— Только не для меня, — защебетала Лизи притворным голосом, — я иностранка и нахожусь здесь по сугубо личным делам.
Она ринулась к лампе, но та была уже в руках Габора: он как раз пытался зажечь фитиль. Все это произошло так быстро, что я не успела повернуть голову. Застыв от ужаса, с выпученными глазами я впилась руками в скамью и уставилась ему прямо в лицо. Какое-то мгновение он пристально всматривался в глубь нашего укрытия.
— Вы позволите? — сказал он, схватив меня за подбородок и приподнимая голову. Затем взял мою правую руку и увидел кольцо…
— Минка! А ты… я хотел сказать, фройляйн Хюбш, что ты здесь делаешь? Ради всего святого, каким ветром вас занесло в эту дыру?
— Тем же ветром, что и вас, милостивый господин, — приветливо сказала Лизи, — и через ту же дверь.
— Лизи! — Габор был полностью обескуражен, потому что Лизи говорила своим нормальным голосом. — Я бы ни за что не узнал тебя! Превосходный маскарад!
Он присел рядом со мной на скамью.
— Стараемся, — скромно ответила Лизи и раскрыла свой красный веер.
— Ты, верно, сошла с ума! Зачем ты приволокла сюда фройляйн Хюбш?
Лизи откинула вуаль и подняла свои насурмленные брови.
— Экзамен на мужество! — просто объяснила она.
— Мой отец был бы не в восторге от этой идеи. Перед скачками… а кроме того… репутация…
— Очень надеюсь, что вы-то ничего не скажете вашему батюшке, его превосходительству генералу.
— Конечно, нет. Можешь не бояться.
— А я и не боюсь. Неужто я могла видеть господина фон Бороши в мерзком доме, куда офицерам ходить не гоже. Но и господин Бороши никого не видел — ни прекрасную испанку, ни маленького улана!..
Габор кивнул.
— Все останется между нами. А сейчас, Лизи, уходи, оставь нас вдвоем. Я должен поговорить с барышней наедине.
— Оставлю вас только на минутку, — строго ответила Лизи, — и скоро вернусь обратно.
— Что это вам взбрело в голову? — спросил меня Габор, как только мы остались наедине. — Слава Богу, здесь полумрак.
Он поднес лампу к моему лицу, потрогал светлые усы, рассмеялся и похвалил профиль:
— Какой славный мальчик! Неудивительно, что Пипси сразу же запал на тебя. Как это тебе удалось спрятать под париком свои пышные волосы?
— Пришлось потрудиться.
— Но все-таки зачем, черт побери, пардон, ты пришла сюда?
— Потому что… ты не пригласил меня на свой день рождения.
— Что? — Габор чуть было не подавился. Совсем неудивительно, после всего выпитого… — Но это же… Минка! В гарнизонах так всегда празднуют, вместе с товарищами. Тот, у кого день рождения, приглашает всех. Ты разве не знаешь?
— Нет. — Наступила долгая пауза. Потом Габор тряхнул головой и примирительным тоном сказал: — Подумать только! Пришла в бордель! Ну уж если ты на это решилась… Поцелуй меня, дорогая, и будь снова хорошей девочкой.
Я не шевельнулась.
— Минка… ну поцелуй же меня. Все еще злишься? — Да.
— Но почему?
Я молчала, вспоминая Лорелею в белом фартуке и с голыми жирными яго… ну, с тем, что сзади. И этот свинский канкан. И рыжеволосую бестию с отвратительным бюстом, и то, как она склонялась перед Габором, а он смотрел на нее… Я была не в состоянии поцеловать его. Господи, как жмет этот толстый мундир! Сукно было слишком грубым, и от него чесалось все тело. Мне хотелось чесаться, как обезьяне…
— Ты сердишься, что я здесь — сказал Габор. — Но это не для развлечения. Даю тебе честное слово! Эрцгерцог. Он так захотел, и Борис тоже. А то, что хотят принцы, — закон.
— Ты ведь здесь не в первый раз?
— Не по своей воле!
— А кто тебя укусил тогда в воскресенье?
— Понятия не имею. Ее сегодня нет. Да я и не хочу знать, кто она. Надеюсь, ты заметила, что я не делаю из этого тайну, и Аттила во всеуслышание объявил, что я влюблен — влюблен только в тебя… но ты, кажется ревнуешь, ведь так? Какое счастье! Это значит, ты меня любишь? — Он раскрыл объятия. В этот момент занавес шевельнулся, и вошла Лизи.
