Переезжая из отцовского дома, я подарил младшему брату все свои книги и дал совет никогда не упускать счастливого случая.

— Господин доктор! Я боюсь, очень боюсь! Прошу вас, вылечите меня от этого проклятого страха! Он не дает мне покоя! Везде и всюду — на улице, на работе, в кино, дома, даже ночью, во сне, — он преследует меня! Господин доктор, прошу, умоляю, вылечите меня! Этот ужасный страх не дает мне жить спокойно, не дает спокойно вздохнуть! Лучше б я заболел и умер! Во всяком случае, не мучился бы так.

Вы спрашиваете, чего я боюсь? Всего и всех! Даже сейчас, когда я произношу эти слова, я боюсь вас. Я не знаю, действительно ли вы доктор? Но выхода нет, я должен кому-нибудь рассказать об этом, излить душу, иначе я не выдержу! Раньше, когда я еще не был так болен, я боялся только людей в плащах и шляпах. Сейчас же боюсь всех — женщин и мужчин, старых и молодых и даже детей. Да, даже детей боюсь! Откуда, например, мне знать, не подговаривают ли их против меня взрослые? Откуда мне знать, что этот обиженный судьбой нищий не схватит меня за руку, когда я протягиваю ему риал? Откуда мне знать, что эта несчастная нищенка с четырьмя детьми (один из которых как пиявка прилип к ее груди) не строит против меня козни? Поверьте, я не решаюсь подать нищему милостыню. И с остальными не лучше. Молодой парень, чистильщик сапог, с жаром начищающий мне ботинки, спрашивает: «Что нового в мире?» И, поверьте, меня бросает в дрожь от страха! Улыбка застывает на губах, хочется ответить: «Хорошо, все в порядке, спасибо, хватит…» — и удрать от него. Но боюсь, как бы не было хуже — либо обижу его, либо он что-нибудь заподозрит! Приходится терпеть!

Необходимость терпеть и выводит меня из себя! Как будто бреешься у парикмахера и не знаешь, что ему взбредет в голову, не вздумает ли он перерезать тебе горло. Ведь достаточно только чуть-чуть сильнее нажать на лезвие и… Вот эти-то секунды, эти мгновения — страшнее всего! Они несут тяжесть лет! Человек физически чувствует их, точь-в-точь как вес тяжелой гири.

Господин доктор, постараюсь больше не отвлекаться и не отнимать у вас время! Я уже привык ко всему этому, свыкся со всеми этими ощущениями. Но на меня свалилось другое несчастье! Наше учреждение переехало. (Казалось бы, вполне обычное, естественное дело.) Но беда в том, что теперь я вынужден проходить мимо одного из казенных зданий, у дверей которого стоит часовой с ручным пулеметом! И вот его-то я и боюсь. Раньше, когда они стояли с винтовками, было спокойнее. Со штыком или без — не имело значения! У некоторых даже винтовка висела за спиной! Хотя порой от звука взводимого курка сердце уходило в пятки! Но я понимал, что в этом ничего страшного нет, просто знак уважения проходящему мимо начальству! Но сейчас стало хуже, намного хуже! У этого типа с ручным пулеметом такая поза, будто он вот-вот выстрелит! Да, он стоит именно так, да еще расставив ноги, а ты вынужден шаг за шагом приближаться к нему! Ты подходишь все ближе и ближе и думаешь: «Вот сейчас он повернет дуло — и…»

Нет, доктор, я уже об этом думал, другой дороги нет! Если бы была другая, я бы обязательно ходил по ней, пусть бы она была в два, три, а то и в пять раз длиннее! Я бы сократил ночной сон, вставал бы раньше и шел бы быстрее! По крайней мере мне было бы спокойней — виденье смерти по сто раз в день не вставало бы перед глазами! Поверьте, как только утром я открываю глаза, я уже в трауре! Все мои мысли сосредоточены на том мгновении, когда я должен пройти мимо него. Конечно, я и об этом подумал! Улица сравнительно узкая, и на другой ее стороне очень много автомобилей, поэтому я и вынужден проходить здесь. Кроме того, если я буду идти за машинами, он может подумать, что я прячусь! Возьмет да и выстрелит! Ему-то это ничего не стоит! Как воды выпить!

