Пламя, словно ударившись о невидимую преграду, растекается вокруг Доррина и поднятого им посоха. Помедли он долю мгновения – и было бы уже поздно. Удар отражен, однако руку пронзает боль, а его сила заставляет юношу выпустить штурвал. Корабль резко кренится. Торопливо схватившись за колесо, Доррин выравнивает судно, стараясь отвернуть его от опасной береговой линии, и одновременно вновь поднимает посох для защиты от очередной огненной атаки.
Шипящее пламя вновь обтекает его, и ветер уносит назад гаснущие на лету искры. Неожиданно «Алмаз» начинает отрываться от «Бури» – впечатление такое, что белый корабль стоит на месте.
Оттуда посылают еще один шар, но он падает в зеленую воду за кормой «Алмаза». Доррин слегка поворачивает штурвал, направляя судно в открытое море, подальше от песчаных отмелей и коварных утесов.
Голова у него болит, плечо пульсирует, а когда он берет посох в поврежденную левую руку, болит и она – кажется, сломан большой палец.
Вода за кормой вскипает при падении еще одного шара.
– Мастер Доррин, давай я встану к рулю.
Юноша кивает, и Тирел занимает место на мостике. Направляемый его умелой рукой «Алмаз» уходит все дальше от материка.
Однако посох приходится держать наготове: «Буря» не прекращает преследования и не оставляет попыток поймать нужный ветер. Но сократить разрыв Белым не удается. Шхуну сносит к мысу, и ее капитану становится не до погони.
Доррин ковыляет к машинному отделению.
– Сбавь ходу! – кричит он Яррлу.
Утерев потный лоб, старый кузнец закрывает дверцу топки. Доррин прислушивается. Двигатель стучит... Кажется, с перебоями. Это ему не нравится. Прихрамывая, он возвращается к мостику и спрашивает:
– Тирел, мы сможем пойти под парусом?
– Только отойдем сперва подальше от берега.
– Я собираюсь разрешить всем вернуться на палубу.
– Давай... – Тирел громко смеется, показывая в сторону мыса и сплевывает по ветру: – Белые ублюдки нас все-таки упустили!
– Можно подниматься! – кричит Доррин и, вконец обессилев, садится прямо на палубу. Рядом, с корзинкой в руке, появляется Лидрал:
– Тебе нужно подкрепиться.
Доррин не возражает.
– Что у тебя с рукой?
– Защемило.
Лидрал качает головой, и ее короткие волосы разлетаются на ветру.
– Я сбегаю за Риллой.
Тирел, отчаянно фальшивя, затягивает скабрезную песенку, а Стил с парнями лезут на реи – ставить паруса.
CLVII
– Стереть город с лица земли! – приказывает Стирол, глядя на зажатый в руке почерневший амулет.
– Весь город? Людей, сдавшихся и принявших знамя Фэрхэвена?
Глаза рыжеволосой волшебницы расширяются.
– Мне плевать на людей, пусть убираются куда угодно! Речь идет о самом городе. Здесь пал Высший Маг, и само существование этой дыры есть оскорбление для Фэрхэвена. Я хочу увести весь домашний скот и все запасы зерна. Урожай должен быть убран, после чего поля будут прожжены огнем и засеяны солью. Здания – до единого! – следует сравнять с землей, волнорез разрушить, а гавань засыпать камнями.
– Вот уж не думала, что ты так любил Джеслека.
– Я его ненавидел, но в этом ли дело? – бархатным голосом произносит Стирол. – Мир должен знать, что покушение на Высшего Мага влечет за собой страшную кару!
– Понятно. А как насчет объявления о награде за этого Черного мага? Ты хочешь...
– Свет, конечно же, нет! Неужто я должен тебе все растолковывать? Мы объявим награду, и всем, кто хоть как-то связан с ним, придется теперь жить с оглядкой. Конечно, никто не помешает этим идиотам с Отшельничьего забрать своего выкормыша обратно.
– Мне кажется, Дженред затевал нечто подобное насчет Креслина. И чем это обернулось?
