— Да, так мы и сделаем.
— Знаешь, — Габор серьезно посмотрел на меня, — я не такой, как все. Я с удовольствием стану офицером. Но мне не нравится, когда из тщеславия разбивают сердца. Чтобы хорошо выглядеть перед товарищами. Понимаешь? Обманывают девушек. Обещают с три короба, на запястье носят сплетенный из ее локонов браслет, чтобы каждый мог видеть. А у самого уже есть миниатюрный портрет другой… Я хочу большой любви. Которая сохранится навек. Я хочу тебя. Когда я тебя увидел, в Хинтербрюле, я сразу понял — это она. Единственная в целом мире…
Он замолчал и снова обнял меня. Что тут сказать — я была на седьмом небе. Его сильное тело, такое надежное, его лицо так близко… Я еще не говорила, что Габор носил усы, как все господа. Только прислуга брилась дочиста. Усы у него были темные, тонкие, гладкие и выстрижены так, что открывали рот. И эти губы показались мне вдруг несказанно прекрасными, не знаю, откуда у меня взялась отвага, но я вдруг обвела своим языком контур его полных ярких губ.
По телу Габора прошла конвульсия.
Испустив стон, он обхватил двумя руками мою голову… и проделал то же самое — медленно и нежно, и вдруг, не знаю, как, кончики наших языков соприкоснулись — всего лишь на долю секунды, — но это было равносильно вспышке!
Я чуть не задохнулась от испуга, сердце готово было выпрыгнуть из груди, Габор тоже с трудом переводил дыхание — обессилев, мы упали друг другу в объятия, крепко держась друг за друга.
Что же это было? Огонь от вспышки на губах охватил все мое тело. Никогда еще я не испытывала таких сильных чувств.
Прильнув друг к другу, мы сидели на плоском камне, в тени старых ив. Жужжали пчелы, луговые травы источали ароматы, и две бабочки-лимонницы, кружа, взлетали все выше и выше, трепеща от счастья в своем брачном полете. Удивительно, как высоко могут летать эти бабочки… я смотрела им вслед, пока они не превратились в две светлые точки на небосводе.
Я вдруг испугалась:
— А если принцесса увидит нас?
— Она посвящена, — мягко ответил Габор, — у нас есть еще время.
И в самом деле, она оставила нас наедине на целых полчаса. А возвращаясь, предупредительно громко кашлянула, так что Габор успел вскочить и приветствовал ее стоя.
— Я нашептывал барышне на ушко, что сегодня говорили о ней в замке Эннсэг, — невинно обронил он, натягивая перчатки. — Вы ведь тоже слыхали, не так ли? Что мой папа́ убежден в нашем выигрыше 18 августа.
— Слышала, слышала! — воскликнула Валери своим грудным голосом. — Завтра я поставлю пятьдесят гульденов на вас обоих.
— Вам следует поставить тысячу, — в экзальтации воскликнул Габор.
Валери засмеялась.
— Вы все успели сказать друг другу? Надеюсь, вы тут не обручились тайком. И были благоразумны?
— Разумеется, дорогая принцесса. — Он помог мне подняться. — Нет никаких причин для волнений. Мы всего лишь немного побеседовали.
В это мгновение моя плоская коричневая шляпа упала в траву. Она, наверно, отцепилась, когда мы целовались, а я даже не заметила. Габор молниеносно нагнулся и смущенно поднял ее.
— Видно, беседа была весьма оживленная. — Валери едва сдерживала улыбку. — Минка, дорогая, у тебя есть вторая булавка для шляпы? Нет? Ни одной? Умная барышня всегда должна иметь одну в запасе. Запомни это на будущее… Вот что, я одолжу тебе свою. Так, дай-ка сюда свою шляпу… — И она ловко закрепила мне шляпу. — Теперь ее снова можно показывать, нашу Минку.
Габор, отыскав тем временем в траве свой хлыст и мои перчатки, присоединился к нам.
— Если позволите, в порядке исключения, у меня к вам еще одна большая просьба.
— Ну говори.
— Я подарил фройляйн Минке кольцо. Но чтобы она могла носить его, сделайте милость… я имею в виду… я хочу попросить, — он стал запинаться. — Вы не могли бы сказать, что кольцо от вас?
— Ты влез в долги у ювелира? Мне совсем не нравится такое неблагоразумие.
— Речь идет о кольце Бороши.
— Это меняет дело, — смилостивилась Валери. — Ну, показывайте!
