– Нужно осмотреть руку этой резвушки, – произносит Рилла все тем же нарочито спокойным голосом.

Темные глаза девочки тревожно перебегают с целительницы на Доррина.

Оглядевшись, Доррин видит, что Рилла приставила табурет к книжному шкафчику, на котором стоит около дюжины книг. Выдвинув его на середину комнаты, юноша садится прямо перед Фризой.

– Признаться, я не очень-то разбираюсь в девочках, – начинает он, стараясь придать ребенку побольше уверенности, – но у меня есть кобылка. Наверное, ты могла бы назвать ее девочкой-лошадкой. Ее зовут Меривен.

– Дурацкое имя для кобылы, – грубовато замечает Рилла.

– Ну, она так представилась. Что я мог поделать? – отзывается Доррин, пожав плечами и положив руки на колени. – А тебя как звать? Может, Снежная Киска?

Фриза молча смотрит себе под ноги, на дощатый пол перед очагом.

– Или девчушка-резвушка? – Доррин умолкает, потом заговаривает снова: – Думаю, моя Меривен тоже когда-то была изрядной резвушкой. Она рассказывала, что вечно куда-то спешила. Правда, мы с ней тогда не были знакомы.

– Лошади... не разговаривают.

– Да, они больше отмалчиваются, но Меривен поговорить любит. Особенно, когда дорога длинная: у нее всегда есть, что порассказать. То о травке толкует, то на оводов жалуется, а то... – он делает паузу. – Конечно, она уже большая девочка, но ведь и ты когда-нибудь вырастешь.

Доррин ощущает исходящую от матери волну страха, но заставляет себя улыбнуться.

– Но ты, наверное, умница, а Меривен хоть и большая, а глупышка. Бывает что летом, на лугу, она просит меня снять с нее седло и катается по траве. Ей очень нравится запах зеленой травки.

– Ты... ты сам дурачок.

– Мне мама тоже так говорила. Это было давно, но с тех пор я, похоже, так и не поумнел.

Фриза косится на Доррина с интересом, но продолжает жаться к ногам матери.

– Может быть, как раз поэтому мы с Меривен так ладим, – продолжает юноша. – Хочешь с ней познакомиться? Я покажу ее тебе, только сначала взгляну на твою ручку.

– У тебя что, и правда есть лошадь? – спрашивает мать девочки.

– Для подмастерья он не такой уж бедняк, Мерга, – говорит Рилла.

– Меривен существует на самом деле, – ухмыляется Доррин. – Я привязал ее рядом с домом к кусту бузины.

– Бузина – не лучший корм для лошади, – замечает Рилла.

– Я покормил ее перед отъездом.

– А можно мне ее погладить? – спрашивает Фриза.

– После того, как мы хорошенько вправим твою ручку, – отвечает Доррин.

– Ручка болит.

– Я знаю. А в каком месте?

– Вся болит.

Не вставая, Доррин пододвигается на табурете поближе к матери и дочке.

– Можно мне взглянуть?

Девочка остается у ног матери, однако когда Доррин касается пальцами ее руки, не отстраняется.

– Думаю, надо наложить лубок, – высказывается Рилла.

Доррин, ощутив перелом, кивает. Кроме того, он чувствует, что малышка голодна.

– Есть у тебя кусочек хлеба? Ей бы покрепиться.

– Она может поперхнуться.

– Малышка, мы хотим вылечить твою ручку, – говорит юноша, серьезно глядя на Фризу. – Может быть, на момент тебе сделается даже больнее, но это сразу пройдет, а потом будет легче. А когда закончим, дадим тебе хлебца.

– Мерга, – обращается к матери целительница, – надо будет подержать девочку, чтобы не дергалась. Сумеешь?

Молодая женщина кивает.

Девочка стонет, но мать и целительница держат ее крепко, а Доррин быстро соединяет концы сломанной кости, одновременно укрепляя внутреннюю гармонию. Рилла ловко накладывает лубок, и спустя несколько мгновений успокоившаяся Фриза уже берет здоровой ручонкой кусочек хлеба.

– Готово, малышка, – говорит Доррин, прикасаясь пальцами ко лбу девочки. – Если ты не будешь ни на что натыкаться, ручка скоро заживет,

Мерга вопросительно смотрит на Риллу, потом на Доррина.

– Четыре, может быть пять восьмидневок, – уточняет юноша.

– Ты обещал показать лошадку, – напоминает девочка.

