— И всё-таки это неправильно, — задумчиво произнёс Боря. — А давай я тебя вот сейчас придумаю!
— Придумывай, — безразлично сказал я.
— Закрой глаза, — строго приказал мальчишка. Да откуда у меня… Впрочем, я решил не спорить и делать то, что говорят. Через несколько секунд я услышал хихиканье.
— Открывай, — донеслось сквозь смех.
Я открыл глаза.
Посмотрел на Борю. Снизу вверх. Чего это у него такое хитрое выражение лица?
Потом — на себя. И снова на Борю — недоумённо и испуганно.
В тех штуках, которые мне приказали закрыть, а потом открыть, предательски защипало.
— Ну зачем было придумывать меня девочкой? — обижено захныкала я и топнула ногой. С моей головы в это время слетел неаккуратно придуманный бантик.
3. Придумай меня обратно
— Я нечаянно, — изрёк Боря таким голосом, будто мечтал о таком превращении всю жизнь.
Я размазала слёзы по лицу и посмотрела на своего мучителя добрыми, честными, невинными глазами.
— Что именно нечаянно?
— Придумал тебя с немытыми руками. Теперь ты как Золушка детсадовского возраста. Где-то у меня носовой платочек валялся…
— А ты уверен, что он чище моего лица и рук?
Боря внимательно посмотрел на меня и тут же перестал рыться в карманах.
— Действительно, — сказал он уверенно. — Так даже лучше.
— Не лучше, не лучше, не лучше! — запрыгала я вокруг Бори, всеми силами пытаясь показать, как мне плохо. — Я не понимаю, чему ты вообще радуешься? Всё, хватит играться. Придумывай меня обратно. Срочно.
— Да ну, — надулось это наглое создание. — Так неинтересно.
Я запрыгала ещё бодрее, и стала при этом дёргать Борю за свитер:
— Придумай-придумай-приду-у-умай!
— Не скачи ты, мелочь пузатая, — приказным тоном сказал Боря. — А то второй бантик свалится.
— Делов-то! Свалится второй — останется третий. Можешь даже на память себе оставить его потом. Не отвлекайся. Давай. Ну?
Боря сделал круг, осматривая меня со всех сторон. Я показала ему язык, а потом — кулак. Да что там говорить — кулачок. Кулачишко. Нет, чтобы придумать меня грозным, могучим, всевидящим, всезнающим! Хотя это уже перебор — куда ещё больше всезнающим-то быть?
Я поспешно убрала кулак, сцепив руки за спиной, чуть наклонила голову набок и мило улыбнулась. Боря в ужасе отступил на два шага. Действует! Я улыбнулась ещё шире и часто замигала.
— Боренька, — тихо сказала я голосом ангела. Собралась продолжить речь, но этот придумыватель осмелился меня перебить.
— Надо же! — присвистнул он. — Такая маленькая, а уже кокетничает.
Я не подала виду, хотя была оскорблёна до самой глубины моей туманной сущности.
— Боренька, — повторила я, всё так же улыбаясь. — Бандит ты малолетний. Или превращай меня обратно, или я сама тебя превращу. По твоему же негуманному методу. В дневник двоечника. Того самого, который странички с двойками вырывает.
Конечно, до настоящего дня я ещё никого ни во что не превращала. Не то, чтобы не умела… Просто не было повода. Вдруг получится? Я тут же попыталась превратить пробегавшую мимо кошку в мышку, но бездомное домашнее животное даже окраса не поменяло. Что же, придётся быть самокритичной. Не мой день!
А вот у Бори вся радость мигом прошла. Он посерьёзнел, задумался. Присел на бордюр, схватился за голову. Наконец-то! Сейчас, сейчас меня превратят обратно… Боря, думай скорее!
И знаете, что он надумал?
— Не. Не надо в дневник. Ты меня лучше в отличника преврати, ага? Можешь даже не сразу, а постепенно. Я не обижусь. С географии начни, у меня там сплошные джунгли. А дома из-за этого — субтропический климат. Папа жару даёт, ещё и как! Заставляет два круга вокруг дома оббежать. А потом мама сезон дождей устраивает.
— Плачет, что ли? — удивлённо спросила я.
— Нет. Мыться заставляет. Представляешь?