– Нынче все обстоит иначе. Дженред не учел, что у тех, кого он изгнал из Кандара, не было выбора. Но скажи, ты и вправду веришь, будто лицемерные трусы с Отшельничьего примут того, кто использует машины, черную сталь и гармонию для создания орудий уничтожения?
– А если он их принудит?
– Какими силами? У него всего один волшебный корабль и горстка приверженцев.
CLVIII
Гармония в чистом виде не может питать жизнь, ибо живое нуждается в росте, а процесс роста являет собой постоянную борьбу за выведение гармонии из хаоса.
Когда лесные пожары уничтожают великие леса Закатных Отрогов, гармония немедленно восполняется множеством проростков, стремящихся вновь покрыть склоны.
Когда воздвигается каменная стена, жара и стужа расшатывают кладку. Сказанное о доме может быть отнесено и к семье: она рушится, когда нарушается гармония сердечных отношений.
Функция гармонии заключается в том, чтобы поддерживать жизнь, каковая самим своим существованием гармонизирует хаос. Именно в этом ее цель и смысл.
Функция хаоса состоит в разрушении гармонии. Но вне гармонии не может существовать ничто целостное – ни строение, ни мужчина или женщина, ни растение, ни даже земля, по которой мы ходим. Вне гармонии не существует ни самых ярых приспешников хаоса, ни каких-либо его материальных проявлений, и, стало быть, полный триумф хаоса стал бы и его окончательным поражением, и концом мира как такового.
Однако, поскольку мир есть и будет, в нем всегда пребудут и гармония, и хаос. Ни то ни другое начало не сможет восторжествовать полностью. Мир нуждается и в том и в другом в равной мере, и Равновесие в мире должно поддерживаться и сохраняться, ибо без него не будет ни жизни, ни мироздания вообще.
Мир наш разделен на сушу и море.
Многие полагают что море, именуемое еще и водной стихией, по своей природе хаотично, однако сие суждение неверно. В вечных глубинах и волнах, в приливах и отливах, в непрерывной изменчивости, сочетающейся с неизменностью, сокрыта великая гармония.
Сушу же, в силу ее кажущейся неизменности, люди почитают оплотом гармонии, но под поверхностной упорядоченностью таится ужасающее, наполненное демоническим пламенем горнило хаоса.
Люди, связавшие свою жизнь с морем, должны преисполниться гармонии, ибо таковая сдерживает поверхностный хаос океанов и перекликается с их глубинным порядком.
Приверженцы же хаоса привязаны к суше, ибо гармония моря грозит обратить их в ничто.
«Начала Гармонии»
Выдержка из Раздела II.
CLIX
По мере того как стынет топка, струйка дыма над трубой пришвартованного к одному из причалов Края Земли «Черного Алмаза» становится все тоньше. Угля в ларях осталось совсем немного.
К сходням доставлены две бочки пресной воды, однако внизу выставлен караул из четырех Черных стражей.
– И что теперь, мастер Доррин? – спрашивает Тирел.
– Подождем, – устало отзывается юноша. Он пытается вытереть лоб и морщится – опять забыл о сломанном пальце. Хорошо еще, что плечо заживает, да и приступы головной боли случаются все реже.
– Долго ждать не придется, – замечает Лидрал, указывая на открытый экипаж под флагом начальника порта, доставивший к пристани нескольких людей.
При виде одного из них – рослого, худощавого Черного мага – Доррин глубоко вздыхает.
– Дерьмо! – негромко, но вполне разборчиво произносит Кадара.
Несколько одетых в черное людей направляются к кораблю. Лидрал крепко держит Доррина за руку.
Рослый маг делает знак стражам, и те, отсалютовав, покидают пост. Маг поднимает глаза и, глядя прямо на Доррина, говорит:
– Всем вам предоставлено право свободного пребывания на Отшельничьем. Предпочтительно, чтобы вы пока не удалялись от Края Земли, но это лишь пожелание, а никоим образом не приказ. Учитывая, что вы... побывали в передряге, мы предлагаем вам разместиться в двух гостевых домах за старой гостиницей. Комнаты в самой гостинице будут отведены Доррину и его... супруге. Лошадей, – Оран указывает на палубные стойла, – можете поставить в конюшню.