Да, господин доктор, с самого утра, как только просыпаюсь, у меня уже мрачное настроение, а чем ближе я подхожу к тому месту, тем сильнее бьется сердце! В конце концов оно начинает стучать как молот по наковальне! Я боюсь, как бы этот тип не услышал. Вдруг мой возбужденный вид и растерянность дадут ему повод подумать, что здесь дело нечисто? В первые дни я старался поскорее пройти мимо него. Но потом испугался, как бы спешка не вызвала подозрения, и стал проходить спокойно, чеканя каждый шаг. Когда он смотрел мне в глаза, я опускал голову или отворачивался. Но тут мне пришло в голову, что он может подумать, будто я что-то скрываю от него. И я стал смотреть ему прямо в глаза. Не буду рассказывать, чего мне стоила эта смелость! Но снова сомнения стали мучить меня: как бы в моем взгляде он не прочел чего-нибудь эдакого и не подумал, что я готовлю какую-нибудь пакость. Теперь я старался, чтобы взгляд мой был ласковым и нежным, чтобы в нем сквозила улыбка. Правда, совсем уж открыто улыбаться я не мог: вдруг он подумает, что я издеваюсь над ним.

Мне хотелось, чтобы он воспринимал меня просто как прохожего, ежедневно проходящего мимо. Мне хотелось, чтобы он привык ко мне, чтобы я казался ему таким же знакомым, как все окружающие его предметы: здание, у которого он стоит на карауле, автомобили по ту сторону улицы… Ведь все необычное страшит, а возбудить в нем подозрение — значит подвергать себя опасности.

Тем не менее однажды случилось то, чего вроде не должно было бы случиться. Когда я приблизился к нему, нежно и ласково глядя в глаза, то вдруг заметил, что он направил дуло пулемета прямо мне в живот. Я остолбенел. Он же молча поводил автоматом — вверх, вниз. Мне показалось, что он приказывает мне вынуть руки из карманов. Наверное, подумал я, он заподозрил, что у меня в руке пистолет. Я хотел было вынуть руки и показать, что у меня ничего нет, но испугался, как бы это движение не показалось ему угрожающим и не заставило бы его выстрелить. Я стал медленно вытаскивать руки, но дуло снова поднялось. Я находился в трудном положении. Малейшая оплошность или поспешность неизвестно к чему могли бы привести! Как, впрочем, и медлительность. Наконец я вынул из кармана одну руку. Он снова подал предупредительный знак. Чувствовалось, что я надоел ему и он начинает злиться. Он даже сделал шаг вперед и потряс пулеметом… Я отскочил на несколько шагов назад. Передо мной прошла машина и повернула к зданию. Воспользовавшись случаем, я медленно прошел мимо. Но страх не отпускал меня: вдруг этот тип выстрелит сзади? Вдруг он уже целится мне в затылок? Вдруг через полминуты, через полсекунды я споткнусь и распластаюсь на земле?

Когда я дошел наконец до своего учреждения, я был весь в испарине и бледный как мертвец. «Что случилось?» — спросили меня сослуживцы. «Чуть было не попал под машину», — ответил я. «Видать, здорово струхнул!» — заметил кто-то. «Да ладно, слава богу, все кончилось хорошо!» — сказал другой.

Но где гарантия, что и в следующий раз все кончится так же благополучно? Лучше бы я попал под машину и отделался бы наконец от этих проклятых мыслей!

Прошу вас, господин доктор, умоляю, вылечите меня! Требуйте от меня все что угодно! Любое желание ваше исполню! Только вылечите меня, успокойте! Сделайте так, чтобы эти ужасные мысли покинули меня! Господин доктор, скажите, ради бога, излечима ли моя болезнь и насколько она серьезна? Можно ли что-либо сделать или уже бесполезно?

Рассказывают, что некая женщина пришла к врачу и пожаловалась, что ее мужу кажется, будто под кроватью спрятался крокодил, который грозится съесть его.

Врач выписал больному рецепт — всякие там таблетки, микстуры, уколы — и сказал женщине:

— Не беспокойтесь, он скоро вылечится!

Через некоторое время врач встретил эту женщину.

— Как чувствует себя муж? — спросил он.

— Его съел крокодил! — ответила та.

В зале Общества ирано-испанской дружбы многолюдно, шумно и накурено. В воздухе запах виски и водки. Собравшиеся оживленно беседуют.