Знаменитый оркестр гвардейского батальона Линца, выстроившийся для приветствия, при нашем появлении грянул в трубы и тромбоны, залился трелями флейт. Инструменты ослепительно блестели на солнце. В любой другой ситуации я была бы в восторге, но мне так трудно было дышать, несмотря на постоянное обмахивание веером, что, когда оркестр закончил играть, я не в состоянии была даже крикнуть вместе с остальными «браво».

Но зато я сразу же увидела свою соперницу, архитекторшу госпожу Хольтер вместе с ее сыном. Под белыми навесами из парусинового полотна были расставлены скамьи и накрытые белыми скатертями столы. Архитекторша сидела в тени за первым столиком в окружении поклонников и кокетничала с ними, как и полагается эннской красавице.

Но самое прекрасное, что на ней было, — это платье для верховой езды абрикосового цвета с коричневой отделкой, без кринолина, но зато с турнюрами, а также шляпа-цилиндр кофейно-коричневого цвета. Все это отнюдь не производило комического впечатления, напротив, выглядело спокойно-радостным, как будто речь шла не о нескольких тысячах гульденов, а о каком-то пустяшном развлечении.

Фрау Хольтер была лишь слегка затянута в корсет, и меня сжигала зависть. За ее спиной стоял лейтенант Косаник. Тот самый! Вот, оказывается, он какой: приземистый, коренастый, с черным жестким ежиком волос. В его лице нечто по-детски дерзкое. На нем как будто написано: «Ага, вы не желаете меня видеть, я должен исчезнуть? Но этого удовольствия, любезные господа, я вам не доставлю».

С подчеркнутой вежливостью мы поприветствовали друг друга, затем заняли места за соседним столиком: моя тетушка, гувернантка, генерал и я.

— А где же Габор? — спросила Эрмина, оборачиваясь по сторонам.

— Где ему и положено быть — рядом с Адой, — генерал встал. — Если позволите, дражайшая, я покину вас: хочу взглянуть, все ли в порядке.

Фрау Хольтер проводила его взглядом и кивнула мне. В последние дни она, чтобы ее лошадь привыкла к новой обстановке, провела несколько тренировок в манеже — до и после меня. Габор несколько раз тайком подглядывал за ней и потом рассказывал нам с удивлением: о грации верблюда уже не было речи — фрау Хольтер добилась солидного прогресса в верховой езде.

— Она делает все, не слушая Косаника, — пояснил он. — Барьер берет очень даже ловко. Ей бы надо взять еще одного тренера, и я даже знаю, кого именно.

Не успели мы занять места, как нам принесли напитки: лимонад для меня, шампанское для дам. Несколько поодаль, тоже под навесом из ярко-белой ткани, был устроен роскошный буфет. Комендант гарнизона давал для членов офицерских семей королевский прием. Скачки на пари были лишь частью этого представления.

В знаменитом клубе Эннса после банкета устраивались призовые соревнования по стрельбе, а незадолго до этого там установили трибуны для родителей, братьев и сестер, родственников и знакомых. До наших скачек состоялись скачки на пони, в которых блистала юная поросль, затем конные состязания кадетов и, наконец, показательные выступления по выездке кавалеристов драгунского полка, а в заключение, «на десерт», выступали я и фрау Хольтер. Следующим номером программы после нас был буфет, поскольку праздник без банкета в Австро-Венгрии просто немыслим. Затем следовало чествование победителей, бал в офицерском казино, а в полночь давали фейерверк и ужин, после чего устраивались танцы до утра. Словом, весьма насыщенная и увлекательная программа.

Поминутно обмахиваясь веером и заклиная себя: «Не упади в обморок, скоро все кончится», — я краешком глаза видела, как в буфет под присмотром двух французских поваров, бежавших пять лет тому назад от ужасов Парижской Коммуны и осевших в Эннсе, доставляли одно блюдо за другим. Они до сих пор не освоили немецкого языка, и до нас время от времени доносились их отчаянные команды: «Non! Non! Non! Plus bas. Non. Non»[15].

Я видела, как несли огромные блюда с жарким, паштетами, соусы, салаты, ветчину, майонез. Когда же появились сладкие лакомства: торты, пироги, фигурки в виде лошадок из марципана и карет из жженого сахара, отвела глаза. При виде этого изобилия мне опять стало трудно дышать. Чтобы скрыть свою минутную слабость, я отвернулась и улыбнулась в свой веер.

