Эта тактика сработала, и испанцы были сломлены двумя волнами атакующих, по одной с каждого борта. 10 сентября с большим трудом «Соловей» и приз удалось доставить в Палермо, куда незадолго перед этим прибыл флагманский корабль с лордом Коллингвудом на борту. Хорнблауэр между тем направил все силы своей команды на то, чтобы отремонтировать, заново оснастить и выкрасить корабль. Как показали последующие события, лучше бы он этого не делал. Когда все работы были закончены, «Атропа» попалась на глаза Фердинанду, королю Неаполя и Сицилии, когда он ехал с визитом на флагман. К тому времени этот бездарный монарх уже потерял Неаполь, а Сицилия осталась в его распоряжении только благодаря поддержке английского флота. Тем не менее, он указал британскому послу, лорду Уильяму Бентинку, что король, владеющий островом, должен иметь свой флот и попросил, чтобы «Атропа» была передана под неаполитанский флаг. Нуждаясь в дружбе с королем Неаполя в те трудные времена, когда верными Британии оставались лишь немногие союзники, более того, опасаясь, что Фердинанд заключит с Наполеоном сепаратный мир, лорд Уильям Бентинк рекомендовал лорду Коллингвуду передать шлюп Его Величеству королю Неаполя и Сицилии. Тот с сожалением согласился, послал за Хорнблауэром и рассказал капитану о принятом решении. Если бы Хорнблауэр согласился перейти во флот Сицилии, то стал бы коммодором. Он немедленно отказался, но его первый лейтенант, недалекий Джон Джонс (девятый) согласился стать капитаном — не имея других надежд на повышение в чине. С ним ушли еще два десятка добровольцев. Все это, конечно, были неважные моряки. Остальных распределили по другим кораблям средиземноморского флота. Принц Зейтц-Бунау, для которого нашли место на флагманском корабле, прощался с Хорнблауэром и «Атропой» со слезами на глазах. Сам же Хорнблауэр отправился в Англию на транспорте «Орел». Он сошел на берег в Портсмуте 13 декабря, после бурного перехода, сопровождавшегося противными ветрами.

Несомненно, на этом этапе своей карьеры Хорнблауэр испытывал горечь. Он превратил «Атропу» в отличный корабль — и это при довольно посредственном офицерском составе. Ему удалось успешно выполнить две важные и сложные миссии, ни одна из которой так и не стала известна широкой общественности. Наконец, он сыграл решающую роль в захвате испанского фрегата. Но и здесь Хорнблауэру не повезло. К его несчастью, он был (и все еще оставался) младшим по стажу капитаном и Форд, заботясь о том, чтобы приписать основные заслуги себе, написал рапорт о взятии «Кастильи» в котором про действия «Атропы» говорилось — по меньшей мере — двусмысленно. Это письмо появилось в «Газетт» и звучало следующим образом:

«…Когда во время боя «Соловей» сошелся вплотную с неприятелем, я приказал подать сигнал на «Атропу», чтобы та атаковала противника с более близкого расстояния. Этот сигнал был выполнен капитаном Хорнблауэром, который не убрал марселей, ни даже брамселей, пока не оказался на дистанции открытия огня. После получасового нахождения под тяжелым обстрелом врага, который принес нам тяжелые повреждения и потери, мы почувствовали облегчение, увидев «Атропу» по другому борту неприятеля. Незадолго до этого наш якорь зацепился за форштаги испанского корабля, но партии моряков с топорами, под командой мистера Джона Хаггинса, штурманского помощника, удалось быстро его освободить. Изменение относительных позиций кораблей позволяло нам абордировать неприятеля, поэтому я вызвал абордажную партию и повел их через наш бушприт на неприятельский бак. Враг оказывал ожесточенное сопротивление, которое все еще продолжалось, когда капитан Хорнблауэр в свою очередь, атаковал корабль противника с незащищенного борта. Вскоре после этого вражеский корабль спустил флаг и оказался «Кастильей», тяжелым фрегатом, вооруженным сорока четырьмя пушками. Я весьма обязан капитану Хорнблауэру за его своевременную помощь в этой операции, значительные заслуги в успешном осуществлении которой должны быть признаны мистеру Ричарду Лукасу, первому лейтенанту «Соловья», под непосредственным управлением которого… etc., etc».

