— Уникальным?

Улыбка Харка была заразна. Не будь Нинн в таком отвра­тительном настроении, она бы уже поддалась его обаянию.

— Ты провела с великим Лето из клана Гарнис больше времени, чем мы, вместе взятые. И никто не может припом­нить, чтобы под его присмотром неофит добился таких успехов.

Осознание его слов проникало в нее медленно, как вода в камень, капля за каплей.

Лето. Неофит. Добился. Успехов.

— В основном, — продолжал он, — он готовился биться, рассчитывая только на себя. Ты, похоже, стала для него особым проектом. Это значит, что ты уникальна. И, как его самый глупый ученик, я не могу не поинтересоваться... Ты хоть раз видела его настолько дерзким по отношению к Ста­рику?

Нинн сглотнула готовый ответ. Она сама отметила эту странность. На каком-то глубинном уровне она понимала, что это как-то связано с ней. Эти два воина, с их странными шепотками — при обезоруживающей улыбке Харка, которая сама по себе была оружием, и спокойной, оценивающей не­подвижности Тишины — явно знали что-то, чего не знала она. И она ненавидела их за эту насмешку.

— Доброй охоты, — выдавила она из себя в ответ.

Снова шепоток между ними. Снова взаимная улыбка. Объ­явили их имена, и оба они развернулись к Клетке. Харк вски­нул два пальца к брови, салютуя. Нинн страстно желала, что­бы ее ошейник выключился и она смогла их обоих поджарить.

Несмотря на дезориентацию в лабиринте незнакомых ко­ридоров, ей удалось найти оружейную. Лето стоял спиной к двери, что обеспокоило ее еще больше. Он был не из тех, кто поворачивается спиной к потенциальной угрозе. Бойцы вроде Хелликса и представители чужих картелей все еще бы­ли в комплексе, этого было достаточно, чтобы он оставался начеку. Вместо этого он опирался ладонями на стену, словно пытаясь ее оттолкнуть. И опустил голову. Если бы Нинн не опознала его доспех и приметную татуировку, она бы могла подумать, что ошиблась и это не он.

Но... Это был Лето.

— Какой клинок мне стоило выбрать? — тихо спросила она. После шума арены все казалось странно приглушенным.

— С позолотой.

— Почему?

Он оттолкнулся от стены и взял в руки упомянутый кинжал.

— Он достаточно тонок, чтобы гнуться наподобие хлы­ста — полосовать, а не рубить.

— И какой урок я должны была усвоить, выбрав не тот кинжал? Что, шансы без этого были недостаточно плохими?

Лето взмахнул клинком. Воздух разошелся со свистом, словно молекулы рассеклись под ним, как чужая кожа.

— Теперь ты знаешь, что способна победить, даже когда условия неидеальны.

— О, можно подумать, ты был просто счастлив оказаться со мной на одной цепи. Я же видела, как ты злишься.

— Это была не злость. — Он отшвырнул оружие, и кин­жал со звоном полетел под металлическую скамью. — Это было унижение.

— Мы победили.

— Да.

Она сглотнула. Вздохнула. И приготовилась задать следу­ющий вопрос, как готовятся к полноценной схватке со щи­том и мечом.

— Что ты сказал Старику? Ты выглядел... наглым.

— Я больше не буду скован. Никогда.

Это не было ответом на ее вопрос. Это было утверждени­ем, словно он принял какое-то решение.

Не подпускай его к ней.

Что он имел в виду?

Она осмелилась прикоснуться к его ошейнику, зная, что рискует потерять руку. Опасность расходилась от него вол­нами, как от готового взорваться баллона с бензином. Взрыв мог случиться в любой момент, и Нинн совершенно не пред­ставляла, что может его спровоцировать. Были ли правдой его сексуальные обещания в Клетке? В текущий момент оста­валось надеяться только на них.

Отчего ее положение казалось совершенно пассивным. Она хотела, чтобы он сдержал свои открытые, резкие обеща­ния. Ее тело было на взводе, на грани отчаянья, на грани го­лодного желания, которого она никогда не испытывала.

Но пока она смогла лишь коснуться его ошейника.