– Покажи ей, – говорит Рилла, – а я тем временем расскажу Мерге, что надо делать.

– А можно еще хлебца? – просит Фриза.

– Сейчас принесу, – говорит Доррин и спешит на кухню. Как только он возвращается, девочка жадно хватает хлеб, а целитель осторожно, чтобы не задеть больное место, поднимает ее на руки.

– Через две восьмидневки приводи дочку ко мне, посмотреть, как заживает. И следи, чтобы рука ни обо что не ударилась и все такое... – слышит он за спиной наставления Риллы перед тем, как закрыть за собой дверь.

– Смотри, – говорит он Фризе, останавливаясь возле кобылы, которая, несмотря на горечь, все-таки обгрызла куст бузины. – Вот и Меривен.

– Славная, – лопочет девочка.

Утро стоит безветренное и ясное, а снег сверкает так ярко, что Доррин невольно щурится, вспоминая белые мостовые Фэрхэвена.

Меривен подставляет лоб, и Фриза гладит кобылу здоровой рукой.

– Ну, нам пора идти, – говорит Доррин, заметив, что девочка ежится от холода.

– До свиданья, лошадка.

Зайдя в дом, юноша плотно закрывает дверь и ставит Фризу на пол.

– У него есть всамделишная лошадка, черненькая, – сообщает она.

– Спасибо, великий, – говорит со слезами на глазах Мерга, кланяясь Доррину. – Нам надо домой.

Доррин смотрит на Риллу, но морщинистое лицо целительницы остается совершенно невозмутимым. Юноша открывает дверь и провожает взглядом мать с дочерью.

– Закрой дверь, Доррин. Нечего тут холод напускать.

– Чего ты ей наговорила?

– Сказала правду – что ты великий целитель. Молодой, но великий.

– Тьма, я всего лишь неплохой кузнец, а если и целитель, то недоучка.

– Послушай-ка, паренек! В твоих костях достаточно гармонии чтобы загнать любого Белого мага аж за Северный Океан. Я ведь видела, что ты сделал для девочки.

Доррин хмурится.

– Она вовсе не прищемила руку. Ее отец бил их обеих, и я хотел бы...

– Ты не можешь устраивать за людей их жизнь.

– Ты права. Я сделал что мог, но этого недостаточно.

– Иначе и быть не может. Ты делаешь в целительстве все, на что способен, однако одного лишь владения магией гармонии недостаточно, – говорит Рилла, окидывая Доррина с головы до ног взглядом удивительно ясных и молодых голубых глаз. – Скажи, достаточно ли иметь сильные руки, чтобы быть хорошим кузнецом?

– Нет.

– А может выращивание трав подсказать тебе, как их использовать? Тоже нет. Ты таков же, как и все Черные, но... – тут Рилла делает паузу. – Может, с тобой все не так плохо. Ты, по крайней мере, умеешь слушать людей, а в сочетании с твоими способностями это сулит многое. Возьмем сломанную кость, как у малютки Фризы. Чтобы она срослась, нужно соединить сломанные концы, но как ты поддерживаешь их вместе, чтобы не разошлись?

– Накладываю твердый лубок и чуток гармонизирую место стыка.

– Вот видишь. Я могу сделать первое, но для второго необходим Черный...

Ее фразу прерывает стук в дверь.

– Кто там? – спрашивает Рилла.

– Я, Верта... у меня эта проклятая бородавка.

– Заходи и скорее закрывай за собой дверь, – говорит целительница, ухмыляясь Доррину.

Тот ухмыляется в ответ. Бородавка – это, конечно, дело серьезное.

Ближе к полудню сине-зеленое небо остается ясным, но полное безветрие сменяется легким ветерком. Отвязав Меривен от куста бузины, Доррин вскакивает в седло и направляет кобылу в сторону Дью. В левой седельной суме у него лежат три образца игрушек – фургончик, мельница с ручным рычагом и миниатюрная лесопилка. Есть кое-что и в другой суме.

Теперь, когда дорога замерзла и затвердела, Меривен чувствует себя на ней увереннее, чем в слякоть. По пути она обгоняет груженные бочонками сани, которые с трудом тянут к городу два битюга.

За мостом через Вайль, уже в черте города, Доррин предоставляет Меривен возможность нести его с той скоростью, какую она сочтет нужной, а сам расстегивает верхнюю пуговицу куртки. На Отшельничьем холод в диковину, однако ему удалось-таки научиться с ним справляться.