и ушел не лучшей из дорог. На ней есть все для синяков и шишек: Колдобины — увы! — не на виду. И сам хорош: Как вышел из мальчишек, Так до сих пор к солидности иду. Но я не трус — Хоть голову на плаху, — Готов ответить за свои грехи… Сыграй мне, Лада, что-нибудь из Баха За все мои поэмы и стихи. ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ Осенние цветы — как вскрики Последних журавлей. Они — как солнечные блики Среди пустых полей. Пускай в лугах пожухли травы И высохла стерня, — Цветы, пригревшись у канавы, Покличут вдаль меня. И на опушке пожелтелой, Где листопад шуршит, Я этот зов, уже несмелый, Вдруг уловлю в тиши. Под небом хмурым, словно в мае, Поверится в цветы. И вскинутся, как птичьи стаи, Мои мечты. «Я морем обольстился зря…» Я морем обольстился зря, Сказал себе — Вода водою. Слепит холодная заря, Да плещется оно, седое. А волны знай себе снуют, Кипят на палубе, клокочут. Не спрятаться в глуши кают — Ни дня тебе, Ни тихой ночи. Решил: на берег убегу. И убежал — я верен слову. …Пасутся овцы на лугу, Как баржи, стельные коровы. Не узнаю себя я сам: Повсюду слышится мне море. Я уношу тоску в леса, Где догорают тихо зори. Я знаю: Трактор за холмом Урчит. А чудится мне — катер. И с каждым днем мрачнеет дом, И мелким кажется фарватер. «Живешь, как все…»
Живешь, как все, И вдруг накатит, Что свету белому не рад. И улыбаешься некстати, И слово молвишь невпопад. Тебе друзья — одна морока, Ну а родия — тоска сама. И солнце спряталось до срока В дымы за длинные дома. А ночь глухая, как подполье, И месяц вовсе окривел… Крест-накрест опоясан болью, Живешь как будто не у дел. Уеду, Где простора вволю, И небо — плавай, как во сне. Где можно прислониться болью К любой березе и сосне. ПРЕДОСЕННЕЕ Застыли низины и взгорки, Печаль вековую храня. Закончились сроки уборки, Щетинится в поле стерня. Прислушались чутко осины, На цыпочки встала лоза, У елок сутулятся спины И спрятаны в гуще глаза. В чащобе осталась прохлада И в полдень таится в тени, Как будто засела в засаду С ножом на погожие дни. И вдруг тишину потревожит Крикливых скворцов перелет. Морозец пройдется по коже И к сердцу надолго прильнет. «Неужели горки укатали?…» Неужели горки укатали? Я забыл и думать о любви. Не манят неведомые дали, Не волнуют сердце соловьи. Не пойму я: Надломилось что-то, Оборвался песенный мотив? Надоела добрая работа Или стал я попросту ленив? Норовлю туда, Где есть моторы. Мне жирок не в тягость на боках. Не махну без рассужденья в гору, Мыслю так: Отбегал в дураках. В каждом деле рациоприкидка, Как давнишний плащ, — Мне по плечу… Нет, не ожидал, что под микитки Без предупрежденья получу. Стоит ей взглянуть Иль мимоходом О своем капризе намекнуть… Я не замечаю непогоды, Для меня любой не в гору путь. Рассужденья полетели к черту, Я шагаю, ворот распахнув. И во мне шевелятся аорты, Ледяного воздуха хлебнув. ВДВОЕМ Твоя голубая улыбка На миг озарила меня. И стало болото не зыбко, И вспыхнули вновь зеленя. Иду не холодной отавой — Ступаю июньской травой. И месяц с улыбкой лукавой Плывет над моей головой. Услужливо высветил дали, Откуда с тобою пришли, Чтоб все-таки мы угадали, Забытую стежку нашли. Петляет она между сосен, Теряется вовсе в кустах… Неужто ядреная осень Легла серебром на листах? И ветры играют, лютуя… Да как же я жил, не любя?! Готов на расплату, любую, Готов за тебя и себя. |