Мужчина вцепился в край узелка, который держала в руках женщина. Они стояли молча и неподвижно, с безразличными лицами и походили на супружескую пару, собравшуюся разводиться.

Возле остановился тощий человек с впалыми щеками, поросшими черной и такой жесткой щетиной, что, казалось, об нее можно уколоться. По внешнему виду торговец, скорее всего лоточник.

— Что же вы собираетесь с ней делать, Хаджи-ага[9]? — спросил он коротышку.

— Известно что. Сдам в полицию. Пусть в каталажке посидит. Это ей не город Херт[10]! Не воровской притон! А закон на что, а вера?!

Женщина молчала.

— А как вы догадались, что это ее рук дело? — спросил лоточник.

— Я разложил яйца кучками. Она подошла, стала мне зубы заговаривать, а после смотрю, в одной кучке не хватает яиц.

— Ай да молодец, Хаджи-ага! — засмеялся тощий лоточник.

Женщина не слушала их. Она с тревогой смотрела на приближавшегося дворника, маленького, щуплого человечка, похожего на гнома или младенца, с густой черной бородой. Он держал руки в карманах широченных шаровар и поэтому издали казался квадратным.

— Что случилось? — спросил дворник.

Никто ему не ответил.

— Да отпустите вы ее, ради бога! Дьявол ее попутал… — начал он, догадавшись, в чем дело.

Хаджи бросил на него угрожающий взгляд. Дворник сконфуженно умолк.

— Что значит «дьявол попутал»? Почему он меня не путает? — возмутился Хаджи. — Правды ложью не прикроешь. В день Страшного суда не соврешь! Хорошо, я ее отпущу, а как она оправдается перед Аллахом?

Тут Хаджи заметил господина с большим портфелем в руках, в белом плаще и темных очках и, когда женщина попыталась выдернуть узел из его рук, громко завопил, стараясь привлечь его внимание:

— Погоди, абджи[11]! Надо разобраться! — Хаджи оглянулся по сторонам. — В этой проклятой дыре полицейского-то не сыщешь!

— В чем дело, ага? — спросил, подходя к нему, господин в очках. В ответ Хаджи, сунув руку в карман, извлек из него три крупных куриных яйца и торжествующе произнес:

— Вот они! Я зря говорить не стану!

— Да, нехорошо! — сказал господин в очках. — Но… может, ее голод или нужда заставили. Вы уж простите бедняжку.

— Что значит «голод или нужда заставили»? — вскричал Хаджи-ага. — Какое мне дело до ее голода! Я что, обет дал кормить всех божьих тварей на земле? У меня не благотворительное общество! Я простой торговец и товары свои бесплатно не раздаю!

Женщина, не пытаясь больше выдернуть узелок из рук Хаджи, натянула платок на голову и съежилась.

— Все это так, Хаджи-ага, — вступился лоточник. — Да только будьте милостивы, отпустите ее! Не срамите глупую бабу.

Хаджи сердито насупился.

— Глупая? А украсть ума хватило! Как стирать, убирать, прислуживать, так все они глупые, немощные да нерасторопные! А в этих делах — ловкие! Умнее нас с тобой!

— Хаджи-ага, этот господин прав, — поддержал тощего лоточника дворник, — бросьте вы эту затею.

Хаджи-ага хотел было оставить его слова без внимания, но последняя фраза его задела.

— Это какую еще затею? Кто начал, тот пусть и бросает!

— Вы должны отступиться! — убежденно проговорил лоточник, будто был уверен, что Хаджи-ага его послушает.

«Какой же настырный!» — подумал господин в очках и чуть было не брякнул: «Что тут рассусоливать, дело-то выеденного яйца не стоит!», но побоялся обидеть Хаджи-ага и произнес:

— Конечно, вы должны простить ее.

— Она и так сраму натерпелась, — подхватил лоточник. — Какой смысл держать ее два дня в кутузке? Денег у нее все равно нет, что с нее возьмешь!

— Ладно, — ответил Хаджи-ага. — Аллах свидетель, ведь не из-за этих трех паршивых яиц я затеял дело…

— Ну все! Хаджи-ага простил тебя, абджи! — перебил его лоточник, обращаясь к женщине. — Извинись перед ним и уходи.

