— Тридцать пять, девятнадцать…

— И телефонный справочник разорвал, — вздохнул Боря с сожалением. — Неужели тебе настолько сильно не хочется идти в школу?

— У меня на неё аллергия! — заявил я, и дальше читать вслух не стал.

— Как это — аллергия на школу? — удивился Боря.

— Так же, как и на апельсины и стоматологов. Никакой разницы, — пробурчал я и уткнулся носом в прохладную, слегка пыльную стенку.

Так лежать было неудобно, поэтому я уткнулся носом в пол. Тот не возмущался — стены дома были заняты тем, что перешёптывались друг с другом, передавая дальше текущую обстановку. Их совсем не удивляло, что двое мальчишек безобразничают — они привыкли ко многому. Да и вообще, сообщения стен домов всегда были краткими и напоминали рацию — вроде тех, что используются в такси.

— Три килограмма апельсинов только что поступило в двадцать пятую квартиру, — процитировал я одно сообщение, потому что к слову пришлось.

— Ленке привалило три килограмма даров от братьев наших цитрусовых? — присвистнул Боря. — Надо будет в гости зайти. А ты откуда знаешь?

— Я сквозь стены вижу, — соврал я.

— Врёшь! — догадался Боря.

— Вру, — признался я.

Это помогло Боре задать высокоинтеллектуальный вопрос:

— А почему ты так уверенно говоришь об аллергии, если ты и человеком-то никогда не был?

— Бу-бу-бу, бу-бу-бу, — неинтеллектуально передразнил его я.

— Да ну тебя, — решил Боря. — Я есть пошёл.

И потопал на кухню. Когда запах разогреваемого завтрака добрался до моего прижатого к полу носа, я не выдержал и пошёл следом.

Как только я оказался на пороге кухни, Боря сказал странным голосом:

— Т-так!

— Как? — искренне поинтересовался я.

— Не перебивай меня, когда я с младшими разговариваю!

И повторил своё «так», после чего поставил ультиматум:

— Или получаешь еду, но идёшь в школу, или не питаешься, но остаёшься дома. Выбирай!

При этом он так сильно размахивал кухонным ножом, что мой голод победил. А если победил мой голод, значит, победил и я! Не так уж плохо всё складывалось. К тому же, я умудрился выпросить у Бори за это целое желание. То есть я когда-то что-то попрошу, а он обязательно сделает. Я даже удивился — надо же, Боря с такой лёгкостью подписал свой практически смертный приговор!

— И что делать с этой бумажкой? — спросил в тон моим мыслям Боря.

— С какой бумажкой? — очнулся я.

— Да с запиской, — помахал Боря исписанным клочком бумаги. — Ода моей мамы в твою честь.

— Ну-ка, напой?

— Уважаемая Нина Аркадьевна!

— Эээ, стоп! — перебил его я. — Это совсем не мне ода. Или тебе кажется, что я похож на какую-то Нину Аркадьевну?

— Нина Аркадьевна напоминает мне не тебя, а мою классную руководительницу, — объяснил Боря. — Собственно, это она и есть.

— А причём тут я? — спросил я недоумённо. — И это нечестно по отношению к Нине Аркадьевне.

— Ты же не дослушал! — сказал Боря. — Это такое вступление. А о тебе там будет дальше.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — сказал я ему, и, выхватив листочек, убежал в комнату, где спокойно дочитал посвящённое якобы мне произведение.

К сожалению, его содержание особой оригинальностью не отличалось:

«Уважаемая Нина Аркадьевна!

Сестра одного из учеников вашего класса, Пети Сазонова, на некоторое время осталась у нас. Сами же Сазоновы уехали по уважительным причинам и в ближайшее время вернутся в город. Девочку зовут Боруэлла. Большая просьба — пусть она сегодня (и, возможно, завтра и послезавтра) посидит в классе. Поскольку мы с мужем до вечера будем находиться на работе, нет возможности оставить ребёнка дома. Мой сын, Боря Веткин, за ней присмотрит.

Заранее приношу извинения за причинённый ущерб.

С уважением, Веткина Надежда Петровна»

— Боря! — крикнул я в пустоту коридора. — Не думай, что я буду снова изображать девочку! Ни за что на свете!