Откуда ни возьмись появились товарищи Габора — Аттила, Тибор и Геза, вместе с другими офицерами, которые ежедневно ужинали в «Черном орле». Они обступили нас со всех сторон и пожелали мне успеха.

За соседним столом в обществе моей соперницы сидели Борис из России, эрцгерцог Пипси и еще несколько человек, знакомых мне по Бастайгассе. Если бы они только знали, что мне о них известно!

До сих пор не могу понять, как я выдержала эти минуты томительного ожидания. Фрау Хольтер шла первой. «Ни пуха, ни пера!» — крикнули мы ей вслед. Офицеры последовали за ней, а мы остались одни. Через десять минут вбежал Габор, которого после обеда я еще не видела.

— Отличная новость, — крикнул он нам, — белокурая Венера, я имею в виду фрау Хольтер, не взяла двух барьеров. Лошадь уперлась, один барьер обошла стороной, а перед другим остановилась как вкопанная. Но аплодисментов было много. Однако те, кто поставили на Хольтер, сильно разочарованы. Мой дядя никак не может отдышаться, он как после солнечного удара, а отец и все наши в полной эйфории… Если все пройдет хорошо, мы уже одержали победу.

Он умолк и внимательно посмотрел на меня:

— Вы потрясающе выглядите, дражайшая Минка, вам это уже говорили?

— Говорили, — сухо ответила за меня тетушка. — Не сглазьте, сейчас же постучите по дереву.

Она сильно ударила по столу. В этот момент подошел конюший Пука, ведя Аду под уздцы. Началось!

Сбруя моей славной лошадки была выдержана в красно-бело-зеленых тонах, на венгерский манер. Только сейчас можно было по достоинству оценить истинную красоту этого животного. Несмотря на царившее повсюду возбуждение, Ада была на удивление спокойна, только глаза сияли необыкновенным блеском.

Я похлопала ее и поцеловала морду, пригнув к себе ее милую голову. Затем Габор помог мне сесть в седло.

— Великолепно! — сказал он и с гордостью обвел меня взглядом. — Посадка, как у императрицы. — Он поправил складки моего платья и медленно повел лошадь под уздцы.

Тетя и Эрмина прогуливались вблизи. Я молчала. Дышать было тяжело. Во-первых, я уже не могла обмахиваться веером, а во-вторых, в голове сидели только две фразы: «Не упасть в обморок» и «Скоро все кончится». Но когда мы уже подходили к воротам и я увидела, что творится на трибунах, меня впервые охватило жгучее чувство страха. Несмотря на то что мой желудок был совершенно пуст, он вдруг начал бунтовать. Так! Быстро! Надо вынуть чудодейственный флакончик… О! Как хорошо! Подействовало. Шедший нам навстречу Зольтан Бороши вдруг резко остановился.

— Что стряслось?

— Мне дурно.

Его всего передернуло.

— Дурно вам станет потом. Сейчас надо одерживать победу. Собрался весь город, и все смотрят на вас. Улыбаться! Даже ценой жизни! Per aspera ad astra! Через тернии к звездам! Зарубите себе на носу!

Ада начала пританцовывать. Чтобы успокоить лошадь, генерал похлопал ее по шее.

Счет пошел на минуты. Осталась всего одна! Вперед!

— Ни пуха, ни пера!

— К черту!

Я подала знак, и мы вышли на дорожку.

Шквал аплодисментов. Но я ничего не слышала. В ушах стучало, я думала только об одном: как бы не упасть в обморок, не выпасть из седла. И самое поразительное — мне это удалось.

До того, как совершить прыжок, все складывалось относительно удачно. Мы так тщательно тренировались, что все прошло как по маслу. Ада устремилась вперед, навострив уши, шла точно, как часы, затем с рыси перешла в галоп, безукоризненно выполняя каждое движение. Со всех сторон доносились аплодисменты и одобрительные выкрики тех, кто поставил на нее. К счастью, шум не привел ее в испуг.

И вот начались барьеры. Сначала я выбрала неправильную позицию для прыжка и слишком поздно подала знак лошади. Этого со мной еще не случалось, но мне повезло: вместо того чтобы остановиться перед первым барьером, как сделала бы любая другая лошадь, моя славная кобыла взмыла вверх, и, прежде чем я осознала, что произошло, мы уже перемахнули через перекладину и приземлились на твердый грунт по другую сторону барьера.