Я вытянула правую руку, и она бросила на нее благосклонный взгляд.
— Прелестно! Семейное кольцо, точно такое, как у меня. Точь-в-точь. Работа на загляденье. Я всегда это говорила.
Габор обернулся ко мне:
— Мой дед заказал эти кольца как гостевые подарки для дорогих друзей и родных. Таков обычай в Венгрии. Их дарят на память.
— Благородные господа, наши мадьяры, — подтвердила Валери. — Минка, а теперь я покажу тебе кое-что, — и она обнажила левую руку, — это кольцо Хуниади. Я получила его в подарок в свой последний визит. В середине рубин, и рядом, справа и слева, а это голова ворона с кольцом в клюве. Ворон — их геральдическое животное. И ваш герб, Габор, с виноградными гроздьями тоже очень красив. Минка, ты знаешь венгерский?
— К сожалению, нет.
— Тебе надо его выучить. Моя кузина в Вене говорит по-венгерски так же хорошо, как по-немецки. Она даже охотнее говорит по-венгерски. Знаешь, как по-венгерски «вино»?
— К сожалению, тоже нет.
— Бор.
— Бор… означает вино?
— Да, детка. А господин Бороши является господином вина. Габор, твое желание будет удовлетворено. Дорогая Минка, можешь оставить себе кольцо. Будто оно от меня, как талисман, чтобы ты выдержала до победного конца. Пусть оно принесет тебе удачу. А теперь пора возвращаться домой. Я уже пожертвовала вам достаточно времени. Меня дома заждались.
Весь обратный путь до казарм я готова была кричать от счастья. Никакой Фогоши. Опасность предотвращена. Габор не хочет Эльвири и наоборот. Я носила его кольцо на пальце. Меня он хотел в жены. Мы говорим друг другу «ты», и он взбудоражил весь Эннс, чтобы собрать залоговую сумму. Он не только говорил, но и действовал как мужчина… и его пальцы касались меня! Я ощущала тепло его кожи — высшая степень нецеломудрия. А поцелуи… Особенно тот поцелуй… с кончиком языка… у меня мурашки по спине побежали.
Никогда еще не испытывала я подобных треволнений. Куда прекраснее, чем первая чашка кофе. Прекрасней аплодисментов после «Юной спасительницы» на сцене. Любовь прекраснее всего на свете. Однако Эрмина права: безобидной эту штуку не назовешь!
Я была так погружена в свои мысли, что забыла управлять Адой. Она тут же остановилась, прямо посреди леса, принюхалась, громко чихнула, закусила дубовым листом, и только призывный оклик принцессы вернул меня к действительности.
Но потом все пошло само собой. Я с легкостью правила своей умной кобылой, и в дивной гармонии мы добрались до манежа, где в тени большого каштана нас с нетерпением уже поджидала Эрмина.
Как ни странно, она приняла историю с кольцом. Однако когда принцесса распрощалась, строго оглядела меня с головы до ног.
— Так… а это что такое? — гневно воскликнула вдруг Эрмина. — Шляпная булавка принцессы Валери? Откуда она взялась? И где твои чудесные булавки с красными бисеринками? Что случилось?
— Сучок проколол мою шляпу, — тут же солгала я, — в лесу. Я чуть было глаз не выколола.
— Что? Больше ты никогда не поедешь верхом через Айхберг. Габор, ты слышишь? Чтобы этого больше не было! И с прыжками тоже ничего не выйдет. Минке пришла почта, и она должна сразу же ответить и поблагодарить. Ты можешь проводить нас до отеля, если хочешь прогуляться. Но не более того. Мы сегодня ужинаем tête-à-tête[13], Минка и я.
Габор с радостью пошел с нами. У входа в «Черный орел» он поцеловал руку Эрмине и мне. Когда он взял мою руку, я затрепетала всем телом. Целование рук… как это прекрасно! Хочется, чтобы это повторялось бесконечно.
За ужином я молчала. Есть не хотелось, я была слишком взволнована. Мысли мои витали где-то далеко, так что Эрмина прочитала мне целую нотацию. Лишь после того как она показала мне письмо, я пришла в себя, и то не окончательно. Письмо было из Вены.
Из императорского пансиона для девочек в Йозефштадте. Циркулярное письмо всем новым воспитанницам, составленное директрисой. К нему прилагалась книжка «Истории на сон грядущий для ангелов», которые она нам горячо рекомендовала. Эрмина тут же прочла мне несколько страниц.