В течение этих трех месяцев Хорнблауэр жил довольно неплохо, получая небольшое жалование и кое-какие дополнительные суммы в качестве приза за задержанную контрабанду. Он надеялся также послужить месяц-другой на «Сване» волонтером, уже после возвращения мистера Ферриса. Как бы то ни было, но к осени 1802 года, он вновь уже был в своей комнате под самым чердаком на Хайбери-стрит и получал свое половинное лейтенантское жалование. Если несмотря на это он все же бедствовал, так это из-за того, что ему приходилось теперь выплачивать миссис Мэйсон долги за период с декабря 1801 по февраль 1802 года, когда он был лишен каких бы то ни было источников доходов. В это же время он стал профессиональным игроком в карты, часто посещая «Длинные Комнаты» в Портсмуте и получая небольшую сумму от их владельца, французского эмигранта, называющего себя маркизом де Сен-Круа. За полгинеи в неделю Хорнблауэр теперь постоянно находился в Комнатах с полудня до двух часов ночи, в готовности составить партию любым трем джентльменам, которые предпочитали игру в вист другим видам азарта — «двадцати одному» или рулетке (играм, которым предавались в другой, внутренней комнате).
Теоретически, Хорнблауэр мог проигрывать больше, чем он имел, но на практике любители виста, которым было сложно найти четвертого партнера, были плохими игроками. Уроки, которые они получали от Хорнблауэра, хоть и по невысоким ставкам, были, таким образом, весьма дорогими (См. «Нравы Регентства», Х. Р. Уорбуртон, Лондон, 189, стр 73–76. Настоящих игроков нечасто видели в «Длинных Комнатах» — они предпочитали «Кокпит», который содержал «капитан» Уокфилд).
Хорнблауэр играл мастерски, но все же всегда имел при себе десять фунтов на случай неудачи.
Ирония судьбы заключалась в том, что он ненавидел игру с плохими партнерами, но нечасто мог позволить себе игру с хорошими.
Это были нелегкие для Хорнблауэра времена, но он по-прежнему имел друга в лице Буша — тот жил с четырьмя сестрами в Чичестере, но каждый месяц приезжал в Портсмут за чеком на свое половинное жалованье. Иногда они при этом встречались, и Буш даже останавливался у миссис Мэйсон на ночь. Он описывал ее как невысокую женщину с тяжелым лицом, которая никому не доверяла, и мы можем быть уверены, что так оно и было. Буш был также достаточно наблюдателен, чтобы понять, что Мария боготворит Хорнблауэра, который находил, что ему трудно противостоять этому чувству.
К этому времени стало ясно, что война вновь начнется в 1803 году. Статьи Амьенского мирного договора, по сути, не соблюдались ни одной из сторон, а те, что касались Мальты — и не могли быть никем исполнены. Более того, было ясно, что Первый Консул и сам не заинтересован в поддержании длительного мира. Ему нужна была лишь пауза, чтобы сосредоточить свои силы, чтобы вывести флот на учения в море, например — в экспедицию на Гаити. К концу января планы превентивных военных действий уже широко обсуждались по обе стороны Ла-Манша. 8 марта король, в своем послании Палате Общин говорил о «таких мерах, каковые могут потребоваться по сложившимся обстоятельствам, для поддержания чести Короны и защиты интересов Народа». 10 марта был объявлен набор в милицию, а корабли Военно-морского флота Его Величества начали выводить из резерва и спешно вооружать. Официально война не была объявлена до 16 мая, но последние недели перед окончательным разрывом протекали в открытых приготовлениях к боевым действиям. На первый взгляд довольно незначительным среди последних стало назначение Горацио Хорнблауэра командиром шлюпа «Отчаянный». Этим повышением он был обязан случаю, который привел к встрече с адмиралом лордом Парри в качестве партнера по игре в вист в ночь на 7 марта. На Парри, одного из лордов-комиссионеров адмиралтейства, произвело сильное впечатление то, с каким холодным расчетом Хорнблауэр играл в карты. Еще одним игроком этого же роббера оказался сэр Ричард Ламберт, который, предположительно, воспользовался возможностью и напомнил лорду Парри про то, как молодому офицеру не повезло на «Возмездии». Результатом стало повышение Хорнблауэра в чине, о котором было объявлено в газетах 8 марта, 15 марта он получил назначение на корабль, на который и прибыл в Портсмут, огласив приказ о своем назначении, 24 марта.
