— Милостивая госпожа, — сказала Лизи, — мне надо кое о чем спросить вас. Я поспорила на все, что у меня есть, на все свои сбережения. Я так надеюсь, что вы не подведете!
Она так посмотрела на меня своими бирюзовыми глазами, будто от этого зависела вся ее жизнь.
— Да вы не бойтесь, — сразу же успокоила она, — я все сделаю, что могу, а теперь… я буду еще больше стараться…
В этот момент корсет так сдавил меня, что я не выдержала и упала на ступеньку, судорожно захватывая воздух.
Лизи тут же бросилась ко мне и, схватив под руки, помогла подняться.
— Вам лучше? — вскрикнула она. — Обождите. Я сейчас отведу вас в вашу комнату. Не дай Бог, случится что, аккурат перед таким событием!
— Спасибо, Лизи, — я схватилась за перила, — иди, не задерживайся… мне уже лучше…
— Нет-нет. Я не спешу, — она оглянулась по сторонам, нет ли кого-нибудь поблизости, и прошептала: — Сударыня, позвольте спросить вас. Как вы думаете, могу ли я научиться скакать на лошади? Как вы думаете, согласился бы молодой господин фон Бороши давать и мне уроки верховой езды? Если я очень попрошу? Очень-очень попрошу?
Она говорила это с такой настойчивостью, словно это было для нее невероятно важно.
Я уставилась на нее: какая странная идея для кухарки, которая печет торты! Неужели это всерьез?
— Вы понимаете меня? — прошептала Лизи. — Или я сказала полную чушь? Тогда простите.
— Нет-нет, это очень интересный вопрос. Можно научиться всему. Но верховая езда — настоящая мука. И рекомендовать тебе учиться этому я не могу. У меня все болит, все тело в синяках.
— В синяках? — повторила Лизи таким тоном, как будто не она только что спрашивала об уроках верховой езды. — Тогда пойдемте со мной в мою комнату. У меня есть для вас хорошая помада.
— Как! Ты приглашаешь меня в свою комнату? — удивленно воскликнула я. — В самом деле? Конечно, пойдем… с удовольствием.
Дело в том, что Лизи никогда и никого не впускала в свою комнату. Никто не переступал ее порога, даже моя тетушка. Лизи единственная во всем отеле держала свою комнату на замке. Туда запрещено было входить даже горничной. Лизи сама прибирала в своей комнате, и дядя Луи не противился.
— Это ее личное право, — комментировал он. — В своей комнате каждый волен делать все, что он хочет.
— Может, отдохнете малость, а то, неровен час, опять упадете, — Лизи протянула мне руку, желая помочь. Но в этом больше не было необходимости. Перспектива увидеть наконец эту овеянную тайной комнату сразу же окрылила меня. Я бросилась вверх по лестнице, по длинному, обшитому досками проходу, в мансарду, где еще никогда не бывала. Здесь располагалась часть комнат для прислуги. Мы остановились перед массивной дубовой дверью.
— Прошу вас, — ласково сказала Лизи и бесшумно открыла замок, давая мне возможность первой войти в ее святилище. Она сразу же закрыла дверь изнутри, сунула ключ в карман фартука и подошла к окну, чтобы затворить его. Я тем временем осматривалась по сторонам. Зрелище меня удивило.
Да, подумала я, прислуга так не живет. Но дама — тоже. Так кто же? Я не могла найти точного определения, но то, что увидела, привело меня в полный восторг.
У Лизи, оказывается, тоже был ковер. Точно такой же, как у меня. Только ее ковер не зеленый, как мой, а шоколадно-коричневый. С розовым бордюром. А на ковре лежала венская подушечка для ног, расшитая дорогим узором в мелкий горошек, какие увидишь разве что в спальнях знати.
Комната небольшая, но уютная и светлая, с окном, открывающимся наружу. А самое удивительное, что она элегантная, хотя и с налетом вульгарности. Такого я еще никогда не видела.
На шкафу были расставлены изображения святых вперемежку с дешевыми сувенирами, привезенными с курортов и разных поездок. В этих сувенирах было что-то пошловатое, но их полностью затмевал роскошный веер из страусиных перьев ярко-красного цвета, прикрепленный к стене. Я никак не могла прийти в себя от удивления: подобные вещицы можно было увидеть только в дорогих салонах. Даже у моей тетушки не было такого веера от Макарта. Лишь принцесса Валери держала в руках подобный веер — разумеется, с величайшим достоинством.
