Маршал изобразил оскорбленную добродетель:

— Но клянусь, я читаю не так уж часто.

— Если слишком редко, жена обрушит крышу тебе на голову!

Вдоволь натанцевавшись и устав, Маршал снова уселся на свое место. На красном лбу и лысине выступили крупные капли пота. Он обратился к хозяйке:

— Ханум, милая, да стану я жертвой твоих ручек, да умереть мне ради твоего ясного, как луна, личика, будь добра, возьми чистый платочек, намочи его, потом выжми как следует и дай мне, да умереть мне вместо тебя! — И, получив платок, продолжал: — Да буду я твоей жертвой, я же тебя очень люблю, ты знаешь? Дай-ка поцеловать твой чудный лобик. Так что, когда твои дети вернулись домой, ты успокоилась?

— Знаешь, какие первые слова произнесла Парванэ? — спросила хозяйка. — Она бросилась в мои объятия и сдавленным голосом воскликнула: «Мамочка, я больше не поеду в Англию, я хочу остаться с тобой!»

Маршал растроганный под влиянием алкоголя, схватился руками за голову:

— Вай-вай, ты разрываешь мне сердце, дорогая моя, милая моя, ведь нельзя поступать так жестоко с детьми!

— Ни мне, ни их папаше некогда заниматься ими. Так всем лучше.

Чтобы не выслушивать его пьяные проповеди, хозяйка отошла подальше.

Маршал мокрым платком вытер лоб и лысину. Господин Учитель, глядя на его лысую голову, вставил острое словцо.

Все захохотали.

— Ладно уж, — скромно потупился Маршал, — мы-то, несчастные, забитые, бедные, от всех терпим — от вас тоже стерпим.

— Ну и скромник нашелся!

Послышался голос еще одного приятеля:

— Я поднимаю рюмку за здоровье друзей!

Все удивленно обернулись, так как он не пил. Оказалось, у него в руках черешня[79].

Все грохнули со смеху. Хозяин воскликнул:

— Да возьмет тебя небо с твоими глупыми шутками! Твои шесть месяцев еще не кончились.

— Что за шесть месяцев? — спросил Маршал.

— У него вырезана часть желудка, а он не может удержаться: шесть месяцев пьет, а когда чувствует себя на грани смерти, дает зарок — и шесть месяцев постится. Как раз сейчас у него этот шестимесячный пост.

— Посмотри на тех! — сказал Доктор.

В другом углу гостиной рядом с мужчиной стояла женщина с бокалом в руках. Она была молода, красива, изящна, стройна, в элегантном дорогом платье, обнажавшем до половины бюст, руки, плечи и спину. Платье держалось на узенькой ленточке, завязанной на шее. Она слишком громко разговаривала, слишком громко смеялась. Черные блестящие глаза, прелестный рот, улыбка, озаряющая живое лицо. Речь ее, жеманно-кокетливая, волновала слушающих. Разговаривая, она делала чувственные движения. Женщина, с ее красотой и жеманством, напоминала начинающую, но в будущем весьма дорогую проститутку.

Молодой человек, стоящий рядом с ней, был хорошо сложен, чисто выбрит, но волосы свисали до воротника. На нем была рубашка в розовую полоску и костюм в крупную клетку. Галстук был таких необъятных размеров, что его хватило бы на платье для его спутницы, наподобие того, в каком она была. Лицо его выражало смесь гордости, уверенности в себе и самодовольства, происходивших не от ума, а от глупости.

— Посмотри на них!

Посол повернул голову и процедил со скрытой завистью и едва уловимой ревностью:

— Да смотрю!

— Красива, стерва, здорово красива!

— Эта красота и помогла ей в жизни, а может быть, и усложнила ее.

— Ты ее знаешь?

— Да, причем хорошо. Она очень рано вышла замуж. К тому же какое замужество! Попала как кур в ощип! Ведь ханум весьма страстная! А муж ее такой битюг, что и говорить не стоит, — смесь невежды и бабника. Прожив с мужем несколько лет и сделав несколько абортов, ханум с ним развелась. Потом она стала любовницей бывшего мужа. Еще год они прожили таким образом, пока он не уехал за границу. Тогда она вышла замуж. Ее новый муж — настоящий мешок с деньгами, ханум поймала его в свои сети. Теперь она по нескольку раз в год ездит за границу — одна — и там возобновляет связь со своим первым мужем.