— Ты давно привык к цепям. Я думала, что твои чувства достаточно остры, чтобы это понять. Как ощущается этот вес на шее. Как вспыхивает удовольствие, когда ты входишь в Клетку, и это жуткое приспособление выпускает тебя на свободу. — Металл ошейника был теплым от жара, которым пульсировало его невероятное тело. Подушечки ее пальцев покалывало от удовольствия. Она не касалась его кожи, но прикасалась к тому, что стало почти что частью его тела. — Лето из клана Гарнис, кем бы ты был без этого?

Его глаза оставались пустыми. Без эмоций. Без отклика.

— Я был бы лучшим воином Клетки.

Лето надеялся, что возвращение домой сотрет беспокойство минувшего матча — не оставлявшее его ни до боя, ни во вре­мя, ни после. Возвращение должно было стать простым. Выпить гопиша. Выбрать женщину из тех, кого Астеры дер­жали специально для таких случаев. Высвободить накопив­шееся напряжение.

Но рассчитывать на привычную рутину не приходилось. Вначале его ждала церемония инициации Нинн. Затем... са­ма Нинн. Да, он хвалился тем, что она сама придет к нему, но относительно этой женщины он не был уверен ни в чем. В конце концов, он никогда не думал, что обратится к Ста­рику так, как сделал это после боя. Впрочем, важности слов это не умаляло. Что бы ни сделала Улия с разумом Нинн, эф­фект не удержится, если доктор Астер продолжит давить на телепатический блок. При встрече с ним Нинн инстинктив­но схватилась за меч. Еще пара контактов, и ее психика мо­жет просто не выдержать.

И подобная перспектива не должна была бы беспокоить Лето на таком личном уровне. Ему приказали всего лишь по­мочь Нинн пережить три первых боя. С одним она справи­лась. Осталось еще два. Мысль о том, что Нинн может сой­ти с ума в процессе, лишь добавляла ему беспокойства.

Их возвращение в барак было встречено громкими кри­ками и поздравлениями. Лето принимал пожелания удачи от знакомых воинов и даже от тех, кто не был выбран для сегодняшнего соревнования. Тишина и Харк победили в сво­ем матче, Хелликс и Фам тоже. От их злорадства Лето толь­ко сжимал зубы.

По узкому коридору, ведущему к бараку, они прошли в общий зал, где уже рекой тек голиш. Лето не снял доспе­ха. И не собирался до самого душа в своей квартире, кото­рым закончится этот вечер. Некоторые воины уже помог­ли друг другу отмыться в общей бане, но Лето терпеть не мог эту практику.

Впрочем, доспех он оставил сознательно, не по привычке. Слишком много неудобств доставляла реакция его тела на Нинн, особенно в этой общей зале, где освещение было мяг­че, почти приглашающим — в отличие от промышленных ламп в человеческом крыле. Зал был местом привычного от­дыха, в те редкие часы, когда воины позволяли себе рассла­биться.

Она вымылась и переоделась в чистый тренировочный ко­стюм с шелковой подкладкой под кожаными пластинами. Ко­роткие светлые волосы блестели при свете ламп, крошечные капельки воды срывались с кончиков слипшихся прядей. Он попытался вспомнить ощущение длинных прядей, скользя­щих между его пальцев — ее прекрасных длинных волос, ко­торые пришлось состричь по необходимости — и проклятые чувства его подвели.

То, что она помылась и смогла переодеться в чистое, озна­чало, что ей уже показали новую комнату в бараке. Он все еще нес за нее ответственность, но степень его доступа из­менилась. Нинн стала воином Клетки и сама могла опреде­лять распорядок дня, сама могла выбирать, с кем ей трени­роваться. Он больше не распоряжался ее временем.

Лето выпрямился на скамье и провел пальцами по недав­но остриженным волосам. Он не должен был беспокоиться, не должен был ее хотеть, не должен, Дракон подери, рваться сейчас на части.

Это следовало прекратить.

— Поздравляю, Нинн из клана Тигони, — сказал он.

Комната стихла при первых же звуках его голоса. Он на­слаждался своим влиянием уже почти двадцать лет. И лишь сейчас, встретившись взглядом с той, чей статус был самым низким в их группе, он ощутил, что его сила дала осечку. Нинн смотрела на него бледными, настолько бледными гла­зами, что их голубые радужки казались скорее светом, чем цветом. Веснушки придавали глубину и подчеркивали кра­соту ее золотой кожи, а уверенность расправленных плеч и прямой спины говорила сама за себя.