Ганс Макарт был знаменитым придворным художником, прибывшим в Вену шесть лет тому назад. Все, к чему ни прикасалась бы его рука, все его эскизы, его насыщенный колорит, его манера декорировать интерьеры, расшивать покрывала, драпировать гардины — все молниеносно становилось модным и, подобно пожару, распространялось по всей империи. Возьмем, к примеру, красный салон в нашем отеле. Но как такой веер оказался у кухарки Лизи?
Мебель в комнате принадлежала отелю — весьма солидная, резная, темного цвета. А на большом столе стоял роскошный серебряный русский самовар. Рядом с ним — желтая керамическая ваза, в которой красовался букет от Макарта, составленный из экзотических веток, пестрых перьев, цветов из искусственного шелка и сказочно переливающихся стеклянных шариков ручной работы. Все это принадлежало Лизи. Как, впрочем, и дивной красоты икона, висящая над ее кроватью и изображающая черную Мадонну из Ченстохова. Лизи уловила мой взгляд.
— Красиво, правда? — сказала она с гордостью. — Это польская королева. Моей страной правит Богородица. Она главная. И только потом — король. Вы не знали этого, фройляйн Минка? Нет? Тогда я вот что скажу вам: поскольку Мадонна и есть наша королева, польские мужчины почитают каждую женщину. Мужчины обращаются с нами лучше, чем австрийские мужья с женами. То, что здесь терпят дамы, польке не понять. А теперь идемте со мной. Я вам кое-что дам.
Вслед за Лизи я подошла к стене, где находилось окно. На огромном трюмо были расставлены бесчисленные флакончики, вазочки, стаканчики, колбочки, кувшинчики, блюдечки, тарелочки и одна фарфоровая ступка.
Поверх трюмо на шнурах были подвешены пышные связки засушенных цветов, перевязанных блестящими разноцветными лентами. От всех этих цветов и безделушек из экзотических пород дерева исходил пьянящий сладковатый аромат, который я ощутила сразу же, переступив порог комнаты.
На трюмо стоял также туалетный набор: две щетки, две расчески, зеркальце на ручке тончайшей работы, какие можно увидеть лишь в богатых домах, а рядом, на салфеточке из красной парчи… Что это? Белая шкатулочка. Как я ни старалась скрыть свое любопытство, я все же прочла слова «Счастливого путешествия» и «Линц», написанные золотыми буквами на крышке. Не исключено, что под ней мог находиться крестик с бриллиантами.
Я быстро отвела взгляд от шкатулки и заметила книгу. Боже мой! Книга! В комнате кухарки! Это что-то неслыханное! Тетя была права, Лизи действительно умела читать и, по всей вероятности, писать!
Но что это была за книга! Учебник! Французский язык для начинающих!
Тут я не удержалась.
— Лизи! Ты изучаешь французский?
— Да, — смутившись, сказала Лизи и провела руками по фартуку. — Учу. Но еще не очень умею.
— Сейчас проверим. Ле беф, бык, — начала я со слов, какими учат говорить маленьких детей.
— Ла ваш, корова, — быстро ответила Лизи.
— Fermé la porte!
— Закрой дверь.
— Лизи, все идет как по маслу.
Мы обе дружно рассмеялись.
— Parlez-vous Françaiz? — разошлась Лизи. — Домашняя лапша в соусе? — Потом она зажала себе нос: — Нэ… нэ… но… ну… вот произношение у меня не того. Носные звуки…
— Не носные, а носовые, — поправила я.
— Носовые, — повторила Лизи, — еще не получаются, как надо.
— Получатся. Наберись терпения. А зачем тебе все это? Для чего ты учишь французский? Ты можешь не отвечать, если не хочешь, если это твой секрет.
Лизи покраснела.
— Никакой это не секрет, — сказала она, — просто никогда не знаешь, что тебе понадобится в жизни. Только одно скажу вам, барышня: коли что знаешь, когда-нибудь сгодится. А сейчас взгляните-ка сюда. Знаете, что это?
Она взяла с трюмо фаянсовый горшочек, осторожно сняла салфетку, которая покрывала его, и протянула его мне.
— Пожалуйста, понюхайте. Хорошо пахнет?