— А вот и я! — сказала она. — Я оплатила счет. Мы можем идти. Я говорила с хозяйкой. Она выпустит нас через заднюю дверь. Уже отперла замок… Милостивый государь, — она повернулась к Габору, — еще раз поздравляем вас с днем рождения. Это был незабываемый праздник.
— Вам помочь выйти?
— Нет-нет, мерси. Мы одни пришли, одни и домой найдем дорогу. Только вот отвлеките внимание голого эрцгерцога.
В этот момент музыка смолкла.
— Габор! — раздался детский голос у рояля. — Мы ждем тебя!
— Иду! — гордой походкой Габор вышел из нашего убежища.
— А тот милый белокурый юноша? — разочарованно протянул эрцгерцог.
— Пьян в стельку. Даже стоять не может.
— Очень жаль.
— Ничего не поделаешь. Борис, хочу спросить. Аттила, поднимись… Иди сюда…
— Так, теперь быстро уходим, — зашептала Лизи. Я нагнулась, чтобы поднять с пола свой головной убор, и последовала за Лизи. Мы бесшумно покинули кабинет, который от потайной двери отделяли всего несколько шагов. Никто не заметил нашего ухода.
Когда мы оказались на Бастайгассе, уже забрезжил рассвет. Рыночная площадь была пуста. Боже мой! Часы показывали почти 4 часа! Никогда в жизни я не задерживалась так поздно! Вдруг я почувствовала страшную усталость. Сказались шум, духота, общее возбуждение… Так незамеченными мы добрались до отеля, проскользнули в заднюю калитку, быстро пробежали мимо конюшен и тихонько поднялись вверх по лестнице. Стояла мертвая тишина, слышен был лишь прерывистый храп кучера Ликса, и вскоре мы наконец оказались в комнате Лизи, в полной безопасности.
В изнеможении я рухнула на постель, расстегивая пуговицы на мундире и срывая с себя парик. Наконец я высвободила волосы, стянула сапоги, отклеила усы. Верхняя губа покраснела и чесалась от клейстера. Но авантюра удалась! Я справилась!
И что мне от всего этого? Как только я думала о Габоре, мне сразу же вспоминались сцены из борделя. И как мне жить с этим дальше и не умереть от ревности? Неужто все мужские вечеринки кончаются одним и тем же — борделем? А ведь в Линце есть еще один бордель — специально для офицеров! Интересно, сколько раз Габор бывал там в последнее время?
— Не надо так много думать, — сказала Лизи, отдавая мне розовый пеньюар. — Ничего, что Габор нас видел. Я знаю этих знатных господ. Им плевать на этикет. Им нравится все запрещенное и экстравагантное. А ваша отвага произвела на него сильное впечатление. После всего этого втрескается в вас еще больше.
— Лизи, но это между нами!
— Что, думаете, я не знаю, что он влюблен в вас, барышня? Да я знаю это с того самого момента, как только вы появились в Эннсе. Помяните мое слово, думаю, что в день рождения кайзера он задаст вам очень серьезный вопрос. Вопрос, который изменит всю вашу жизнь. Так мне сказали французские карты. — Она взяла склянку с кокосовым маслом и смыла с моего лица черные тени. — Но и мой план скоро исполнится, — сказала она, закончив со мной. — А сейчас я вам кое-что покажу.
Лизи встала, отложила в сторону кружевную мантилью, вуаль, парик…
— Смотрите, — сказала она гордо. По ее плечам рассыпался золотой каскад волос, достающий почти до пальцев ног. — Вот вам настоящая Лорелея. Мне не нужен искусственный парик. — Она взяла один локон и вложила мне в ладонь. — Можете потянуть, крепче! И все это растет на моей голове. Могу свести с ума любого мужчину, если захочу…
Она стала крутиться по комнате, ее красное платье раздулось парусом, а волосы развеялись, как на ветру.
— Лизи, ты сказочно красива!
— Стараемся, — радостно сказала она. — А сейчас быстро в кровать. Уже поздно! Спать долго не придется. Скоро мне вставать. Но ничего! Я сильная!
— Лизи, поклянись! Ты никому ничего не скажешь? Будешь молчать, как могила?
— Рот на замок! У нас с вами теперь большая тайна. Мы как три заговорщика — вы, барышня, я и Габор Бороши. — Она проводила меня к двери. — А сейчас все забудем. Нас никогда не было на Бастайгассе. Вы не видели жгучую испанку, а я — маленького Морица. Спокойной ночи!