Зеленые штаны с красными карманами и пиджак такой же расцветки — это Борин костюм времён его молодости и моего нынешнего возраста. А внутри этого странного костюма, предназначенного для маскировки среди помидоров, нахожусь я. Казалось бы — хуже не придумать, но Боря придумал и хуже. Он предложил мне надеть платье, которое было мне точно по размеру и осталось на память от вчерашнего превращения! Пришлось одевать красно-зелёное. Деваться было некуда.

— И как ты это носил? — недовольно спросил я, передвигаясь за Борей спортивной ходьбой. — Под пытками надевал, что ли?

— Я тогда был маленьким, — снисходительно сказал Боря. — И мне нравилось.

— Такое?!

— Ага! — радостно сказал он.

На улице было холодно — всё небо затянули тучи, дул ветер, всё время пытаясь сорвать с меня бейсболку.

— Отстань! — сказал я ветру. — Тебе её всё равно надевать не на что.

— Ну дай для коллекции, а? — попросил ветер.

Я замотал головой.

— Жадина, — сказал ветер и легонько толкнул меня в спину. — Жадная жадина, жадных жадин верховодина.

— Сам жадина! У тебя же этих головных уборов уже накопилось, как собак в курятнике. Даже больше.

— Тоже мне, арбуз говорящий. Отдай нахлобучку! Кому сказал?

Но я только крепче стал придерживать бейсболку рукой.

Она была такого же зелёного цвета, как и костюм. Это единственное, что мне нравилось в моём теперешнем виде. Только вот из-под бейсболки яркими осколками выбивались мои рыжие волосы…

Боре пришлось все шкафы перерыть, чтобы найти свою детскую одежду. Мы так долго искали, что успеть положить всё на место нам не удалось. Да и разве это не приятная работа для Бориной мамы?

— Ты чего там свистел? — поинтересовался Боря.

— А, это я не свистел, это я общался.

— А-а-а… — непонимающе сказал Боря.

Странный он, этот ветер. Вроде бы взрослый, а ведёт себя, как маленький. Больше всего любит играться, болтать и вредничать. Один из самых сложных характеров в мире!

— Элька, а сколько тебе лет? — ни с того ни с сего спросил Боря.

— Пять, — не задумываясь, ответил я. — Вроде бы ты меня придумывал пятилетним.

— Нет, сколько тебе лет вообще? — уточнил Боря. — Не тебе, как мальчишке, а тебе, как тому… который… из которого я тебя…

— Это ты к русскому языку так готовишься? «Который, которого, которому, котырёх»? — попытался сменить я тему.

— Ну честно, Элька? Не дурачься. Мне же интересно!

— Да не знаю я. Я же вчера говорил тебе, что никогда не появлялся, так?

— Так, — задумчиво сказал Боря.

— Ну и вот, — пожал я плечами. — Ты мне лучше вот что скажи — до ближайшей поликлиники далеко? Я уже весь чешусь. Вот видишь, начинается аллергия на школу. Я же говорил! Уже, наверное, сыпь по всему телу!

— Да ты просто в одежде ходить не привык, — спокойно сказал Боря. — Догоняй, Элька!

И побежал вперёд.

А я стоял и смотрел, как он убегает вдаль, становится ниже, ниже, а края пешеходной дорожки протягивают друг другу руки, приближаются…

Как только Боря поравнялся ростом со мной, я вприпрыжку побежал следом. А он вдруг остановился, обернулся и, приветственно махая руками, стал смотреть, как я приближаюсь к нему. Я на бегу снял бейсболку, и тоже замахал ею, будто флагом.

— Я сейчас! — закричал за меня мальчишка Элька, которому было всего пять лет. — Борька, я сейчас!

…А через полчаса я уже сидел с Борей за одной партой. Опасность аллергии отступила, чему я был несказанно рад. Реальной угрозой оказалось другое стихийное бедствие. Девчонки.

— Ой, какой маленький! — визжала одна. — Веткин, это твой брат?

— Троюродный, — невозмутимо отвечал Боря.

— Мальчик, как тебя зовут? — наступала другая.

Я беспокойно заёрзал на стуле.

— Ты что, не знаешь, как тебя зовут? — удивилась она.

— Говорят «иди сюда», — хмуро сказал я. — И я или иду, или не иду. В зависимости от обстоятельств.