Миккельсен знал, что главной страстью и слабостью Томми Хэмблтона были путешествия во времени. Он и выглядел, как обычно выглядят жертвы этого пристрастия — глаза слегка выкачены, словно от базедовой болезни. Томми вечно либо только что возвращался обратно, либо приводил в порядок дела, чтобы отправиться в новое путешествие. Создавалось впечатление, будто родное время ему без надобности, нужно лишь как трамплин для прыжка в прошлое. Тем более странно, что Томми Хэмблтона совсем не привлекали великие события вроде битвы при Ватерлоо и разграбления Рима. Если верить Джанин, Хэмблтон раз за разом уходил на неделю назад, иногда — в прошлое Рождество, и уж совсем редко добирался до своего одиннадцатого дня рождения. Исторический туризм Томми Хэмблтона не интересовал, но он с увлечением тратил немалые суммы на частые экспедиции вдоль личного жизненного пути, предоставляя другим странствовать среди папоротников мезозойской эры. Похоже, Хэмблтон хотел отредактировать свое прошлое до полного совершенства. Убрать каждое неудачно сказанное слово, каждый неуместный жест, подхватить каждую упущенную возможность. Миккельсену это казалось помешательством, хотя и не лишенным известного обаяния. Именно обаянием Хэмблтон и брал, ничем другим. Миккельсену же всегда нравились люди, умевшие изобрести особую, собственную странность вместо того, чтобы собирать марки, мыть руки по двадцать раз на дню или сидеть в ресторане непременно спиной к стене.
Увидев Миккельсена, Хэмблтон немедленно заказал коктейли, нажав несколько кнопок на панели автобара.
— Рад видеть тебя, Миккельсен! Как поживает великолепная Джанин?
— Великолепно.
— Счастливчик. Упустив эту женщину, я сделал самую большую ошибку в моей жизни. Нельзя было ослаблять хватку...
— Вот за это я тебе вечно благодарен, Томми. Последнее время и я с трудом удерживаю Джанин.
— Вот как? — Хэмблтон искренне удивился.— У вас проблемы?
— Да, но не друг с другом. Кто-то активно вмешивается в наше прошлое. Два очень серьезных фазовых перехода только за последний год. Совсем недавно был третий. В числе прочего, мы с Джанин потеряли пять месяцев нашего брака.
— Ну, это один из мелких недостатков...
— ...современной жизни. Знакомо. Но в моем случае недостаток выходит пугающий. Страшный. Уж кому-кому, а тебе не надо объяснять, как драгоценна Джанин. Ты понимаешь, что значит ее лишиться. И только потому, что где-то перепутались линии судьбы.
— Я понимаю. Очень хорошо.
— А я вот не понимаю, откуда взялись эти фазовые переходы. Мы скоро с ума сойдем от них. Об этом я и хотел с тобой поговорить.
Миккельсен замолчал, высматривая в собеседнике признаки неловкости или беспокойства, но Томми был по-прежнему безмятежен.
— Я могу как-нибудь помочь? — спросил Хэмблтон.
— Мне подумалось, что именно ты, с твоим опытом временных переходов, с твоим знанием теории, можешь что-то подсказать. Нового перехода нельзя допустить.
— Дорогой Ник! — Хэмблтон пожал плечами.— Это могло быть что угодно. Надежных методов отслеживания фазовых переходов не существует. Наши жизни переплетаются невообразимо... Говоришь, последний раз свадьба перенеслась на несколько месяцев? Допустим, в результате фазового перехода ты решил воспользоваться последними холостыми деньками. Отправился в Банф на выходные и провел три ни к чему не обязывающих, но замечательных дня с прекрасной незнакомкой. Вышло так, что именно из-за тебя она не познакомилась тогда же с другим человеком, не влюбилась и не вышла за него замуж. Ты вернулся домой и женился на Джанин несколько позже, чем предполагалось, и живешь с тех пор счастливо, а судьба девушки из Банфа изменилась до неузнаваемости. Изменилась из-за того же фазового перехода, слегка оттянувшего твою свадьбу. Понимаешь? Никто не может сказать, до какой степени изменение цепочки событий затронет судьбы посторонних людей.
— Это я понимаю. Хотелось бы знать, откуда взялись три фазовых перехода за год и почему каждый из них угрожал именно нашему браку?