Хаджи-ага оказался в затруднительном положении и вынужден был отдать женщине узелок. «Ладно, я и так ее пристыдил достаточно!» — решил он про себя.

А лоточник в этот момент подумал: «Я бы умер от позора, если бы влип в такую историю. Или убил бы этого зануду Хаджи, а то и самого себя. Несчастная женщина! Ей сейчас в пору хоть сквозь землю провалиться!»

«Бедняжка, придет домой поздно, да еще с пустыми руками, — размышлял господин в очках. — А у самой, наверное, душа о детях болит: как бы они в хоуз[12] не упали, не обожглись о корси[13]. Да мало ли что может случиться — на улице автобусы, машины… А этот сукин сын прицепился как пиявка! Отпустил бы уж!»

«На несчастную одна беда за другой валится, — жалел женщину дворник. — Небось не чает, бедняга, как до дому добраться».

Пытаясь представить себе, что чувствует сейчас эта абджи, и лоточник, и дворник, и господин в плаще, и даже Хаджи-ага были уверены, что, освободившись, она тут же улизнет, скроется с глаз. Здраво рассуждая, она так и должна была поступить.

Но женщина продолжала молча стоять на месте, и они недоуменно переглядывались и глупо улыбались, не зная, что предпринять.

— А яйца… Как же с яйцами? — спросила она.

— Ну и бессовестная! Сунешь палец в рот — руку откусит! — проворчал Хаджи, посмотрев на остальных.

Лоточник от смеха даже закашлялся.

— Забудь о яйцах, абджи! — посоветовал дворник. — Тебе их уж не видать.

— Уходи и благодари бога, что все кончилось благополучно, — проговорил лоточник, успокоившись. — Молись за Хаджи-ага, что спас тебя от позора. Бог с ними, с яйцами.

Снисходительный взгляд Хаджи-ага красноречиво говорил: «Ничего, Аллах все видит! От него никуда не скроешься…»

Еще несколько мгновений все стояли молча, в нерешительности.

Раньше всех двинулся с места Хаджи. Потом лоточник и дворник — каждый зашагал своей дорогой. Ушел и мужчина в плаще. А женщина все еще стояла, тупо глядя им вслед. Наконец медленно побрела и она.

От бульвара до Дарбанда[14] и обратно

На бульваре было светло как днем. Выбрав местечко потемней, я терпеливо ждала клиента. Никто не подходил ко мне — видно, не замечал. Да я и старалась быть незаметной. Ведь в любой момент мог появиться полицейский и поймать меня с поличным. Тогда главное — суметь удрать от него, чтоб не отвел в участок. Не то — пиши пропало. Даже подумать страшно… И тут я вдруг увидела его — на противоположной стороне улицы. «Что же делать? — в растерянности подумала я, шагнув на мостовую. — Схватить такси и улизнуть…»

Кося одним глазом на полицейского, я следила за машинами, мчавшимися сплошным потоком. В двух шагах от меня затормозил автомобиль, приоткрылась дверца. Полицейский бросился наперерез. Мигом нырнув в машину, я захлопнула за собой дверь и вцепилась в ручку, умоляюще глядя на сидевшего за рулем господина: ох, беда, сейчас фараон догонит да высадит!.. Господин невозмутимо прибавил газу, и мы вихрем пронеслись мимо полицейского.

— Перетрусила? — спросил мой спаситель, разворачиваясь в конце бульвара.

Я молча кивнула.

— Что, любят свою власть показать?

— Еще как! — подхватила я. — Всю душу вымотают!

Тут я и разговорилась. Рассказала ему, как эти злодеи измываются над нами, как каждый старается сорвать с тебя отступного побольше, как придираются ко всяким пустякам. Он молчал, глядел прямо перед собой и вроде бы не слушал меня. Но я чувствовала — он не пропускает ни слова.

После того как мы свернули на улицу Пехлеви, он достал пачку заграничных сигарет. Заметив, с какой жадностью я гляжу на них, спросил:

— Куришь?

— Курю!

«Сейчас, — подумала я, — прикурит одну сигарету и даст». Так всегда делают таксисты. Но он предложил мне всю пачку. Я вытащила одну сигарету, хотя очень хотелось взять две — постеснялась. Он протянул мне зажигалку, я нагнулась, прикурила. Какое-то время ехали молча. Потом я спросила: