Потемкин благосклонно протянул Фирулькину руку, тот прикоснулся к ней своими тонкими, дрожащими от волнения губами и, почтительно согнувшись, вышел, чтобы немедленно начать приготовления к выполнению заданной ему задачи.

«Да, эта ищейка пойдет по следу врага, в своей высокомерной уверенности шествующего опасным путем, — проговорил про себя Потемкин. — Но достаточно ли этого? Накажет ли императрица неверность, которая еще, может быть, и не неверность? И все‑таки во всем этом кроется что‑то другое. Если Орлов сам посещает эту маленькую актрису, при чем тут Ушаков, друг ее возлюбленного, который также бывает у нее и который тем не менее — чуть ли не свой человек у Орлова? Здесь есть еще другая нить, и этот Ушаков держит ее в своих руках».

Григорий Александрович долго раздумывал над этим, затем велел позвать к себе конюшего Сергея Леонова и долго держал его у себя, таинственно совещаясь о чем‑то, между тем как камердинеру был отдан строгий приказ никого не впускать и не принимать.

После рокового утра, принесшего с собою столько потрясающих событий и указавшего на надвигающуюся новую опасность, Аделина в тревоге искала выхода из этой паутины, в нитях которой она запуталась, как муха. Нередко приходило ей в голову обратиться опять к императрице и откровенно объяснить ей в том случае, если бы императрица заглянула на сцену и заговорила сама с актрисою. Просьба об аудиенции, наверное, не дошла бы до государыни; если же она обратится к Екатерине Алексеевне во время представления, то поставит императрицу в положение судьи между нею, незначительною актрисой, и высшим сановником государства, которому императрица обязана своим троном. Не пожертвует ли тогда Екатерина Алексеевна уже ради приличий света бедною девушкой? И какую жалобу может она принести на князя? Он посетил ее; но Екатерина поручила ему оказать защиту девушке. Он подарил ей драгоценное кольцо, но что значит оно для такого богатого человека, как Орлов? Не было ни одного факта, который Аделина могла бы положить в основание своей жалобы на Орлова, и мысли, наполнявшие страхом ее душу, зарождались главным образом на основании намеков и словечек князя, а также на основании замечаний ее матери и Фирулькина. Но, как бы ни были основательны опасения, она не могла изложить их императрице, даже если бы она была выслушана государыней, Орлову ничего не стоило бы оправдаться. В таком случае Аделина непременно впала бы в немилость у государыни, а Орлов уничтожил бы своею местью ее, а также и ее возлюбленного, который всецело зависел от всесильного временщика. Таким образом попытка к спасению оказалась бы еще гибельнее для нее, чем сама опасность.

Поэтому Аделина окончательно отказалась от этой мысли, не переставая все же искать выхода из затруднительного положения. Теперь ей казалось, что лучше всего бежать из этой ужасной России, в которой она отдавалась на произвол неограниченной и беспощадной власти. Если ей удастся перебраться за границу со своим возлюбленным, то они будут в безопасности; бедности она не боялась; два молодых, любящих друг друга человека с отважными сердцами сумеют найти себе место на свете, а бриллиант Орлова даст им возможность безбедно просуществовать первое время. Аделина вряд ли задумывалась о тех затруднениях и опасностях, с которыми сопряжено бегство через границу русского офицера; ведь юность и любовь столь богаты надеждами и так легко готовы поверить в ангела–хранителя!..

Таким образом, девушка остановилась на бегстве как на единственном выходе; твердое решение дало ей мужество и новые силы. Она написала Мировичу длинное письмо, в котором сообщала о всех своих опасениях; она старалась уверить его, что от всех надвигающихся опасностей единственным спасением является его отказ от всех других планов и намерений, дабы поспешить с бегством, к которому она готова во всякое время; наконец она добавила, что ему нечего заботиться о средствах к существованию, так как таковые будут у них, как только они переедут границу.