Не искажая фактов в полном смысле этого слова, Форд избрал не вполне уместную тактику, намекая, что помощь «Атропы» могла бы быть полезной, не приди она слишком поздно. На самом же деле, ему не удалось опознать противника перед схваткой и он маневрировал так, чтобы побыстрее захватить неприятеля в одиночку — прежде, чем «Атропа» успела бы сделать хоть один выстрел. Если бы Форд действовал по здравому размышлению, то он должен был бы тянуть время и держаться в стороне от «Кастильи» до тех пор, пока «Соловей» и «Атропа» не смогли бы действовать вместе, принуждая «Кастилью» разделить огонь между ними. Потери, понесенные «Соловьем», оказались, по большей части, ненужными — десятками человеческими жизнями пожертвовали впустую. Много ли читателей «Газетт» смогли увидеть все это между строк донесения Форда? Во всяком случае, в числе наиболее проницательных читателей не оказалось лордов Адмиралтейства, которые произвели Лукаса в капитан-лейтенанты. Не оказалось догадливых и среди директоров Патриотического Фонда, которые сочли необходимым преподнести Форду золоченую шпагу стоимостью в сто гиней, а Хорнблауэру — почти такую же, но в два раза дешевле. Если и был человек, который во всем прекрасно разобрался, так это лорд Коллингвуд, чья рекомендация оказалась решающей для их лордовских светлостей при выборе для Хорнблауэра нового назначения. Все еще не знающий об их решении и сожалея о судьбе «Атропы», Хорнблауэр высадился в Салли Порт и нанял носильщика с тачкой, чтобы тот завез его багаж на Хайбери-стрит. Мария сама открыла ему двери и рассказала, что дети заболели. Послали за аптекарем, но он так и не пришел. Хорнблауэру пришлось самому установить диагноз. У обоих была оспа…

Сын и дочь, Горацио и Мария, умерли друг за другом и были похоронены на кладбище при церкви, в которой венчались их родители. Двойные похороны прошли 18 декабря под звон колоколов церкви Фомы Беккета. Рождество в тот год было грустным, а Хорнблауэр мало что мог сказать и еще меньше — сделать. Мария же находилась в прострации, долго болела, и прошло несколько недель, прежде чем мужу удалось объяснить ей, какого успеха он добился: письма в «Газетт», комментарии в газетах, целый параграф в «Нэвэл Кроникл», вручение золоченой шпаги. Единственной же по-настоящему важной новостью для Горацио стало письмо, которое он получил 5 февраля 1807 года — о назначении его командиром фрегата «Лидия» (36 пушек), оснащение которого проводилось в Чатеме. С некоторым облегчением он воспринял приказ направиться на корабль немедленно. Это еще не означало окончательного прощания перед возвращением в море. У него наверняка еще имелся шанс зайти на «Лидии» в Портсмут перед началом дальнего похода. Но сейчас главным было избавиться от душной и тяжелой атмосферы Хайбери-стрит. К Марии он испытывал безгранично глубокую симпатию. Чего же ему не суждено было ощутить по отношению к ней — ни теперь, ни когда-либо раньше — так это любви.

Из Портсмута Хорнблауэр каретой поехал в Лондон, где и доложился в Адмиралтействе в расчете обеспечить за Бушем должность первого лейтенанта. Его обращение было успешным, Буш как раз был свободен (о чем Хорнблауэр знал) и возникла лишь небольшая дискуссия о других назначениях: мистера Джерарда вторым лейтенантом и мистера Кристэлла — штурманом. После того, как его основная цель была достигнута, Хорнблауэр продолжил свое путешествие в Мэйдстон, где он встретился с мистером Ходжем, своим поверенным и узнал, что мистер Бернетт все еще жив, а поместье Смоллбридж-Мэнор еще более запущено, чем когда-либо. Напомнив, что он по-прежнему заинтересован в приобретении этой недвижимости, Хорнблауэр поехал в Чатем, где и закончил свое путешествие в гостинице «Под золотым петушком». Вызванный на верфь 16 февраля, он узнал, что оснащение «Лидии» заканчивается, и что между 23 февраля и концом месяца фрегат должен встать в док для замены медной обшивки.