— Не знаю,— покачал головой Хэмблтон.— И не могу знать. Наверное, просто невезение, а полосы невезения неизменно кончаются. Представим, что на твою жизнь пришлось сгущение фазовых переходов, которое уже рассеивается.— Хэмблтон ослепительно улыбнулся.— Будем надеяться, что так, по крайней мере. Еще по ромовому?
Непробиваемая логика, подумал Миккельсен. Сквозь такую стену не просочишься. Даже прямое обвинение ничего не даст: сможет все объяснить очень убедительно.
Миккельсен не хотел рисковать. Человек, способный беспощадно подчищать свое прошлое, будет скользким и опасным противником. Зажатый в угол, он ни в чем не сознается. Просто вернется в прошлое, чтобы замести все оставшиеся следы. Да и вообще, доказать темпоральное преступление очень сложно, поскольку оно всегда происходит в более не существующей временной последовательности.
Чтобы не нагнетать напряжение, Миккельсен позволил Хэмблтону угостить себя еще одним коктейлем. Не задерживаясь долго ни на одной теме, они поболтали о теории фазовых переходов, о погоде, о рынке ценных бумаг, о несравненных достоинствах женщины, на которой обоим довелось жениться, и о старых добрых временах две тысячи четырнадцатого года, когда все они болтались в старой доброй Лa-Джолле, наслаждаясь восхитительной безответственностью. Когда разговор исчерпал себя, Миккельсен отправился домой, понимая, что ничего не добился.
Можно не сомневаться, что Хэмблтон нанесет очередной удар. Скорее всего, немедленно. Есть ли способ остановить его? Можно ли нанести упреждающий удар? Решительно вмешаться в прошлое самому, чтобы угроза Томми Хэмблтона исчезла навсегда? Слишком рискованно: в такой операции можно потерять больше, чем приобрести. С другой стороны, на что еще надеяться?
Несколько дней Миккельсен пытался выработать разумную стратегию. Нужно избавиться от Хэмблтона так, чтобы не разорвать непрочную паутину обстоятельств, связывающих Миккельсена и Джанин. Перебирая и отбрасывая варианты, он отыскал решение.
Очередной фазовый переход настиг Миккельсена, как удар молнии. Стояло солнечное утро, теплое и ясное. Когда головокружение прошло, он обнаружил себя в холостяцкой квартире на девяностом этаже с видом на бухту Мишен-Бей. Во рту было сухо, а наполовину чужие воспоминания о прекрасной спутнице жизни, двух детях и кошке таяли с каждой минутой. Да, еще замечательный дом в старой доброй Корона-дель-Мар...
Джанин? Дана? Элиза? Минибел?
Их больше нет. В этом многоквартирном доме Миккельсен поселился в двадцать втором году, после разрыва с Ивонн. Мелани должна заглянуть около шести. Такова реальность. Есть и другая, но она рассеивается и скоро исчезнет.
Вот и дождался. На этот раз у Хэмблтона получилось.
Для страха или душевной боли времени не оставалось. Первые полчаса Миккельсен лихорадочно фиксировал каждую деталь своей потерянной жизни: телефонные номера, адреса, имена, обстоятельства. Он успел многое записать о жизни с Джанин и о цепи фазовых переходов, вплоть до последнего. Когда писать стало нечего, зазвонил телефон. Господи, пусть это будет Джанин!..
Это оказался Гус Старк.
— Ник? Мы с Донной сегодня не можем. У нее очень разболелась голова. Надеюсь, вы с Мелани не будете слишком разочарованы, кроме того... Эй, ты в порядке?
— Фазовый переход случился. Очень тяжелый.
— Ясно...
— Мне надо найти Джанин.
— Кого?
— Джанин. Джанин Картер. Стройная, высокие скулы, темные волосы. Разве ты ее не знаешь?
— Д жанин? Я знаю Джанин? Вы с Мелани что, поссорились? Я думал...
— Мелани тут ни при чем.
— Джанин Картер? — Гус осклабился.— Ты не о подружке Томми Хэмблтона говоришь? Был такой богатый коротышка в JIa-Джолле лет десять-двенадцать назад. Тогда еще...
— О ней самой. Как ты думаешь, где ее сейчас можно найти?
— По-моему, она вышла за Хэмблтона. Переехали на Ривьеру, если я ничего не путаю. Ник, насчет сегодняшнего вечера...