С нетерпением ожидала девушка посещения Ушакова, чтобы передать ему свое письмо для Мировича, тем более что речи ее матери о блестящем будущем все более укрепляли в истинности ее намерения.

Наконец Ушаков явился и передал Аделине письмо от Мировича.

Госпожа Леметр, до сих пор вежливо принимавшая Ушакова, так как боялась возбудить гнев государыни, на этот раз встретила офицера далеко не ласково. Высокомерно и холодно она объявила ему, что постоянные посещения молодым офицером дочери могут невыгодно отозваться на ее репутации и потому она просит его прекратить эти визиты. Так как государыня приказала пересмотреть дело Мировича, то она не желает производить какое‑либо давление на свою дочь, но думает, что ее высокопарные мечты вряд ли сбудутся, и потому, пока не будет произнесено окончательного решения, она должна прекратить всякие сношения офицера с Аделиною. Фирулькин, как она убедилась, — также неподходящий муж для ее дочери, тем не менее она должна заботиться о том, чтобы составить для дочери порядочную партию, и потому не может позволить Мировичу, ради каких‑то его смутных надежд, компрометировать девушку.

Ушаков был немало удивлен этим неожиданным заявлением госпожи Леметр, но Аделина все же улучила момент шепнуть ему, чтобы он непременно встретил ее при выходе из театра.

Не отвечая ничего на оскорбительные речи, Ушаков откланялся дамам и ко времени окончания репетиции находился у подъезда театра, где Аделина быстро вручила ему письмо к Мировичу. Считая Ушакова за преданного друга своего жениха, она с румянцем стыда передала ему свои опасения и заклинала офицера оказать Мировичу возможную помощь для бегства. Затем она попросила его не приходить к ним, но встречать ее всегда у театра, причем добавила, что она всегда найдет возможность в любое время встретиться с Мировичем.

Быстрыми шагами девушка удалилась от Ушакова, боясь, как бы кто‑нибудь не заметил ее беседы. И действительно, их разговор не остался незамеченным, так как один из знакомых французского ученого и один из студентов все время незаметно вертелись вблизи Ушакова.

Распрощавшись с девушкой, Ушаков отправился в артиллерийские казармы, где около часа провел в беседе с Шевардевым.

Никому не показалось странным, что во время пребывания Ушакова в комнату к Шевардеву заходило много офицеров, которые болтали там некоторое время за рюмкой водки. В веселой и непринужденной беседе было бы трудно усмотреть что‑либо другое, кроме простого товарищеского разговора.

Час спустя Ушаков уже находился в Мраморном дворце перед князем Орловым.

— Все подготовлено для восстания, — заключил он свой доклад, внимательно выслушанный Григорием Григорьевичем. — Большая часть офицеров артиллерии примкнула к заговору, солдаты слепо последуют за своим начальством, непосвященные же будут в нужный момент арестованы; точно так же большая часть солдат в Шлиссельбурге готова идти куда угодно за Мировичем, чтобы помочь ему привести в исполнение сенатский указ, который он показывал. Шевардев готов в любую ночь встретить Мировича с его узником и теперь ждет только, когда окончательно наступят темные ночи, так как луна уже находится в последней четверти.

— Отлично, — сказал Орлов, потирая руки, — все идет прекрасно!.. Я доволен тобою. Машина работает как следует, и если она выполнит свою задачу, то ты останешься доволен моею наградою.

— Осмелюсь заметить, — запинаясь, возразил Ушаков, — что мне непонятны ваши намерения, ваша светлость.

— А разве это твое дело? — высокомерно перебил его Орлов. — Может ли понимать колесо намерения мастера, в часовом механизме которого оно действует?

— И все же, — продолжал Ушаков, — я не могу подавить в себе страх при виде этой опасной игры. Я содрогаюсь при мысли о последствиях, могущих произойти, если восстание удастся, если Иоанн Антонович действительно будет привезен в Петербург и если артиллерии посчастливится увлечь за собою другие полки.