«Отчаянный» (18 пушек), был построен в Шоргаме в 1785 году, по проекту мистера Эдварда Ханта. Его водоизмещение составляло 410 тонн, что в самый раз подходило для установки на корабле девятифунтовых орудий, в то время как обычно шлюпы вооружали шестифунтовками. Вооружение дополняли 12-фунтовые карронады, шесть на шканцах и две на баке. Помимо командира — капитан-лейтенанта, на шлюпе полагалось иметь двух лейтенантов, штурмана и двух штурманских помощников. Команда состояла из 121 человека, в большинстве своем — опытных моряков, рекрутированных еще перед началом войны. Хорнблауэр был еще слишком молод для того, чтобы рассчитывать на командование одним из наиболее современных шлюпов, строительство которых началось в 1793 году, а прототипом послужил французский «Амазон», тем не менее, корабль ему достался необычайно хорошо вооруженный и отлично укомплектованный. Он обеспечил своему старому другу Бушу должность первого лейтенанта, а мистер Проус исполнял обязанности штурмана. Несмотря на то, что раньше Буш был старше Хорнблауэра по стажу, он на долгие годы признал лидерство Хорнблауэра. При всей ограниченности своего мышления и воображения, Буш, тем не менее, был прекрасным моряком, бесспорно, смелым и преданным. Хорнблауэру повезло также выиграть в вист сорок пять фунтов — в самый раз для того, чтобы обеспечить свою каюту минимально необходимой мебелью, приобрести столовое серебро и выкупить из ломбарда свою наградную шпагу. 4 апреля, после десяти дней лихорадочной подготовки, «Отчаянный» вышел в море к острову Уэссан, перейдя под командование достопочтенного сэра Корнуоллиса, главнокомандующего Флотом Канала.
Незадолго перед выходом в море, 2 апреля, Хорнблауэр женился на Марии Мэйсон. Брак был заключен в церкви Св. Фомы Беккета, в Портсмуте, а свадебное торжество прошло «У Георга» и сам Корнуоллис провозгласил тост за молодоженов. В жизни Хорнблауэра немало тайн, но ни одна из них не является столь загадочной, как его женитьба на Марии Мэйсон.
Как известно, он был человеком значительных амбиций, но при этом не обладал влиятельными родственниками, прирожденный лидер, но по происхождению принадлежал едва ли к среднему классу. Хорнблауэр начал приобретать хорошую репутацию, однако ему не везло с призовыми деньгами. Стать капитан-лейтенантом, не достигнув двадцати семи лет — для человека, не обладающего поддержкой, это было стремительным продвижением по службе. Теперь ему надо было постараться выгодно жениться на дочери какого-либо старшего офицера, получив допуск в заветный круг высшего общества. Даже если бы ему не удалось сватовство к дочери адмирала, он мог бы попытать счастья с племянницей капитана или, на худой конец, с двоюродной сестрой адмиралтейского чиновника. И вдруг вместо этого — Мария Мэйсон! Или, будет точнее сказать, что это обе госпожи Мэйсон, мать и дочь, избрали его? Что касается самой Марии, то она была влюблена без памяти — обожала Хорнблауэра с самого начала. Со стороны миссис Мэйсон, то это, скорее всего, был холодный расчет — с того момента, как Хорнблауэр начал вообще рассматриваться в качестве возможного кандидата в мужья. Что же касается Хорнблауэра, то он стал жертвой чувства благодарности и жалости. Он хорошо запомнил, что Мария была с ним, когда он был нищим и безработным. Поэтому он и хотел спасти ее от той серой, однообразной жизни, к которой бы она иначе была бы приговорена. Кроме этого, он был особо уязвим, так как не обладал богатым опытом общения с женщинами. Когда он впервые вышел в море, во всем мире не было буквально не единой живой души, которая побеспокоилась бы о том, жив он или умер. После 1799 года ему некому было даже написать письмо. Покидая Марию через два дня после свадьбы, он впервые чувствовал, что теперь кто-то будет беспокоиться за него и хоть кому-то будет его не хватать. Пожалуй, это все, что можно сказать по этому поводу. Привлекательность Марии состояла лишь в ее молодости, и была почти полностью утрачена ею во время первой беременности. Ее развитием и образованием пренебрегали, а ее манеры не резали глаз разве что на Хайбери-стрит. Все, что она могла предложить мужу — это свою преданность и это все, чем ее муж должен был довольствоваться.
