— Лизи!

Она вздрогнула и обернулась.

— Как вы меня напугали! — Она приложила палец к губам. — Ну, что вы скажете о моих картах? Они напророчили чудо, и — раз, два, три — гувернантка исчезла!

— Лизи! Все пропало!

— Тсс! Не так громко. Что пропало?

— Вечеринка будет в отеле!

Лизи потупилась.

— Вот что я вам скажу. Здесь, где нас каждая собака знает, мы не можем бегать в переодетом виде.

— Вот именно.

— Дамам вход строго воспрещен. Посыльный Карл всю ночь будет стоять в дверях и следить, чтобы не проник кто-нибудь чужой. Даже если он нас и не узнает, все равно не пустит!

— И поэтому барышня сникла, как бальзамин?

— Что такое бальзамин?

— Бальзамин, или «недотрога», — это такой красивый цветок, из которого делают чудесный бальзам от ран. А про то, что дамам вход запрещен, я давно знаю. Теперь послушайте, сейчас скажу вам что-то новенькое. Поскольку вечеринка без дам, она разрешается только до половины двенадцатого. Потом наши драгуны двинутся дальше, и я знаю, куда именно. Далеко они не уйдут. И если мы с вами наберемся куражу, то двинем прямо туда и собственными глазами увидим, что они вытворяют, эти благородные господа.

— Куда же они двинутся? — подозрительно спросила я.

Лизи поправила свой белый чепчик, который скрывал ее золотистые волосы.

— На Бастайгассе, — произнесла она многозначительно и внимательно посмотрела на меня. — Чтобы пойти туда, нам надо набраться большого мужества. Но вы храбрая барышня и ничего не боитесь.

Я вздохнула и прислонилась к одной из полок.

Бастайгассе! Уже одно это слово вызывало испуг: Габор и его компания посещали Бастайгассе! Я даже представить себе этого не могла.

Весь мир пороков ассоциировался у меня с этим адресом. Бастайгассе: как часто и настоятельно в своих «историях на сон грядущий» предостерегала меня моя пансионная мамаша от этого места.

На этой улице находился дом свиданий, населенный дамами с сомнительными добродетелями. Вместилище пороков. Притон чувственности. Иными словами: на Бастайгассе был бордель.

Что там творилось, с точностью никто не мог бы описать. Я знала только одно: оттуда — прямая дорога в ад. Позорное пятно Эннса. И мой Габор собирался туда!

Лизи прислонилась к оконной раме и замолкла.

— Надо хорошенько подумать, прежде чем решиться, — заключила она, — и это я предоставляю вам.

Я подняла голову:

— Лизи, если мы пойдем туда… это будет смертный грех.

— Ничего подобного, — обезоружила меня Лизи. — Совсем нет. Помните про десять заповедей? Там ничего не сказано про бордель!

— Но там и не написано, что можно ходить в… этот… ну, ты знаешь, что я имею в виду!

— Секундочку, дорогая барышня, Библию надо читать совсем иначе, если ты не дура. Все, что не запрещено, то, стало быть, разрешено!

Наступила тишина.

— Лизи, ведь Бастайгассе — это только для солдат? Или не так?

— Правильно. Если там застукают офицера, то сразу же отдадут под арест.

— Но ведь Габор… Я имею в виду — его друзья, они ведь все офицеры. Ты уверена, что они пойдут туда?

— Уверена!

— Почему ты так уверена?

— Потому что знаю.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что, — медленно проговорила Лизи, — потому что они уже бывали там.

Боже! Мой Габор был в борделе! Нет, этого не может быть! Я, наверное, ослышалась!

— Повтори еще раз!

— Они уже были в борделе! — терпеливо повторила Лизи.

— Когда?

— Надо подумать, барышня… Во всяком случае, им там здорово понравилось. Никто их не застукал… Вспомнила, когда это было: в последнее воскресенье, как раз перед возвращением его папа́ из Вельса, со стипль-чеза. Я имею в виду Его Высокоблагородие генерала Зольтана, барона Бороши.

Я даже прикусила губы.

— Вы тогда еще в первый раз, днем, пришли ко мне в комнату.

Все правильно. Это был первый день после моих месячных, когда русский князь потащил Габора в казино, где собиралась мужская компания вместе с бравыми мадьярами.

И тут я отчетливо вспомнила, какой вид был у Габора на следующий день, в понедельник, когда мы тренировались в манеже. Он выглядел так, будто только что возвратился с поля битвы — весь помятый и истрепанный, голос хриплый, словно всю ночь он командовал полком. Его красивые глаза были красными и опухшими.

Но самым примечательным было длинное красное пятно на шее, под левым ухом, над форменным воротничком.

Я старалась не показывать своего любопытства. Но с первого взгляда было ясно, что это синяк от укуса. Я очень испугалась — синяк от укуса? С каких это пор люди стали кусаться? Да еще офицеры на мужской вечеринке? В казино?

— Вы думаете, я вас обманываю? — мягко спросила Лизи.

— Нет. Ты, наверное, права.

— Не надо так строго судить, барышня, — успокоила меня Лизи, — это ведь благородные господа, хорошо воспитанные, они вращаются в высших кругах, где обычно страшно скучно. Вот они и хотят немного позабавиться. Ничего, мир от этого не рухнет!

Вот как! Но мой мир рухнет точно! Днем он целует меня в Сен-Флориане, а после этого бегает в бордель и дает себя кусать какой-то падшей женщине с сомнительными добродетелями. И сегодня он снова собирается идти туда!

Я должна помешать этому!

— Лизи, — решительно сказала я, — мы идем!

— Вы серьезно?

— Совершенно серьезно.

— А почему вдруг?

— Если господину Бороши можно в бордель, то и нам можно!

— Браво! Я прямо сгораю от любопытства посмотреть, что же там будет вытворять наш славный Габор с этой бандой дикарей!

— Я тоже.

— Сегодня ночью многое узнаем! Экскурсия в другой мир! И какой хороший случай подвернулся, когда наш ангелочек, наша гувернанточка укатила прочь! Другого такого шанца, может быть, и не подвернется!

— Чего-чего?

— Шанца.

— Шанса, Лизи, шанса!

— Хорошо, шанса!

— Только… — я чуть помедлила с вопросом, — как же мы проникнем в бор… в этот бордель?

— Я знаю хозяйку, — радостно ответила Лизи, — она очень славная полька. Уже двадцать лет живет здесь, по-немецки говорит без всякого акцента.

— И ты уверена, что нас никто не узнает, когда мы пойдем по улице?

— Да нет, никто не узнает! Тут нам опять крупно повезло: сегодня костюмированный бал в гостинице «Пивной источник». Мы оттуда и двинемся, от трактира, быстрехонько свернем два раза направо и вынырнем на темной улочке Бастайгассе. Если кто-нибудь и увидит нас, то, раз мы в масках, подумает, что мы идем на маскарад.

— Твоими бы устами да мед пить.

— Так и будет. А теперь я побегу к своим тортам. Я уж и так сильно задержалась.

— Ты мне еще не сказала, какая на тебе будет маска.

— Не скажу пока. Пусть будет сюрприз. И клянусь жизнью, ни за что меня не узнаете. Ну, фройляйн Минка, я побежала! Нас не должны видеть вместе. Подождите несколько минут и потом идите. За ужином не подавайте виду. Нормально кушайте, чтобы дядя и тетушка ничего не заподозрили. Ровно в половине одиннадцатого встречаемся в моей комнате, нам ведь надо прийти в веселый дом пораньше. Найдем укромное местечко, спрячемся до прихода молодцов. Что там будет!

За ужином я была в таком возбуждении, что у меня начались колики. Я не могла проглотить ни кусочка, однако никто этого не заметил: я была в полном одиночестве. Тетушка Юлиана, правда, на короткое время подсела ко мне, но лишь для того, чтобы сообщить: надвигается летний грипп. Дядя Луи, как всегда, был страшно занят. Во всяком случае, в девять часов вечера я уже сидела одна в своей комнате.

Йозефа проводила меня, и на лестнице я заметила, что вечеринка уже началась.

Слышались причудливая цыганская музыка, позвякивание тарелок, мужские голоса, шум, смех, но ни грохота разбитой посуды, ни единого выстрела не было. Посыльный Карл, одетый в элегантную темную ливрею портье, стоял со свирепым взором в дверях апартаментов, скрестив руки и желая всем доброй ночи.

Затем все пошло так, как было задумано. Около половины одиннадцатого, закутавшись в розовое «домино» и заколов волосы, я прошмыгнула к комнате Лизи, четырежды постучала в дверь и в нетерпеливом ожидании отступила от нее.