Я не представляла. Ещё ни разу в жизни не мылась. Дождик, снег — всё это всегда проходило сквозь меня, не задерживаясь ни на секунду. Только дождик задумчиво или весело звенел, а снег любил петь колыбельные… Но Боре я сказала:
— Представляю. Ничего себе! Как они себе это позволяют? Ты в гринпис не жаловался?
— Ещё нет, — задумчиво сказал Боря. — А тебе действительно хочется превратиться обратно?
— Смеёшься? Всю жизнь об этом мечтаю! То есть уже все двадцать минут моего внезапного превращения! Что может быть хуже, чем быть пятилетней девчонкой? — спросила я Борю. — Причём вредной.
— А вредность откуда взялась? Этого я не придумывал!
— За работу по пребыванию в теле пятилетней девчонки вредность всегда дают. И молоком поят, не кипяченым, и… Список я позже предоставлю, тетрадь общую для этого найти надо. Лучше две.
— Не знаю, как у вас, а у нас за вредность бьют, — неудачно пошутил Боря. — Так как насчёт превращения в отличника?
— Неэтично, — сказала я. — Меня совесть заест.
Не могу же я сказать, что не я не колдун, правда? Да и вдруг эту отговорку ещё когда-то придётся использовать. А я такая, предусмотрительная.
— Ну ладно, — сказал Боря. Я облегчённо вздохнула. — Приготовься, превращаю.
А что мне готовиться? Я поправила бантик, подтянула сползший носок и плюнула. Три раза через левое плечо. Потом три раза через правое, на всякий случай.
— Ты чего это? Я что-то не так превратил? Неужели я создал плевательную биологическую машину? — испуганно затараторил Боря, когда я на всякий случай принялась повторять эту процедуру пятый раз. При этом его серьёзное лицо со сдвинутыми бровями и взглядом бывалого гипнотизёра сменилось глупым и озадаченным.
— Всё нормально, — успокоила я его. — Продолжай в том же духе. Только эффективнее, пожалуйста. И поднимись с бордюра, кто же важную работу сидя выполняет?
— Много кто, — насупившись, сказал Боря. Но с бордюра поднялся.
Хотя зря я это ему сказала — теперь он снова был выше меня, приходилось задирать голову вверх, и я чувствовала себя при этом очень неуютно. Кем я была, кем я стала? Ничего. Терпеть оставалось недолго.
Боря снова свёл брови и внимательно посмотрел на меня. Я засмущалась и переступила с ноги на ногу. Боря отошёл подальше, чтобы я по его ногам больше не топталась, вытянул вперёд руки, растопырил пальцы и продемонстрировал процесс лепки абстрактной фигуры из воздуха.
— Это виноград! — закричала я, радуясь своей сообразительности.
— Что? — недоумённо спросил Боря, не опуская рук.
— Ничего, — сказала я, поняв, что до скульптора ему так же далеко, как и до гипнотизёра. — Трудись. Родина вас не забудет.
— А ты почему не превращаешься?
Тогда я перестала себя обманывать, и признала, что до волшебника Боре так же далеко, как и до скульптора.
— Как ты меня превращаешь, так я и превращаюсь, — ехидно сказала я писклявым девчоночьим голосом. — Ещё немного, и я зареву с досады. Громко.
— Ладно-ладно, — беспокойно сказал Боря. — Сейчас превращу, я уже настроился, как следует. Получится лучше, чем было.
— Лучше, чем было, не надо. Верни мне утраченное, грабитель!
Прошло пятнадцать минут, затем полчаса. Я всё ещё смотрела снизу вверх. Я не менялась! Боря мрачнел, ходил вокруг кругами, подпрыгивал, выкрикивал все известные по мультикам заклинания. Мимо нас прошла моя сверстница (вот как мне, видимо, теперь придётся говорить), и спросила, во что мы играем, и не возьмём ли ёё в игру тоже. Я сказала, что я не девочка, а злой карлик-вампир. Моё озлобленное лицо, видимо, её убедило, и она с криком «Убивают!» убежала звать маму. Я хотела ей вдогонку напомнить, что в таких случаях лучше кричать «Пожар!», но мне было не до этого.
— Боря, — тихо и обречёно сказала я. — Когда ты превращал меня в первый раз, то так не прыгал. Ты тогда вообще ничего не делал. Просто превратил, и всё.