— Да ну! И муж не возражает?

— Знаешь ли, муж, говорят, получает от ханум удовольствие только глазами, он доволен и горд тем, что у него красивая жена. Но у него не хватает сил, чтобы свернуть с пути целомудрия. Говорят, у него с женой — мирное сосуществование. Он выполняет все ее прихоти и обеспечивает ее деньгами. И не мешает ей ни в чем. А ханум завлекает в свои сети красивых молодых людей одного за другим. Тот, по-деревенски одетый, с недоступно-идиотским выражением лица, — последняя добыча ханум.

— Да ну! Везет же некоторым кретинам!..

— Друзья, я уже задыхаюсь, мне плохо, — пожаловался Маршал. — Пойдемте на крышу, подышим свежим воздухом.

Маршал, Доктор, Визитер и еще двое ближайших приятелей потихоньку вышли из гостиной и направились в одну из отдаленных комнат. Там они заперлись. Маршал вынул маленькую сумочку, которую он в начале вечера спрятал в комоде под вещами, достал из нее изящную трубочку, маленькие щипчики и полную коробочку опиума.

— А где ты возьмешь огонь? — спросил Доктор.

— Подожди, — ответил Маршал с горящими от предвкушения удовольствия глазами, — современная прогрессивная наука и модерновая техника позаботились и об этом. — Затем от назидательно-книжной интонации он снова перешел на доверительный тон: — В этом мире все сложности разрешены, остались только заботы об этой проклятой душе: ничто ее не радует, ничто не удовлетворяет, совершенно не понятно, что ей еще надо! — Затем он показал другую коробочку: — Смотри, такая маленькая, а таится в ней так много! — Он вынул из коробочки металлическую квадратную спиртовочку на двух ножках, поставил ее на стол и достал белые таблетки. — Видишь? Это сухой спирт, нечто потрясающее. Такая таблетка горит долго, жарко, к тому же чистейшим пламенем, никакой копоти. А вот уголек, — и он вынул черные кубики, — промышленный, очищенный, супер!

Он сложил таблетки на спиртовке и поджег спичкой. Они загорелись красивым голубым пламенем. Затем он положил поверх таблеток пару черных кубиков, прогрел трубку, и все было готово.

Приятели накурились вдоволь. Затем все убрали и вернулись к гостям. Снова пили водку и виски, пока Маршалу не стало совсем плохо. Тогда они поднялись на крышу. Маршал снял пиджак и галстук, расстегнул воротник сорочки, влажным платком отер лицо и шею.

— Нет, так не пойдет, открой-ка заслонку кулера[80].

Визитер снял одну из заслонок, и вода хлынула наружу. Маршал подставил голову под струю, потом вздохнул облегченно и с наслаждением.

— Будь осторожен — как бы кулер не отрезал тебе голову.

— Я осторожен, мне не впервой.

Еще несколько раз он облил водой голову. Затем вытерся платком.

— Только так можно привести себя в чувство. Только так, — сказал он.

Остальные продолжали разговаривать.

— Инженер, у нас есть кусок земли, может быть, ты нам ее застроишь?

— На сколько рассчитывать?

— Пятьсот-шестьсот тысяч туманов, если будет больше — не страшно.

— Извините, мы не беремся за дела меньше нескольких миллионов, иначе это просто трата времени. Но знаете, я, может быть, смогу найти кого-нибудь.

— Ну, старина Инженер! И ты становишься шишкой!

— Вы не видели шишек, если меня называете так. Настоящая шишка — тот, у которого голова ни о чем не болит, у кого все спокойно.

— Старик, у тебя тоже солидная компания, тебе тоже можно быть спокойным и не волноваться.

— Нет, дорогой, какое там спокойствие! Действительно, наша компания — одна из десяти крупнейших в стране, собрать шестьдесят-семьдесят инженеров не так-то просто, но наша компания — строительная, у нас нет инженеров-архитекторов. Даже в дорожно-строительных компаниях положение лучше, чем у нас. У них всего две-три статьи расхода. Мы же, несчастные, имеем дело с тысячами наименований — начиная от цемента и металлических конструкций и кончая ключами и розетками. С утра до вечера нам приходится препираться с тысячами идиотов и невежд. Так что, дорогой, все не так-то просто. В нашем деле масса разных забот и неурядиц.